гениальный француз одержал победы с общим счетом +45, –27, =13.
Макдоннела сменил Говард Стаунтон – известный шекспировед, издатель шахматного журнала и автор ряда книг по теории игры. Одно время, до побед Андерсена в первых лондонских турнирах, Стаунтон имел репутацию лучшего шахматиста мира.
О блестящем Блекберне я уже рассказывал. Большой популярностью одно время, как «надежда Англии», пользовался семнадцатилетний лорд Сесиль де Вер, выигравший в 1865 году при форе «пешка и ход» матч у Стейница со счетом +10, –2, =3.
В Лондоне существовал ряд шахматных клубов – от обычных общедоступных до аристократического «Сент-Джордж клаба» и «Сити оф Лондон клаба», членами которого были богатые купцы, банкиры, промышленники. Особенную популярность завоевало шахматное кафе «Сигар-диван», оформленное в восточном, экзотическом стиле.
Были шахматные клубы и во многих других городах и в курортных местечках: в Манчестере, Ливерпуле, Лидсе, Ноттингеме, Гастингсе, Бристоле, Брайтоне и др.
В Лондоне в 1851 и в 1862 годах состоялись первые в истории шахмат международные турниры, принесшие, однако, победы не англичанам, а немцу Андерсену.
Характерно для английского шахматного движения, что во второй половине девятнадцатого века сильнейшие иностранные маэстро неизменно переселялись в поисках славы и денег именно в Лондон. Долгие годы там жили Стейниц, Цукерторт, Левенталь, в конце века – Ласкер.
Турнир 1883 года, проходивший почти два месяца – с 14 апреля по 10 июня, – был организован с неслыханным финансовым размахом.
В подписке на призовой фонд приняли участие клубы, рядовые любители игры, меценаты из аристократии и буржуазии. Рекорд поставил «Сент-Джордж клаб», подписавший 666 фунтов стерлингов – шутка в духе холодного английского юмора. Ведь тогда не было ни одного англичанина, с малых лет не читавшего Библию, и все они знали, что 666 «по Апокалипсису» является «звериным числом».
Общая подписка по Великобритании дала еще 123 фунта, а по Индии – 481 фунт. Особенно раскошелился раджа Визанагар, подписавший 200 фунтов. 300 с лишним фунтов были выручены от продажи входных билетов, а венгерский маэстро и банкир (уникальное сочетание профессий) барон Колиш учредил приз в 25 фунтов за лучший результат непризера против победителей.
Играли четырнадцать участников в два круга, но это вовсе не значило, как в наши дни, что каждый с каждым должен был сыграть по две партии. Принципиальным недостатком турнирного регламента тех времен была установка на переигрывание ничьих до победы одного из партнеров. Программой Лондонского международного турнира предусматривалось, что ничьи переигрываются два раза, и лишь третья ничья заносится, как таковая, – каждому по пол-очка – в турнирную таблицу.
Это была тяжелая добавочная нагрузка для участников! Даже Чигорину, обладавшему очень острым, смелым стилем игры и принципиально избегавшему всякого упрощения позиции, в двадцати восьми турах пришлось переигрывать шесть ничьих. Еще больше страдали другие маэстро, особенно те из них, кто не любил необоснованного риска или тяготел к позиционно-маневренной борьбе.
Не мудрено, что Лондонский турнир очень затянулся, так как было только четыре туровых дня в неделю. Играли по утрам и вечерам, так что отложенных партий не было, но два дня в неделю было посвящено переигрыванию ничьих.
Единственное достоинство системы переигрывания до победы было то, что она волей-неволей вынуждала участников к крайне острой, напряженной борьбе.
Огромным же недостатком, помимо затягивания турниров и выматывания сил маэстро, было крайне вредное влияние этой системы на тогдашнюю теорию дебютов. Она психологически ориентировала шахматистов не на то, чтобы, как в наши дни, находить для белых активные продолжения, сохраняющие преимущество выступки, а для черных – продолжения, уравнивающие шансы или дающие прочные защитительные позиции. Требовалось, наоборот, и за белых и за черных находить самые острые, рискованные варианты, при которых обе стороны с самого начала могли бы вести бесшабашную атаку друг на друга.
