такой старательностью, энергией и блеском – уж очень велик был приз: свобода, выход из сумасшедшего дома! Врач проиграл одну партию, вторую, третью и понял, что перед ним – не самозванец, а сам великий шахматист.
После месячного пребывания в психиатрической больнице Стейниц был выписан на волю и поторопился покинуть чересчур гостеприимную Москву, но все же согласился (нужда заставила!) перед отъездом сыграть в московском шахматном кружке две консультационные партии.
Из Москвы Стейниц направился в Вену, где, на его счастье, американским консулом был известный шахматист, участник Нью-Йоркского международного турнира 1889 года Джедд, который принял знаменитого соотечественника как родного.
Отдохнув от тяжелых переживаний и проведя в Вене сеанс одновременной игры, Стейниц отплыл в Америку, но год спустя снова вернулся в Европу, чтобы ринуться в ожесточенные турнирные бои. Неугомонному старику надо было содержать молодую жену и двух маленьких детей, ведь литературных заработков давно не было.
Такое перенапряжение не прошло даром, и в 1900 году Стейниц попал в сумасшедший дом в Нью- Йорке, где через несколько месяцев скончался, до смерти не расставаясь с шахматами. Он воображал, будто из него исходит электрический ток, который передвигает без помощи рук фигуры на доске.
Ласкер же по окончании матча-реванша со Стейницем в январе 1897 года отправился из Москвы в Петербург, куда его пригласило созданное недавно «Общество поощрения шахматной игры», конкурировавшее с чигоринским клубом. Вдохновителем создания «Общества поощрения» был снова появившийся в русской столице Алапин, а знатным покровителем – крупный чиновник министерства путей сообщения князь Бебутов, приютивший алапинцев в Железнодорожном клубе. Впрочем, новое общество «поощряло» шахматы менее двух лет, да и Алапин вскоре снова отбыл за границу.
В 1935–1937 годах мне приходилось часто встречаться с Ласкером и наблюдать этого удивительного человека. Он был невысоким, коренастым брюнетом с сильной проседью, резко очерченным волевым лицом и проницательными черными глазами. Уже по одному облику Ласкера, хотя он был уже на склоне лет, чувствовалось, что это не только великий шахматист, но и идеальный спортсмен: собранный, хладнокровный, физически подтянутый, никогда не теряющий головы, уверенный в победе над любым противником.
Каков же тогда Ласкер был в молодости? – спрашивал я себя.
Как человек, Ласкер был абсолютным антиподом и Стейница и Чигорина. Практичный, целеустремленный, расчетливый и экономичный в расходовании сил, хорошо знающий цену деньгам и времени, Ласкер являлся подлинным олицетворением деловитости и буржуазного здравого смысла. Недаром он и свою первую книгу по шахматам озаглавил именно так: «Здравый смысл в шахматах!»
«Ни капли романтики!», «Ни тени сентиментальности!», «Никаких предрассудков!», «В шахматной войне все средства хороши, чтобы наверняка поразить противника!» Именно с такими лозунгами Ласкер вступил на международную шахматную арену.
Родившись в семье кантора, Ласкер в юности познакомился с шахматами, и уже двадцати лет получил звание маэстро. Через два года, будучи студентом Берлинского университета, Ласкер получил предложение от немецких промышленников за хорошую плату поехать на Всемирную выставку в Лондон. Он должен был в германском павильоне служить живой шахматной приманкой и играть с любым посетителем, который этого захочет. Не колеблясь ни минуты, Ласкер бросил учебу и отправился в Англию, где после выставки остался совсем на положении шахматного профессионала. Победив в матчах всех английских маэстро, он отправился в США, где после новых успехов организовал победоносный матч со Стейницем.
Накопив гастролями в Америке и Европе и победами в турнирах изрядную толику долларов, фунтов, рублей и марок, Ласкер вернулся к учебе. Кончив университет, он снова берет первые призы на международных турнирах в Лондоне в 1899 году и в Париже в 1900 году и с «активным торговым балансом» возвращается к науке, в 1902 году защитив диссертацию на звание доктора математики и философии.
