будущий победитель которых начинал с двух поражений. Но человек, думающий лишь о первом месте, рассуждает так: «Если при начале я мог потерять лишь шесть очков из восемнадцати, то теперь я, после потери двух очков из трех, должен из кожи лезть, так как необходимо набрать одиннадцать очков в пятнадцати оставшихся встречах». Задача еще более трудная! И он начинает играть еще более нервозно и авантюрно, и каждый новый проигрыш только подхлестывает его к такой нездоровой спортивной тактике.
И только когда маэстро после ряда «незапланированных» проигрышей осознает, что у него больше нет ни малейших шансов не только на первое место, но и на следующие призовые места, иллюзии рассеиваются, он успокаивается и начинает играть так, как должен был бы играть с самого начала: думая не о первом месте, не об очках, а только о том, чтобы извлечь из каждой партии то, что представляется возможным и по объективным показателям и по внутреннему творческому убеждению, а не принимать желаемое за действительное, не искушать судьбу зря! Он с горечью понимает, что если бы он этой золотой установки придерживался с первых же туров, он бы занял, может быть, и не самое высшее место, но и не сорвался бы в низ турнирной таблицы.
Так получилось и у Михаила Ивановича. Утратив в первой половине матча-турнира все надежды на успех, он на финише стал играть в свою обычную силу и набрал 5? очков из девяти возможных – ровно столько, сколько чемпион мира Ласкер в первой половине. Но было уже поздно!
Любопытны итоги встреч участников матча-турнира между собой, образовавшие своеобразный спортивный «хоровод». Ласкер выиграл два матча, но проиграл матч Пилсбери. Последний выиграл матч у Чигорина, но проиграл Стейницу. Экс-чемпион мира проиграл матчи Ласкеру и Чигорину, что явилось единственным, – правда, маленьким – утешением для Михаила Ивановича.
А утешение нужно было, так как горя было много! После первых же проигрышей Чигорина вокруг его имени в петербургской «желтой» прессе развернулась свистопляска, в которой газетным рептилиям деятельно помогали ненавистники великого русского шахматиста.
А в юмористическом журнале «Стрекоза», совсем недавно прославлявшем Чигорина, была опубликована наглая карикатура. На шахматном поле в окружении белых и черных фигур едут сани, запряженные шахматными конями. В санях – изображенные в обычном, не шаржированном виде – Стейниц, держащий вожжи, а по бокам приветственно размахивающие шляпами Ласкер и Пилсбери. На обочине же саней стоит худой уродливый петух, на гребешке которого надпись «Чигорин».
Не упустили возможности посыпать солью свежие раны великого русского шахматиста и так называемые отечественные «меценаты».
Самое крупное оскорбление из них нанес Чигорину московский миллионер Бостанжогло, который, вместо того чтобы финансировать матч Чигорин – Ласкер и помочь Михаилу Ивановичу восстановить прежнее реноме, или вместо того чтобы организовать новый матч-турнир корифеев, но на этот раз в гостеприимной Москве, предпочел бухнуть десяток тысяч для организации в конце того же, 1896 года матча-реванша между Стейницем и Ласкером. Это была чистейшая демонстрация истинно русского болельщика Бостанжогло! Ведь шестидесятилетний Стейниц не имел никаких шансов на возвращение шахматной короны. Экс-чемпион мира в петербургском матче-турнире сыграл с Ласкером маленький матч мало чем лучше Чигорина (+1, –3, =2), да и Чигорину проиграл со счетом +2, –3, =1.
Самое печальное в итогах петербургского матча-турнира, долженствовавшего подчеркнуть права Чигорина на личное мировое первенство, было то, что он их начисто уничтожил. Блестящий успех молодого чемпиона мира сочетался с выигрышем Ласкером матча у Чигорина с разгромным счетом 5:1 (четыре победы при двух ничьих). Это было полное крушение надежд русского маэстро.