Лондонский международный турнир вызывал огромный интерес и в Англии и во всем шахматном мире своим блестящим составом. Англичане, конечно, мечтали о победе своего соотечественника Блекберна. В предыдущих международных турнирах английский чемпион неизменно занимал высокие места, а совсем недавно – в 1880 и 1881 годах – даже завоевал первые призы.
Мировое же общественное мнение рассматривало Лондонский турнир как соревнование двух сильнейших шахматистов мира: Стейница и Цукерторта.
Английский журнал «Бритиш чесс мэгэзин» писал: «Когда Цукерторт играл свою вторую партию со Стейницем (первую Цукерторт проиграл, а вторую выиграл. –
Хорошие места брались буквально с боя, и захватившие их зрители с беспримерной выдержкой оставались на них неподвижно до конца партии».
Правда, была у турнира и другая особенность, облегчившая условия игры. Впервые были применены изобретенные английским часовщиком Вилсоном двойные контрольные часы, которые применяются и в наши дни. На обдумывание давалось 15 ходов в час, и просрочка времени каралась не штрафом, как в других турнирах того времени, а означала, как и в наши дни, поражение.
Турнир закончился полным триумфом Цукерторта, набравшего 22 очка из 26 возможных и опередившего на три очка своего главного соперника Стейница.
Третьим был многолетний чемпион Англии Блекберн с 16? очками. Чигорин набрал 16 очков и завоевал четвертый приз.
Любопытно, что в турнирной таблице в графах, относящихся к первым четырем победителям и содержащих результаты 92 встреч, отмечена только одна ничья. Другая интересная подробность: Цукерторт, игравший так хорошо, как никогда в жизни, все же потерпел четыре поражения, причем два из них от Сэлмена и Мортимера, занявших места в хвосте турнирной таблицы, что указывает на сильный состав турнира и отсутствие «аутсайдеров».
Мировому общественному мнению турнир дал материал для двух основных выводов. Первый – определить сильнейшего шахматиста мира (тогда еще в шахматном спорте не было понятия «чемпион мира») можно лишь в единоборстве между Цукертортом и Стейницем.
Второй – на мировом шахматном небосводе появилась новая звезда первой величины – русский маэстро Михаил Чигорин. Особенно поразило всех, что Чигорин в превосходном боевом стиле выиграл обе партии у Стейница и таким образом как бы сделал заявку на борьбу за мировое первенство. С другими зарубежными знаменитостями Михаил Иванович тоже сыграл успешно: выиграл обе партии у тогдашнего чемпиона США Мэкензи, со счетом 1:1 закончил встречи с Блекберном и Мэзоном.
Но Чигорин мог бы сыграть еще лучше, если бы ему порой не изменяла спортивная выдержка и он не допускал бы иногда роковых просмотров (как говорят шахматисты – «зевков») в чисто выигрышной позиции.
Этот недостаток наблюдался у него даже в самой, казалось бы, благоприятной обстановке – когда он играл с энергией, воодушевлением и целеустремленностью. Вероятно, эти просмотры объяснялись минутами внезапной усталости, которые ощущает шахматный боец после напряженных и трудных моментов в партии, когда кажется, что победа, как говорят в наше время, – «дело техники». Конечно, такие минуты депрессии при крепкой нервной системе нетрудно преодолеть, но как раз у Чигорина с молодости нервы были не в порядке. Да и вообще в то время медицина неврастению, нервное переутомление, нервное истощение не считала болезнями, почему страдавший ими человек не заботился о себе. А какие тяжелые спортивные последствия влекли они за собой у шахматиста! С годами же склонность Чигорина к «зевкам» и грубым ошибкам, особенно на исходе хорошо проведенной партии, принимала все большие размеры.
В Лондонском турнире в партии с английским маэстро Бердом он ухитрился в совершенно выигрышной позиции «зевнуть» фигуру. «Единственный просмотр фигуры во всем турнире», – было сказано про эту партию в турнирном сборнике. Столь же неожиданно Михаил Иванович «подарил» чистое очко Мортимеру.
Всего Чигорин в 26 партиях одержал 16 побед при 10 поражениях, что, учитывая малую турнирную опытность Михаила Ивановича и его стремление добиваться победы иногда с необоснованным риском и
