руки. Спасибо, добрый мой Симон Абрамович!
И в следующих турах Чигорин как бы переродился. Он постиг секрет успеха: во время каждой партии думать не о том, силен или слаб противник, не о возможном результате борьбы, а только о том, чтобы сыграть как можно лучше, отдать всего себя творчеству в эти тяжелые пять-шесть часов.
Ведь мастер только тогда не чувствует угрызений совести после проигрыша, если он может честно сказать самому себе: «Я сделал, что мог! Кто может, пусть сделает больше!»
Партия за партией! Победа за победой! В следующих десяти турах Михаил Иванович набрал 8? очков и нагнал шедшего на первом месте Блекберна, опередив Цукерторта.
Вскоре наступила решающая схватка двух лидеров турнира.
Блекберн играл белыми, но, к общему удивлению, избрал спокойный симметричный вариант ферзевого гамбита, видимо опасаясь русского соперника и стремясь к почетной ничьей.
Чигорин быстро перехватил инициативу и начал стремительный штурм королевского фланга. Жертва им двух коней за ладью и две пешки разрушила прикрытие белого короля и оставила «его величество» беззащитным против тяжелых фигур русского маэстро. И здесь Чигорин допустил первую ошибку. Вместо того чтобы двинуть слоновую пешку, что вело к красивому выигрышу, он двинул соседнюю, коневую. Этим победа была упущена!
Блекберн, отгоняя ферзя противника, стал повторять одни и те же ходы – знак безмолвного предложения ничьей. Она позволила бы обоим партнерам сохранить лидерство. Но «боязнь ничьих» была характернейшим спортивным недостатком (а может быть, достоинством?) Чигорина.
Возможно также, что Михаил Иванович поддался типичной психологической иллюзии, хорошо знакомой каждому опытному шахматисту. Когда упускаешь шансы на выигрыш, как-то не можешь примириться с этим и играешь в равной позиции, как будто у тебя прежнее преимущество. А играть в равной позиции на выигрыш – значит играть на проигрыш! Отказываешься от легко достижимой ничьей, начинаешь необоснованно усложнять борьбу и в результате оказываешься у разбитого корыта! Так случилось и с Чигориным в этой встрече. Он уклонился от повторения ходов и отступил ферзем на край доски. Преимущество перешло к англичанину. Но даже спустя еще шесть ходов Михаил Иванович имел возможность добиться вечного шаха, но – теперь уже совсем необоснованно! – отказался от возможности спасти партию. Блекберн развил неотразимую атаку, и на 48-м ходу Чигорин сдался.
Это неожиданное поражение, после того как он добился выигрышной позиции, деморализовало русского маэстро.
Такой упадок духа и воли к победе после обидного поражения бывает у многих шахматистов. Вообще бойцов шахматной арены можно разделить на три психологические группы.
Одни из них, например Чигорин, Рубинштейн, Капабланка, после проигрыша играют явно хуже обычного – неуверенно и пассивно. Другие, как Стейниц, Ласкер, Ботвинник, не ощущают влияния проигрыша и после него играют столь же хорошо, как раньше.
И третью, самую интересную группу бойцов проигрыш только стимулирует к новой напряженной борьбе. Блестящим представителем такого типа шахматистов был Алехин, который после поражений (а они случались у него крайне редко!) играл так яростно, смело, окрыленно, будто его сжигала жажда шахматной вендетты. Но, конечно, люди такой страстной воли и среди шахматистов редки, как алмазы в природе!
Гроссмейстеры и мастера наших дней в большинстве тоже неважно переносят проигрыши и поэтому взяли себе за правило в случае неожиданных, деморализующих поражений в следующей, очередной партии делать «ничейную передышку», чтобы прийти в себя, восстановить форму и, так сказать, подтянуть психологические резервы.
