– Ну? – спросил Роран.
Эрагон пожал плечами. – Они делают все от них зависящее. Мы просто должны быть терпеливыми… Вот и все.
– А казалось, будто она сказала намного больше, чем ты передал, – сказал Балдор.
– Смысл был тот же.
Цвет солнца изменялся, становясь оранжевым и темно-красным, приближаясь к линии горизонта. Несколько изодранных облаков, которые остались в западной части неба, пригнанные ранее сильным ветром, приобрели такие же оттенки. Стаи ласточек нападали сверху, поедая на ужин моль, мух и других порхающих насекомых.
Через некоторое время крики Элейн постепенно стихли с первоначальных криков во всё горло до прерывистых стонов, от которых у Эрагона по телу пробегали мурашки. Больше всего на свете он хотел избавить ее от мучений, но не мог пойти туда, проигнорировав тем самым совет Арьи, поэтому ему пришлось остаться и продолжить волноваться, грызя свои ногти. И вскоре он отвлекся на разговоры с Сапфирой.
Когда солнце коснулось земли, оно распространилось вдоль горизонта, как гигантский желток, медленно сочащийся и свободный от скорлупы. Летучие мыши начали появляться среди ласточек, взмахи их кожистых крыльев, слабых и неистовых, их высокочастотные писки, почти до боли пронизили Эрагона.
Элейн закричала, и ее крик заглушил все звуки по близости, Эрагон надеялся, что он больше никогда не услышит такого вопля.
Затем наступила короткая, но абсолютная тишина.
Она закончилось громким, икающим воплем новорожденного ребенка, исходившим из палатки – старая фанфара, которая объявила о прибытии нового человека в мир. При этом звуке Олбрих и Балдор заулыбались, также, как Эрагон и Роран, и несколько других ждущих мужчин заликовали.
Их ликование было недолгим. Как раз когда последние из ликований стихли, женщины в палатке закричали пронзительным, душераздирающим воплем от которого у Эрагона кровь в жилах заледенела. Он понял что означали их крики, именно то что они всегда и означают: случилось самое худшее.
– Нет! – сказал он не веря, спрыгивая с бочки. 'Она не может умереть. Она не может…Арья обещала.
Как будто в ответ на его мысли, Арья откинула полог палатки, и побежала к нему, несясь через дорожку невероятно большими шагами.
– Что случилось? – спросил Балдор,когда она остановилась.
Арья проигнорировала его вопрос и сказала: – Эрагон, пойдём.
– Что случилось? – Балдор сердито воскликнул, и потянулся к плечу Арьи. В одно мгновение, резким движением она схватила его руку, и завернула за спину, заставляя стоять согнувшись. Его лицо исказилось от боли.
– Если хочешь, чтобы ребёнок выжил, отойди и не мешай! – Она выпустила его, оттолкнув в объятия Олбриха, затем повернулась и пошла обратно к палатке Хорста.
– Что случилось? – спросил Эрагон, когда присоединился к ней.
Арья повернулась к нему: – Ребёнок здоров, но она родилась с заячей губой.
Эрагон понял, почему женщины так кричали. Дети с заячьей губой прокляты и они редко выживают, потому что им тяжело питаться, а если выживают, то над ними смеялись, и никто не хотел вступать с ними в брак. В большинстве случаев было бы лучше, если ребёнок рождался мёртвым.
– Ты должен исцелить ребёнка, Эрагон, – сказала Арья.
– Я? Но я никогда… Почему не ты? Ты знаешь больше об исцелении, чем я.
– Если я буду исцелять ребёнка, люди начнут говорить, что я украла ее и заменила. Я хорошо знаю что люди говорят о нашей расе, Эрагон, слишком хорошо знаю. Я, конечно, могу это сделать, но ребёнок будет страдать потом. Ты единственный, кто может спасти её от такой судьбы.
Паника охватила его.Он не хотел нести ответственность за жизнь другого человека, он и так уже много за что нёс ответственность.
– Ты должен исцелить её, – сказала Арья более требовательно. Эрагон вспомнил как эльфы трепетно относятся к детям как своей,так и чужой расы.
– Поможешь ли ты мне,если понадобится?
– Конечно.
– Как и я, – сказала Сапфира. – Почему ты вообще спрашиваешь?
