Оказалось, что она встретила Ландсберга с его студентами, когда возвращалась за нами к Морским воротам Котора, и пригласила их на ужин. Во всяком случае, именно так она объяснила присутствие излишнего количества гостей разъяренному Липатову, буквально ворвавшемуся на кухню.
– Все равно ты Вулановича пригласил на ужин! – защищалась Марина. – Следовало предупредить меня заранее, что ватиканский профессор тебе менее приятен, чем черногорский.
Ничего исправить было нельзя, поэтому оставалось только смириться. Мы уселись за стол и приступили к трапезе. Липатов сидел с мрачным выражением лица, но в конце концов наши с Тавровым и Мариной усилия, а также тосты под монастырку, вильямовку и лозовач разрядили обстановку. В заключение ужина последовал кофе и остатки привезенного из домодедовского дьюти-фри «Джемисона». Вот тут и начался разговор.
– Господин Липатов! Вам удалось найти то, что вы искали? – спросил Ландсберг. Я подумал, что Липатов даст отрицательный ответ. И еще подумал, что зря он отказывается от помощи Ландсберга: ведь ватиканский профессор может помочь с изучением документа из канцелярии папы Иннокентия Третьего. Но, похоже, что Липатов думал точно так же. Он достал из ящика тумбочки медные пластины и передал Ландсбергу.
– Взгляните, господин Ландсберг. Что вы можете сказать об этом?
Выражение лица Ландсберга, излучавшее благодушную доброжелательность, вдруг изменилось. Не знаю, как описать это изменение. Словно отдыхающий в шезлонге пляжник вдруг узнал, что его срочно вызывают на службу – примерно так. Ландсберг внезапно словно постарел лет на десять. Его студенты обеспокоенно следили за ним, и Юра даже коснулся плеча профессора. Но тот что-то пробормотал по- итальянски, и Юра снова вернулся к обязанностям переводчика.
– Извините, господин Липатов, сейчас господин Ландсберг ответит на ваш вопрос.
Ландсберг достал носовой платок, снял очки и долго протирал их стекла, затем снова водрузил их на нос и только после этого спросил:
– Кроме этого, вы еще что-нибудь нашли?
– Господин Ландсберг, я жду ответа на свой вопрос, – напомнил Липатов.
– Да, извините… Могу вам сказать, что это карта. Просто старая карта. Побережье трех морей: Эгейского, Ионического и Адриатического – от Константинополя до Триеста. Крупными буквами написаны названия городов и местностей, мелкими – фамилии знатных родов, населявших эти места.
– Это мы и сами поняли, – с легким раздражением заметил Липатов. – А что означают косая черта и буквы после каждой такой черты?
– Это не буквы, это римские цифры.
– Понятно, но все равно ничего не понятно, – вмешался я. – Вы можете яснее выражаться? Или вы тоже не знаете, что это в действительности означает, и строите догадки?
– Я знаю, что это такое, потому что я уже видел такую карту, – ответил Ландсберг. – Я видел ее в архиве Ватикана.
– Могу побиться об заклад, что эта карта принадлежала моему предку, Андрею Тузову! – вскричал Липатов, вскочив из-за стола. – Ее похитили иезуиты. И теперь понятно, что они сделали это по приказу римской курии!
– Я не знаю, как карта попала в архив Ватикана, – развел руками Ландсберг. – Но вы получите ее обратно и можете также оставить себе эти пластины, если отдадите мне то, что нашли вместе с этими пластинами.
– А откуда вы знаете, что мы еще что-то нашли? – быстро спросил Тавров.
– На этих пластинах всего-навсего выгравирована копия упомянутой карты. И без того, что вы нашли вместе с ней, карта не представляет никакого интереса.
– Ваша осведомленность потрясает! – насмешливо прокомментировал Липатов. – Может быть, в таком случае вы скажете, что мы нашли вместе с этими медными пластинами?
– Я знаю это в силу миссии, возложенной на меня кардиналом Маринелли, – ответил Ландсберг. – А вот вы совершенно напрасно пытаетесь узнать то, что вас совершенно не касается. Поверьте мне, господа, не стоит так упорно лезть в чужие тайны.