Но в прошлом веке спортивная тактика еще не была разработана, и Чигорин, тяжело переживавший по неопытности не только проигрыш Блекберну, но и потерю лидерства, совсем расстроился и в пяти финишных партиях потерпел еще три поражения, упустив не только первый, но и второй призы.
Победителем турнира вышел блестяще игравший чемпион Англии Блекберн. Он в личной встрече выиграл и у другого опасного соперника – Цукерторта и, обогнав его на три очка (!), завоевал первый приз. Блекберн набрал 14 очков из 17 возможных.
Вторым был Цукерторт – 11 очков, третий и четвертый призы поделили Винавер и Чигорин с 10? очками у каждого. Чигорин выиграл десять партий, проиграл пять и сделал лишь одну ничью!
– Что я вам предсказывал в Петербурге? – хлопнул Чигорина по плечу добродушный Винавер. – Неплохо дебютировали, хоть и сорвались в конце. Не привыкли играть с равными по силе! Опыт – это все в международных соревнованиях. Ничего! Все в свое время! А вообще – поздравляю! Жаль только, что Блекберна выпустили, да и меня, старика, «обидели»… Но вот что главное: вы, как Петр Первый, прорубили окно в Европу, только – в шахматную!
Чигорин покачал головой:
– Эх, Симон Абрамович! Если бы вы знали, с каким трудом мне все дается. Тут уж не окно, форточку хотя бы. Есть такой поэт – Минаев – остроумнейший стихотворец. Мне перед отъездом приятель дал прочесть такую его забавную штучку:
– Это все верно, и все же большое дело сделали. Хе-хе! Русская звезда!
Винавер был не одинок в своих похвалах. Немецкие газеты писали, что «из иностранцев, приехавших в Берлин, наибольший интерес возбуждают секретарь петербургского шахматного клуба Чигорин, англичанин Блекберн и американец Мэзон».
Особенно поразил немецких шахматистов комбинационный талант Чигорина. Так, про его встречу со Шмидтом писали: «Чигорин блистательно окончил партию изящной и неожиданной комбинацией, обратившей на него общее внимание».
Для нас, конечно, особенно интересно мнение знатоков того времени, воочию наблюдавших игру русского маэстро; они как будущие соперники особенно тщательно выясняют сильные и слабые стороны новоявленного таланта.
Цукерторт в своем шахматном журнале писал: «Представитель России был допущен к участию в турнире как маэстро, выдвинувшийся у себя на родине. Стиль его игры предприимчив и энергичен, комбинации очень остроумны, но он играет чересчур смело. Мы приветствуем его блестящий дебют. До сих пор он был нам известен лишь как сильный местный шахматист. Теперь одним прыжком Чигорин стал в ряд международных маэстро.
Очень характерна партия Чигорина с Блекберном. В сложном положении Чигорин абсолютно правильно пожертвовал фигуру, чем обеспечил себе ничью, однако он не пожелал довольствоваться половиной очка и проиграл.
В будущих соревнованиях Чигорин будет опаснейшим соперником».
Выигрыш Чигорина у тогдашнего чемпиона Германии Луи Паульсена немецкий журнал «Дейче шахцайтунг» охарактеризовал так: «Одной этой партии достаточно, чтобы признать представителя России первокласснейшим маэстро».
Действительно, когда изучаешь эту партию, создается впечатление, будто она играна не в 1881, а в 1968 году! Настолько в игре Чигорина органически соединены тонкая стратегия наших дней, последовательное наращивание позиционного преимущества и финальная комбинационная атака.
В цитированных отзывах зарубежной печати обращает внимание и то, что Чигорину было приятнее всего прочесть, – он прежде всего именовался «представителем России», то есть уже с первого же шага способствовал международному признанию русского шахматного искусства.
Материально его поездка в Берлин тоже оправдала себя. Чигорин с Винавером получили по 300 марок, то есть по 130 рублей по тогдашнему валютному курсу. И хотя турниры Германского шахматного