– Хорошо, – сказал Эрагон. -Я сделаю это.
Вслед за Арьей, он подошел к палатке и протиснулся мимо тяжелых шерстяных покрывал. Дым от свечи жег глаза. Пять женщин Карвахолла стояли, прижавшись к стене. Их причитания ошеломили его. Они качались, как в трансе, рвали на себе одежду и волосы, и громко вопили. Хорст стоял у изножья кровати, споря с Гертрудой, его лицо покраснело от крика. Со своей стороны, пухлая целительница прижимала сверток ткани к груди, Эрагон предположил, что в свертке лежал младенца – хотя он не мог видеть его лица – сверток извивался и пронзительно кричал, добавляя еще больше шума. У Гертруды на щеках блестел пот, из-за чего ее волосы прилипали к коже,а руки ее были в чем-то испачканы. В изголовье кровати Катрина стояла на коленях на круглой подушке, вытирая лоб Элейн.
Эрагон с трудом узнал Элейн: ее лицо осунулось, появились темные круги под глазами, ее взгляд блуждал, и не мог сфокусироваться. Ручейки слез текли из внешних уголков глаз по ее вискам, а затем исчезали в спутанных локонах ее волос. Её рот открывался и закрывался, она стонала и бормотала неразборчивые слова. Ее покрывала испачканной кровью простынь.
Ни Хорст, Ни Гертруда не замечали Эрагона, пока он не приблизился к ним. Эрагон значительно вырос с тех пор как покинул Карвахолл, но все равно Хорст был на голову выше. Когда они оба посмотрели на него, искра надежды мелькнула на мрачном лице кузнеца.
– Эрагон! – Он положил тяжелую руку на плечо Эрагона, и оперся на него так, как если бы он не мог стоять. – Ты слышал? – Это был не вопрос, но Эрагон кивнул. Хорст бросил на Гертруду быстрый взгляд, его борода, похожая на лопату, двигалась из стороны в сторону, когда его челюсть работала, а его язык появлялся между губ, когда он их облизывал. – Ты можешь… можешь сделать что-нибудь для неё?
– Возможно, – сказал Эрагон. – Я постараюсь.
Он вытянул руки. После минутного колебания, Гертруда отдала ему теплый сверток, и затем отошла, но при этом сильно нервничала.
В складках ткани была маленькое,морщинистое личико девочки.Её кожа была тёмно-красного цвета,глазки закрыты,и она морщилась,как-будто сердилась на недавнее плохое обращение – что Эрагон считал вполне приемлемым…Её поразительная особенность была в том,что от левой ноздри до середины верхней губы был разрыв.Через него был видим её маленький язычок, которым она изредка шевелила.
– Пожалуйста! – сказал Хорст. – Если ты что-то можешь…
Эрагон вздрогнул когда одна из женщин пронзительно закричала. – Я не могу здесь работать, – сказал он.
Когда он повернулся чтобы уйти, Гертруда сказала: – Я пойду с тобой. С ребёнком должен быть кто-то, кто знает как за ним ухаживать.
Эрагон не хотел, чтобы Гертруда присутствовала, пока он пытается что-нибудь сделать с лицом девочки и собирался сказать ей об этом, когда вспомнил слова Арьи о подмене. Кто-то из Карвахола должен присутствовать, чтобы другие жители верили о преобразовании девочки, и в дальнейшем можно было убедить людей, что это всё тот же ребёнок, а не другой.
– Как хочешь, – сказал он, подавляя свои возражения.
Ребёнок скорчился у него на руках и издал жалобный крик, когда он вышел из палатки. Сельчане остались стоять вдоль дорожки, а Олбрих и Балдор начали подходить к нему. Эрагон покачал головой, и они остановились, и наблюдали за ним с беспомощным выражением лица.
Арья и Гертруда заняли позиции по обе стороны от Эрагона, когда он шел по лагерю в свою палатку, земля задрожала, когда Сапфира присоединилась к ним. Воины быстро отошли в сторону, чтобы пропустить их.
Эрагон старался идти как можно мягче, что бы не трясти ребенка.
Они почти достигли своего место назначения, когда Эрагон увидел ведьму-ребенока, Эльву, стоящую между двух палаток с торжественным лицом, и уставившеюся на него своими огромными фиалковыми
