– У нас есть приказ, – запинаясь, начал он, – арестовать вашего сына и препроводить его в Винсенн. На него поступил донос, по которому его обвиняют в том, что он шпионит в пользу Англии.
Среди крестьян поднялось грозное роптание. Филипп взглянул на графа.
– Это смешно! Я думаю, вы понимаете, что это всего лишь предлог. – Он обернулся к капитану: – Могу я видеть приказ об аресте?
Капитан протянул листок. Филипп пробежал его глазами.
– Я так и знал! – тихо проговорил он. Его рука бессильно опустилась. – Хорошо, я поеду с вами.
– Минутку! – Граф протянул руку. – Покажи мне приказ!
В эту минуту Каролину так и подмывало взять отца за руку и увести. Она догадывалась об истинном положении вещей, и ей было страшно. Граф взял у Филиппа приказ с твердостью, не терпящей возражений.
Две стены облаков сомкнулись. День окунулся в те темно-синие грозовые сумерки, когда привычное окружение неожиданно становится чужим и нереальным. Засверкали молнии, казалось, раздвигающие небосвод. Каролина не сводила глаз с документа в руках отца. Теперь и она разглядела знакомую подпись Фуше.
Граф де ля Ромм Аллери стоял с высоко поднятой головой. Лишь дрожание листа бумаги в руке выдавало его состояние. Ни один человек не подозревал, что граф только что получил удар, от которого ему уже не суждено будет оправиться. Все только чувствовали несокрушимую силу этого человека и видели жгучую ненависть в его глазах.
– Передайте господину Фуше, герцогу Отрантскому, – произнес он внешне абсолютно спокойно, – скажите ему, что на этой земле, в этих стенах его слово не имеет силы. – Он разорвал приказ пополам и швырнул клочки капитану под ноги. – Не имеет никакой силы!
Капитан хотел что-то возразить, но тут, подняв оружие, вперед выступили крестьяне. Четверо военных отступили перед этой молчаливой, грозной человеческой стеной.
Пока цокот копыт не удалился, граф стоял не двигаясь и смотрел на ворота. Неожиданно он встрепенулся, как бывает, когда буря налетает на крону высокого дерева. Правой рукой схватился за грудь, черты его лица мучительно исказились, а на висках выступили темные набухшие вены. Он повернулся и направился к дому деревянными, нетвердыми шагами. Каролина и Филипп подхватили его под руки. Но на ступеньках лестницы силы покинули графа, и он без сознания повис на их руках. Подскочил Симон, и они вдвоем с Филиппом внесли графа в дом. Каролина побежала вперед и откинула одеяло на кровати.
– Симон, скорее губку, спирт, полотенца – и врача!
В этот момент граф открыл глаза.
– У меня уже нет времени… на врача.
– Не говори так, отец, – Каролина попыталась вымученно улыбнуться.
Симон нерешительно остановился в двери. Граф отрицательно махнул рукой.
– Ничего не надо, Симон. Оставь меня с детьми одного, – он закрыл глаза, борясь за каждый вздох. – Подсуньте мне пару подушек под голову, – прошептал он. – И перестаньте волноваться из-за меня.
Филипп поддержал отца, Каролина подложила ему под спину подушки. Граф взял обоих за руки.
– Мне приятно, что вы держитесь вместе. Обещайте, что так и останется, тогда я могу умирать спокойно, – его пальцы утешительно погладили руку Каролины. – Смерть не таит ничего плохого. Мы умираем каждый день. С каждым днем уходит часть нашей жизни, от самого рождения… Почему последний час должен быть ужасен?..
Каролина чувствовала покой и мудрость, которыми веяло от его слов. Но эта мудрость была не в состоянии утешить ее. Ее слезы были слезами отчаяния – и бессильной ярости. Если ее отец умирал, то убил его не кто иной, как Фуше.
По лицу графа скользнула слабая улыбка, так же мало понятная Каролине, как и его слова:
– Похороните меня со знаменем битвы при Маренго; оно все еще в багаже, вопреки всему случившемуся. И не носи траурных платьев! Не ходите на цыпочках по дому, не шепчитесь. Не омрачайте мне смерть слезами. Пусть все идет, как обычно…
На следующий день граф попросил передвинуть его кровать к окну, откуда он мог смотреть в парк.
В нем не было ни горечи, ни грусти. Он лишь с каждым днем удалялся все дальше от этого мира. Очнувшись после очередного глубокого беспамятства, он был похож на чужака, прибывшего издалека…
Граф Фредерик Опост де ля Ромм-Аллери умер так же, как жил. Судьба сломала его мечты, но не смогла победить его сердце. Он умер, как умирали перед ним все мужчины из рода Ромм-Аллери. Все они пересекали порог в другой мир, словно переходили из одной комнаты в другую.
Это случилось утром 11 июня 1815 года.
Почти ежедневно приезжали курьеры с письмами. Крестьяне стояли лагерем во дворе, на сторожевых башнях Розамбу день и ночь несли дозор, и когда появлялись курьеры, им не открывали ворота. Свои письма они просовывали в отверстие в калитке.
Это были торопливо набросанные послания, полные душевной тоски и бурных проявлений страсти. В них были трогательно нежные слова, просьбы приехать к нему. Но в Каролине они теперь пробуждали только беспокойство и растерянность. Никто не делал замечаний, никто не задавал ей вопросов, но она отчетливо ощущала, что эти послания стоят между ней и всеми остальными. Она знала, что должна принять решение, и не могла этого сделать.
И вот наступило 18 июня. К вечеру до Розамбу дошли слухи, что император разбит при Ватерлоо и бежал. Неожиданно Каролина перестала сомневаться. Она знала, что теперь делать. Ее взгляд упал на секретер. Надо оставить Филиппу пару строк. Против ее правил скрываться как вор, держать в тайне свое решение. И тем не менее она тайком покинет Розамбу, ибо то, что заставляло ее последовать за Наполеоном, невозможно было объяснить словами. И даже если бы она нашла правильные слова, она все
