— Я не знаю, — тихо сказал тот и резко обернулся. — А если не глюки?
Тимур всмотрелся в залитый солнечным светом конец улицы. Недостроенный дом, дырявая тень от него в форме пирамиды, груды битого кирпича и строительного мусора. Где-то там осталась Леся…
Как только в памяти всплыл знакомый образ, сознание вновь щёлкнуло и стерло картинку.
Хлоп, и нет её.
Только улица тонула в поросшем бурьяном пустыре с остатками покосившегося забора. Когда-то там были огороды, а теперь торчали огрызки досок, и колыхалась от лёгкого движения воздуха трава…
Неправильно она колыхалась в одном месте. Против ветра.
— Видишь? — Тимур сглотнул и перехватил обрез. — Там, у забора.
— Да, — кивнул Ворожцов. — Не глюки.
Слепая собака вышла на дорогу неспешно: без опаски, но и не торопясь бросаться вперёд. Повела уродливой мордой сначала в одну сторону, потом в другую, будто принюхивалась. Тимур обратил внимание, как Ворожцов машинально прижал к боку покусанную руку и засопел.
— Одна? — косясь на ПДА, уточнил Тимур.
— Вроде бы.
В голосе Ворожцова больше не было того безумного пофигизма, который так испугал Тимура в доме с проваленным полом. Ботан снова боялся, и это в данном случае обнадёживало. По крайней мере не станет без повода кидаться грудью на амбразуру.
Псина опустила башку к земле и безмолвно потрусила вперёд, словно взяла след. Тимур живо дёрнул в сторону с дороги. Ворожцов как привязанный мотнулся следом.
— Пропустим? — спросил Тимур, прижимаясь к столбу и ведя стволом цель. — Или шарахнуть?
Ворожцов неотрывно следил глазами за тварью и сопел. Кажется, в тот момент ему было по барабану, как избавиться от присутствия псины — лишь бы поскорее. Да уж, советчик.
— Если к нам повернёт, пальну, — прокомментировал Тимур скорее для себя, чем для Ворожцова. — А пойдёт прямо — так и пусть чешет. Скатертью дорожка.
Палец застыл на спусковом крючке. Тимур плавно вёл обрезом слева направо. Слепая псина рысцой двигалась по улице, приближалась.
Когда тварь поравнялась с ними, она на секунду замедлила бег. Повернула к Тимуру изъеденную язвами морду и коротко оскалилась. Но не рыкнула, не гавкнула. Даже не фыркнула.
Псина будто бы усмехнулась ему в лицо и потрусила дальше.
Тимур провожал стволом собаку до тех пор, пока она не скрылась из виду, и только после этого опустил обрез. Убрал затёкший палец со спускового крючка.
— Ушла вроде, — сипло сказал он, прокашлялся. — Ушла?
— Да, — отозвался Ворожцов, глядя на экран. На лбу у него выступил пот.
— Ты нормально? — спросил Тимур.
— Сойдёт. — Ворожцов осторожно подвигал перевязанной рукой. — Аж рана заболела. Как почувствовала, зараза.
— Я слышал о таком, — кивнул Тимур. — Психомоторика, что ли…
— Сам ты психомоторика, — проворчал Ворожцов, переключая ПДА на детектор. — Пойдём, землянку проверим.
Лачугу обследовали больше для галочки, чем с реальной надеждой на то, что прибор окажется в ней. Избёнка дышала на ладан, и Тимур даже не рискнул забираться внутрь: только пригнулся, держась за остатки крылечного козырька, и посветил фонариком в просевший вход.
— Там мне одному не развернуться, не говоря уж о троих учёных, — разгибаясь, сказал он. — И аномалии никакой не видно. Ты напутал, что ли?
— Аномалия есть, — ответил Ворожцов, показал чёткую точку на детекторе. — Ты не заметил, наверное.
— Да вроде фонариком светил.
— Если электрическая, то в свете её, наоборот, хуже видно.
Тимур выключил налобник и снова нагнулся. Дал глазам привыкнуть, всмотрелся. Где-то в глубине развалившейся избёнки действительно кружили несколько мерцающих огоньков, слегка разгоняя тьму. Только в отличие от жёлтых, которые вились над огненными скороварками, у этих был голубоватый оттенок.
— Да, похоже на электрическую, — обернулся он. — Но, насколько я понимаю, это никак не наш вариант?
— Не наш, — согласился Ворожцов. — Методом исключения получается…
Он указал на соседний дом с верандой.
Лезть через одряхлевшие дворовые постройки и раскисшую канаву возле перекошенной ограды было опасно. Тимур решил обойти с улицы. Они вернулись на дорогу, прошли метров пять и остановились перед железными воротами.
Не крепость, но дверь вполне надёжная. Жестяной забор по обе стороны давно проржавел и изогнулся, хотя прорех в нём не было.
Тимур дёрнул калитку. Заперто. Он отошёл от ворот и пнул ногой крайнюю секцию забора. Громыхнуло. Рыжая труха сыпанула на землю, но забор устоял. Мало того: острый железный край отошедшего листа едва не пропорол ботинок.
— Огрызается.
Тимур отступил на шаг и с размаху врезал каблуком в самый центр ржавого листа. Звук получился громче, трухи осыпалось больше, ногу отпружинило сильнее, но результат оказался всё таким же — нулевым.
— Хватит долбить, — сказал Ворожцов и двинулся вдоль забора. — Наверняка есть какой-нибудь лаз.
— Ищи свой лаз, — обронил Тимур и в третий раз саданул по строптивой секции, вложив в удар весь свой вес.
Нога провалилась вместе со слетевшим листом, и Тимур чуть не вписался лбом в поперечину. В последний момент успел выставить руку и ухватиться за соседнюю секцию. Замедлить падение получилось, остановить полностью не удалось. Инерция оказалась слишком велика, и Тимур вместе с рюкзаком повалился на выбитый ржавый лист.
Тут же вскочил, громыхая, и упёрся взглядом в недовольную рожу Ворожцова. Тот укоризненно смотрел через прореху в заборе и качал головой.
— Чего уставился? — набычился Тимур, поправляя рюкзак.
— Отлично загримировался. — Ворожцов поводил пальцем возле щеки, намекая на перемазанную физиономию самого Тимура. — Только зря старался: вся маскировка насмарку после такого грохота.
— Смотрю, чувство юмора прорезалось, — сказал Тимур, вытирая рукавом перепачканное в ржавчине лицо. — Вовремя оно у тебя, ничего не скажешь.
— Нос вытри, — посоветовал Ворожцов.
— А ты под носом, — вернул Тимур.
Ворожцов машинально провёл кулаком над верхней губой — жест получился дурацким.
— Тьфу на тебя, — улыбнулся он.
— Подобрал сопли? — Тимур тоже беззлобно усмехнулся. — Ладно, готовь шарманку и пошли. Надеюсь, прибор твоего брата здесь.
Пол на веранде, как ни странно, оказался цел, хотя и захламлён. Навес тоже сохранился почти полностью, лишь самый его угол обвалился вместе с рваным куском рубероида и проржавевшей водосточной трубой.
На входной двери лохматились остатки обивки. Вдоль косяка угадывалась нехитрая резьба, гласившая, что некий Гриша тут любил некую Клаву в июле 1983-го. На толстых скобах висел амбарный замок.
Тимур дёрнул за ручку, хотя и так было видно, что скобы вколочены глубоко, а доски не гнилые.
— Тоже пинать будешь? — полюбопытствовал Ворожцов.
— Не буду, — ответил Тимур. — Глянь, ставни наглухо забиты?