Решило судьбу матча-турнира вообще и Чигорина, в частности, одно качество, которое Чигорин ничем не мог бы возместить: молодость чемпиона мира, полного сил и энергии. Михаил Иванович понял, что он опоздал и уже не имел достаточно жизненных сил, чтобы щедро расходовать их в изматывающей борьбе за шахматную корону. Он сознавал, что еще может играть (и хорошо!), не раз добиваясь новых крупных успехов. Он знал, что по-прежнему останется великим шахматистом в глазах шахматного мира, но вопрос о борьбе за мировое первенство уже отпал навсегда!
И Чигорин пал духом. С тех пор он уже не прежний «шахматный Наполеон» или Суворов, и даже не Наполеон на острове Эльба. Это – Наполеон после Ватерлоо!
Подобно Фаусту, он теперь охотно продал бы душу Мефистофелю. В ушах Чигорина звенела фиоритура из оперы Гуно, которую он слушал совсем недавно: «Я хочу сокровища, которое заключает в себе все богатства мира: я хочу молодости!» Ведь за кипящим энергией Ласкером вставала целая шеренга столь же молодых и хорошо подготовленных к шахматным боям международных маэстро, среди которых выдвигались новые и новые претенденты на мировое первенство.
Горько было на душе и по другой причине. Ни тогдашние горластые болельщики, упрекавшие Михаила Ивановича в неожиданном провале, ни богатые и знатные горе-покровители типа Сабурова и Бостанжогло, ни газетные рептилии петербургской желтой прессы, ни даже люди, искренно и горячо жалевшие о неуспехе Чигорина, не понимали главного. Ведь он только потому не выстоял в изматывающей борьбе с могучими молодыми соперниками, что лучшие годы жизни шахматного спортсмена посвятил развитию отечественного шахматного движения, во имя этого добровольно отказавшись от лавров побед на международных соревнованиях.
И вот в самый трагический момент его жизненного пути русское общество вместо моральной поддержки и материальной помощи проявило полное бездушие и вопиющую неблагодарность!
Глава восьмая
Без иллюзий и без надежд
Тарраш неспроста отказался от участия в матче-турнире чемпионов. Он правильно решил, что там его успех более чем сомнителен, а лучше бить наверняка. Привыкший к победам в международных турнирах Германского шахматного союза, Тарраш надеялся, что именно в таком соревновании даже при участии всех четырех могучих соперников он сможет доказать свое превосходство над ними и прежде всего над ненавистным ему чемпионом мира Ласкером.
И вот в июле 1896 года в родном городе Тарраша – Нюрнберге начался крупный международный турнир при девятнадцати участниках, в котором играли почти все ведущие маэстро, выступавшие и в Гастингсе.
Ожидания Тарраша оправдались далеко не полностью. Турнир оказался триумфом молодого поколения вообще и Ласкера, в частности.
Чемпион мира ваял первый приз, проиграв, правда, три партии (Пилсбери, Яновскому и Харузеку – трем восходящим звездам), но выиграв у Тарраша, Стейница, Чигорина и других представителей старшего и среднего поколения.
Второй приз завоевал талантливый молодой венгерский маэстро Геза Мароци, третий и четвертый призы поделили Пилсбери и Тарраш, проигравший вопреки своим ожиданиям и Ласкеру и Пилсбери. Пятый приз взял Яновский, шестой – Стейниц. Седьмой и восьмой призы поделили молодые талантливые немецкие маэстро Вальбродт и Шлехтер.
Михаил Иванович неожиданно остался вообще без приза и играл поразительно неровно. Начал он турнир неплохо и в первых девяти партиях набрал 7 очков, проиграв, к сожалению, Ласкеру, имея против чемпиона мира не только лучшую позицию, но и лишнюю пешку. Но в следующих девяти турах Чигорин набрал только 2? очка. Всего в итоге турнира Михаил Иванович набрал 9? очков и поделил девятое и десятое места со своим соотечественником Шифферсом, также начавшим постоянно выступать в международных турнирах. Но беда была не в спортивном неуспехе, а в том, что Чигорин исключительно неудачно сыграл с восемью призерами, набрав против них всего полтора очка (ничья с Мароци и выигрыш у