По-видимому, для Ласкера ученая степень была лишь символом респектабельности и весомости в буржуазном обществе, где шахматные маэстро котировались невысоко. Но звание доктора математики и философии в сочетании с титулом чемпиона мира по шахматам производило внушительное впечатление и приятно влияло на размеры шахматного гонорара.
Надо отметить, что Ласкер так и не стал профессиональным ученым и в этом качестве вряд ли даже достаточно заработал денег для покупки масла на тот хлеб, который зарабатывал как сильнейший шахматист мира. Правда, он в дальнейшем годами не принимал участия в международных турнирах, но никогда не оставлял шахмат: гастролировал по США и Европе, писал шахматные книги, издавал свой шахматный журнал, долго и тщательно готовился к каждому новому выступлению, будь то турнир или матч на мировое первенство.
В математике, по отзывам специалистов, Ласкер ничем не проявил себя. Как философ, в своих работах не возвышался над средним уровнем бесчисленных идеалистических сочинений, о чем свидетельствуют и их названия: «Борьба», «Понимание мира», «Философия незавершенного», причем в первых двух он проводит аналогии между законами жизни и законами шахмат.
Приезжавший в 1966 году в Москву бельгийский гроссмейстер Альберик О'Келли, приглашенный в качестве арбитра на матч Петросян – Спасский, в своей статье «Слагаемые успеха» так неожиданно вспомнил о Ласкере:
«Когда титул чемпиона мира уже добыт и нет возможности идти еще выше, честолюбие обращается на другие области. Это проявилось, например, в поведении Ласкера, который, после того как добился славы в шахматах, пытался завоевать себе имя в области философии. Я имел возможность держать в руках книгу о философских проблемах, написанную Ласкером. В ней было более четырехсот страниц. После того как я пролистал ее, просмотрев заголовки немногочисленных глав, я пришел к выводу, что очень мало людей прочитало ее от начала до конца».
Не был чужд Ласкер и литературе, написав совместно с братом пьесу, которая даже увидела ненадолго свет в одном из берлинских театров.
Занимался доктор математики и философии Ласкер и тем, что дико звучит для уха советского человека, когда речь идет о деятеле науки: торговыми спекуляциями и вообще коммерцией.
Интересно, как неудачный исход одной коммерческой операции Ласкера вынудил его согласиться на матч с Капабланкой, от которого чемпион мира, предчувствуя, видимо, потерю своего титула, вначале долго уклонялся.
Мне об этом со смехом рассказывал покойный московский мастер А. И. Рабинович, хорошо знавший Ласкера лично.
После первой мировой войны Ласкер в результате инфляции германской марки потерял почти все сбережения. Однако он знал, с какой стороны хлеб намазан маслом, и задумал одним ударом поправить свои финансовые дела. На оставшиеся деньги он приобрел в США несколько тонн масла и повез его в голодающую Германию, дабы с выгодой продать на черном рынке. К несчастью, пароход наскочил на невыловленную после войны мину, которыми еще изобиловал былой театр военных действий – Северное море, и, конечно, страховое общество не стало платить за это.
Потеряв полностью свой капитал, Ласкер вынужден был принять выгодные условия Гаванского шахматного клуба, предложившего чемпиону мира в качестве гонорара за матч с их соотечественником кругленькую сумму в одиннадцать тысяч долларов. В 1921 году матч на Кубе состоялся, и шахматная корона перешла к Капабланке, победившему Ласкера без единого поражения со счетом +4, –0, =10.
Одно время Ласкер увлекся японской игрой «го» и даже играл в нее по переписке с другими знатоками, а позже прославился еще и как карточный игрок.
С 1926 по 1933 годы он зарабатывал себе на жизнь главным образом игрой в бридж и даже открыл в Берлине школу карточной игры. Ласкер был участником команды Германии на Всемирной олимпиаде по бриджу и выпустил «научный» труд «Энциклопедия игр», став признанным авторитетом и в этой области.
В шахматных соревнованиях в этот период Ласкер не выступал, но написал объемистый «Учебник шахматной игры», перевод которого неоднократно издавался и в СССР.
В интересных воспоминаниях Н. Розенель-Луначарской «Память сердца» находим такое упоминание о
