не любит он её. А какие-то иные отношения с Лесей казались кощунством. У кого бы они ни случились.
Так что пусть Тимур злится, но нет. Просто так он, Ворожцов, в стороне стоять не станет.
А Тимур злился. Шаг его снова ускорился, движения стали резкими и агрессивными. Там, где надо было просто отвести в сторону ветку, он норовил её сломать. Ничего. Пусть себе бесится.
Ворожцов поймал себя на том, что срывается на эмоции, и постарался выбросить из головы всё, кроме окружающего леса.
Лес на самом деле ожил. Что-то шуршало, скрипело, жужжало. Временами далеко-далеко доносились всхлипы. Звуки были странными, но они хотя бы были.
Тимур остановился, прислушался. Ворожцов притормозил, встал рядом. Где-то на краю слуха тренькнуло, или только показалось?
— Слышал? — насторожился Тимур.
Ворожцов кивнул в сторону.
— Там.
Тимур снова вслушался, теперь уже целенаправленно.
— Идём?
— Опасно, — покачал головой Ворожцов. — Вдруг кто специально приманивает? Брат говорил…
— Да иди ты в баню со своим братом, — отмахнулся Тимур. — У одного брат говорил, у второго на сайте написано. Говорил тебе брат, ну и что? Ты вот знаешь, что там пиликает?
Ворожцов мрачно помотал головой.
— Не знаю.
— Ну и толку от твоего брата тогда с его говорильней? Здесь везде опасно. Ты, Ворожа, о другом подумай. Сейчас нам двоим опасно, а потом, если что, опасно всем будет. И мелкому, и девчонкам. Ты этого хочешь?
Тимур посмотрел прямо, будто требуя ответа. Брат про такой взгляд говорил «как Ленин на буржуазию». И хотя Павел тоже знал и о Ленине, и о классовой вражде, и о Советском Союзе лишь из учебников истории, в устах старшего это сравнение звучало весомо.
— Ладно, — сдался Ворожцов. — Идём.
Тимур свернул с тропки, по которой шли до того, побрёл на звук. Вид у него был как у дворняжки, нашедшей ежа. С одной стороны, интересно и любопытно, с другой — страшно и колется.
Ворожцов запоздало подумал: аргумент Тимура — совсем не аргумент. Их дорога мимо шла, и никого бы эта опасность не задела. А что там и как — есть вещи, которые лучше и не понимать. Жить спокойней будет.
Дороги не стало вовсе. Лес шёл клочьями: то расступался проплешинами, то густел, становясь непролазным, почти чащобой.
Странный звук окреп и сделался различим. Теперь явно читалось, что природа его механическая. Живое существо такие звуки издавать не может. На секунду показалось, что играет магнитофон, но уже в следующее мгновение стало ясно: это не так. Играла в самом деле какая-то музыка, но скорее это напоминало заевшую пластинку, чем запись.
Механический голос напевал одну и ту же фразу. Заканчивал, без перехода начинал заново, и так по кругу. До бесконечности.
Звук нарос громче некуда. Ворожцов остановился. Он готов был поклясться, что источник за соседними кустами.
— Everybody do it, everybody move it… — неслось оттуда.
Язык зачесался задать вопрос, но спрашивать Ворожцов не стал. Во-первых, Тимур всё равно знает не больше его, во-вторых, зачем себя раскрывать. Неизвестно, что там в кустах. А так… может, их ещё и не заметили.
Тимур и сам стоял насторожённый. Но, поглядев на терзания Ворожцова, напустил на себя бравады и шагнул к кустам с гусарской лихостью и безрассудством. Дурак.
Ворожцов дёрнулся было, пытаясь остановить, предотвратить неизбежное, но Тимур оказался проворнее и уже пробирался сквозь заросли. Сухо затрещали ветки, зашуршал под ногами хворост.
Ворожцов метнулся следом.
Дурак чёртов! Вот поэтому их взрослые и не воспринимают всерьёз, пронеслось в голове и тут же забылось.
Кусты расступились, открывая взгляду новую поляну. Тимур дёрнулся, словно получил хорошую оплеуху, и застыл. Ругнулся себе под нос.
Обойдя его, Ворожцов вышел на открытое пространство.
— Everybody do it, everybody move it…
Посреди крохотной поляны высилась куча мусора. Звук исходил из неё, откуда-то из середины. Странный, механический. Впрочем, и сама куча была не менее странной — особенно здесь, в Зоне. Складывалось впечатление, будто рядом находился магазин «Детский мир», который просто избавился от брака, скинув его в соседние кусты. Давно, много лет назад.
Груда детских игрушек высилась чуть не до плеча. Мягкие мишки, собачки или кто там был, истлели, превратились в труху. Напоминанием о них из игрушечного кургана местами торчали клочья грязного заскорузлого искусственного меха. Пластиковые игрушки форму сохранили, но выглядели не лучше. Выгоревшая на солнце и умытая дождями пластмасса потеряла яркость. Цвета приобрели блеклый сероватый оттенок.
На пике кургана сидел пластмассовый, ещё советской штамповки кот в сапогах с оторванной лапой. Царь горы, не иначе.
— Everybody do it, everybody move it, — неустанно верещало из кучи.
Неуместно весёлая фраза, напетая бодрым механическим голосом, звучала сейчас пугающе. Ворожцов поёжился. Не могло здесь быть этой груды игрушек. И звука этого не могло быть. Откуда? Какая-то из игрушек поёт? Возможно, но этому хламу сто лет в обед. А батарейки — штука недолговечная. А без батареек никакая игрушка горланить не будет.
— Everybody do it, everybody move it…
Тимур сорвался с места так же неожиданно, как и остановился. Ломанулся к куче, принялся ногами раскидывать игрушечное нагромождение.
— Погоди, — одёрнул Ворожцов. Но в того словно бес вселился.
Яростно бормоча под нос что-то малоприличное, Тимур пинал и расшвыривал игрушки, руша возведённую неведомо кем пирамиду. Из недр кучи пахнуло гнилью. В сторону брякнулся пластмассовый телефон с расколотой пополам трубкой на шнурке. Веселая песенка полетела в сторону вместе с ним.
— Everybody do it, everybody move it…
Тимур спрыгнул с кучи и принялся безжалостно топтать старую поломанную игрушку.
— Every-o-o-y-o it, every-o-o-y-o-e it…
Тимур подпрыгнул и приземлился на обломки несчастной игрушки всем весом, двумя ногами. Под подошвами ботинок жёстко хрустнуло, и механический голос оборвался.
Наступившая тишина не принесла облегчения. Почему-то осталось чувство, что рядом кто-то есть. Тот самый, кто натаскал сюда эти игрушки. И этот неизвестный всё видел. И обиделся.
Ворожцов невольно огляделся в поисках опасности, но лес выглядел спокойно. Даже солнышко светило.
— Зачем ты так? — голос прозвучал хрипло, и Ворожцов поспешно замолчал.
— Надоело, — отмахнулся Тимур с напускной небрежностью, но было видно, что ему не по себе. — Не люблю, когда по ушам ездит всякое… Как думаешь, кто сюда всё это притащил и зачем?
Ворожцов пожал плечами. Подошёл ближе к куче, молча принялся разглядывать размётанные останки.
Кто сюда это притащил и зачем? Если б куча появилась, к примеру, ночью возле их лагеря, он бы заподозрил блондинчика. Такая идиотская шутка была вполне в духе Сергуни. Хотя нехилую гору хлама ради издёвки даже он бы с собой не поволок.
Выходит, это сделал кто-то из местных жителей. Людей или нелюдей.
Зачем?
