— Скажи, Андреа, — Бобби отложил вилку, так и не проглотив ни кусочка. — На пленке, которую давал тебе слушать О'Мэлли, были чьи-нибудь еще голоса?
— А какая разница?
— Ну, ты же не знаешь наверняка, что Джимми у О'Мэлли. Ты знаешь только, что у него имеется запись голоса Джимми.
— По-твоему, я об этом не думала? Но это все, за что я могу ухватиться. Бобби, все, чего я хочу, — это увидеться с папой.
Рыдания сдавили ей горло.
Патрелли встал, обошел вокруг стола, сел рядом с Мэгги. Он обнял ее, прижал к себе и забормотал: «О, любовь моя, любовь моя». Он всегда называл ее так.
Мэгги в отчаянии припала к нему. Такой знакомый, почти родной. И как она любила его… Но она — уже не та девочка, какой была когда-то. Мэгги выпрямилась.
Патрелли нежно отвел волосы с ее мокрого лица, наклонился, приблизив губы к ее губам, и Мэгги почувствовала, что он дрожит. И положила ладонь ему на грудь.
— Нет, Бобби, — тихо сказала она. — Не надо.
Он бессильно уронил руки. Потом встал и вернулся на свое место по другую сторону стола.
— Где тебя найти?
Патрелли понимал, что в его дом Мэгги не вернется.
— Я остановлюсь у мамы, в Порт-Вашингтоне, — ответила Мэгги. — Ей сейчас плохо. Пол мертв.
— Что?
Мэгги быстро пересказала ему все, что знала о смерти Пола. Как она и ожидала, Бобби не задавал лишних вопросов.
Мэгги подняла с пола рюкзачок. Она выпросила у Донни другой пистолет, вместо отобранного О'Мэлли, и вес его действовал успокаивающе. Достав со дна рюкзака запрятанный туда конверт, она положила его на стол перед Бобби:
— Передай папе это письмо, хорошо?
Патрелли, ничего не ответив, взял конверт. Мэгги начала выбираться из кабинки.
— Мне пора.
Патрелли взглянул на тарелки с нетронутой едой:
— Сначала ты должна что-нибудь съесть.
Он заказал суп и смотрел, как Мэгги прихлебывает его.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Эй! — Кто-то тронул Сэма за плечо, и он проснулся.
— Да-да. В чем дело?
Он с трудом поднялся на ноги. Дождь прекратился, в небе повисла мокрая луна.
— Мистер!
Сэм отпрянул — в нос ему ударил смрад старых лохмотьев и немытого тела.
— Что вам?
Существо отошло на несколько шагов, поманило его за собой:
— Пойдем.
Голос был женским. Женщина подняла вверх сжатый кулак, потрясла им в воздухе. Сэм вгляделся — она держала в кулаке один из снимков, которые он дал Янки.
— Вы та, кто знает мужчину на этой фотографии?
Сэм боялся спугнуть женщину. Она опять поманила его.
— Док, — сказала она. — Доку плохо.
Она говорила о Янки. Сердце Сэма оборвалось. Старый дурак, должно быть, ухитрился напиться, упал, расшибся. Сэм взглянул на дверь гаража при доме священника и неохотно сказал:
— Ладно, ладно. Иду. Где он?
Женщина торопливо засеменила по проулку. Сэм последовал за ней. Та нырнула в щель в одном из заборов, спустилась на набережную, и Сэм понял, что она ведет его во мрак, под Уильямсбургский мост. Он вытащил сзади «ЗИГ» из-за ремня и сунул его за ремень же, но спереди. Под ногами мусор: битые бутылки, картонные коробки, опрокинутые помойные баки. Запах гниющих отбросов.
Женщина остановилась у груды тряпья, лежавшей в луже. Черный плащ из мешка для мусора, пакеты с алюминиевыми банками.
Сэм присел на корточки, положил ладонь на колючую щеку старика — кожа была холодной и влажной. Потом сдвинул ладонь к шее Янки, чтобы нащупать пульс, и пальцы уткнулись во что-то мокрое, липкое. Кто-то перерезал старику горло.
— Вы видели, кто это сделал?
Женщина не ответила, и Сэм, подняв глаза, обнаружил, что остался в одиночестве.
Стараясь не сдвинуть ничего с места, Сэм встал, огляделся по сторонам. Фары проезжавшей вдали машины на миг высветили окружающее — и что-то ярко блеснуло в руке старика. Сэм нагнулся посмотреть, что это, и увидел темно-лиловую бархатную сумочку с бутылкой «Чивас Ригал». В сумку была засунута и фотография, которую Сэм дал Янки, чтобы тот показывал ее местным.
Кто-то заманил сюда старика и перерезал ему горло.
Сэм еще раз оглядел Янки, молча попрощался с ним. Потом вернулся прежним путем и облегченно вздохнул, увидев фонари и движение на Делэнси-стрит. Рядом с магазином, запертым на ночь, нашел работающий телефон, набрал 911. Ждать ответа пришлось долго, Сэм успел вытянуть из упаковки, лежавшей у него в кармане, бумажный носовой платок и стереть с ладони кровь Янки. Услышав голос в телефоне, он прикрыл трубку платком и быстро сказал: «Тело под восточным въездом на Уильямсбургский мост».
Вешая трубку, Сэм обнаружил, что бумага прилипла к его рукам. Он начал тереть ладонью о ладонь, скатывая бумагу в окровавленные катышки, которые осыпались на землю.
С бумагой все просто, а вот для того, чтобы смыть кровь Янки с рук, нужно найти воду и мыло — да хорошо бы еще и убийцу старика.
Спустя несколько минут Сэм был уже у церкви Христа Искупителя. Он нажал на кнопку звонка и для пущей убедительности постучал кулаками по двери. В окне наверху вспыхнул свет, потом зажгли свет и в холле.
— Что такое? Что случилось? — В щель выглянул отец Лачински. Он еще возился с поясом выцветшего халата.
Сэм придержал дверь ногой, чтобы не закрылась. Ему казалось, что весь мир он видит через красный фильтр. Что именно создавало этот фильтр: кровь, ярость, усталость, страх, — Сэм точно не знал. Скорее всего, все вместе.
— Где моя жена?
— Ваша жена? Здесь ее нет.
— Где Патрелли?
— Спит.
— Позовите его.
— Что вы себе позволяете? Сейчас поздняя ночь!
Сэм вступил в холл, закрыл за собой дверь:
— Вытащите Патрелли из кровати. Мне нужно поговорить с ним.
— Не стану я этого делать. Я лучше в полицию позвоню.
— Даже не думайте.
Сэм схватил Лачински за руку и поволок спотыкающегося священника вверх по лестнице, распахнул первую же попавшуюся дверь. Тускло освещенная спальня, промозглая оттого, что ею давно никто не