– Вы опять не ответили на мой вопрос, господин Ландсберг, – напомнил Липатов.
– Хорошо, я назову вам, что вы нашли вместе с этими пластинами, и в случае правильного ответа вы отдаете это мне, а себе оставите пластины. И если пожелаете, я вам передам оригинальную карту, хранящуюся в архиве Ватикана. Как вам мои условия?
– Извините, но условия здесь диктую я, – твердо заявил Липатов. – Не забывайте: то, на что вы претендуете, находится у меня и вы сможете это получить только с моего согласия.
– Хорошо. Ваши условия?
– Ответьте для начала на мой вопрос: как вы считаете, что мы нашли вместе с этими пластинами?
– Вы нашли буллу папы Иннокентия Третьего, – ответил Ландсберг.
Мы с Липатовым изумленно переглянулись.
– Может быть, вы скажете, что написано в этой булле? – небрежно спросил Липатов. Грамотный ход: ведь Ландсберг не может знать, что Липатов не смог разделить листы велена и потому незнаком с содержанием буллы. Но слишком небрежно сказал: похоже, что Ландсберг насторожился и не поддался на провокацию.
– Давайте так: вы отдаете мне буллу и даете слово, что никогда не будете пытаться узнать ее содержание или разглашать таковое, если упомянутое содержание стало вам известно неважно каким образом, – принялся Ландсберг формулировать очередное предложение. – Если вы примете это условие, то я расскажу вам, что в действительности означает эта карта. Вы оставляете себе пластины, а я в самом ближайшем времени передаю вам оригинал карты из архива Ватикана как вашу семейную реликвию. Случай будет беспрецедентный, но я добьюсь согласия понтифика на выдачу документа из архива в знак признания ваших особых заслуг – ведь вы передали нам бесценную буллу. Договорились?
– Дело в том, господин Ландсберг, что я и мои друзья разыскиваем древнюю реликвию, по праву принадлежащую моему роду, – пояснил Липатов. – И если булла содержит информацию о том, где находится эта реликвия, то вы должны сообщить мне эту информацию. В противном случае…
– Что за вздор?! – воскликнул Ландсберг. – Булла не содержит никакой информации ни о каких реликвиях или спрятанных сокровищах или тому подобных вещах. Если вы думали, что это карта спрятанных сокровищ, то вы очень сильно заблуждались.
– А откуда вы это знаете, если булла у нас? – поинтересовался Тавров.
– С каждой буллы, выходящей из канцелярии понтифика, в обязательном порядке делалась копия в папские регесты. И регесты времен понтификата Иннокентия Третьего сохранились практически полностью. Так что я читал эту буллу и прекрасно помню ее содержание.
– Хорошо, я согласен, – кивнул Липатов. – Господа, я прошу вас соблюдать условия нашего договора. Если кто-то не согласен с этими условиями, то прошу его покинуть гостиную на время нашего разговора с господином Ландсбергом.
Разумеется, все были согласны.
– Несите буллу, – потребовал Ландсберг. – Я должен увидеть предмет нашего договора.
Липатов удалился и через минуту принес эстамп с лежащей на нем буллой. Ландсберг осмотрел печать и благочестиво перекрестился на лики апостолов.
– Слава тебе, Господи, что услышал наши молитвы! Я вижу, господин Липатов, что вы не читали буллу?
– Я не рискнул отделять защитный лист велена от листа с буллой, чтобы не повредить документ.
– Тогда это все упрощает! – оживился Ландсберг. – Итак, слушайте, что означает карта, доставшаяся вашему роду. Я думаю, вы знаете, что ее составил дож Энрико Дандоло, но полагаете, что на ней указаны места, где дож спрятал несметные сокровища, вывезенные венецианцами из Константинополя. Не так ли?
– Во всяком случае, Андрей Тузов так полагал, когда отправлялся в свое роковое путешествие, – ответил Липатов.
– Так вот: дож Энрико Дандоло намеревался присоединить все побережье, указанное на этой карте, к владениям Венеции. Львиная доля сокровищ, награбленных в Константинополе, досталась венецианцам, но
