жизнь» оживляется ненавязчивыми виртуозными аккордами тапёра. Уже почти приручённый Светик довольно ласково смотрит на меня через только что зажжённую официантом свечу. У Светика привычка: заказать пачку «Парламент-лайтс» – и, пока сидим, почти всю выкурить. Нет, кушать я не буду, ты же знаешь, мне «Джек Дэниэлс». Выгодная моя девочка.
На столе появляется заготовка – газетная вырезка о Наоми Кэмпбелл. Статья живая, ироничная. С выражением я читаю выдержки. В них всё пленяет ясностью относительно путей на Олимп. Света вдруг вспоминает: подошёл к ней сегодня смазливый мальчик, ну как – лет тридцать пять, первым делом – несколько фото, улыбается, говорит, снимаем сериал, а вы уже – почти главная героиня...
– Я ему звонить не буду, Ромик. Эх, хорошо было с Воротулиным, везде меня возил просто так... Я у него была единственная
...а я улыбался, я слушал, я вслушивался в этот грассирующий трёп, я проникал в выражения её лица, за её улыбки, в перепевы подружечьей общности, я любовался ею, узкоплечей и перламутровой, с невесомой изящностью сыпящей новоиспечёнными оборотцами, и глаза у меня были при этом, наверно, ясные и печальные...
Потом я пил чай, она – виски-колу. Она всерьёз и взахлёб рассказывала мне что-то из жизни животных. Всё время, каждые несколько минут, звонил Виталик, тренер по конному спорту, и почему-то опять доканывал её консультациями по личным вопросам.
– Ты мне уже близкий человек стал, – объясняла она, – и я могу сказать. У нас с Виталькой на первом же занятии установился полный контакт, я с полуслова чувствовала, что он от меня хочет, ну, в плане езды. А жена его жутко приревновала, ну, я тебе рассказывала. Тогда – слушай, что дальше! – Виталька плюнул, посадил меня в машину и увёз на Истру, там у него своя база. Там он и вправду признался мне – ну, в плане любви. Наговорил кучу вещей, сказал, что будет разводиться, потому что видит во мне свою... ну, как бы звезду, и хочет меня сделать чемпионкой. Я ему поклялась, что ни к кому-ни к кому больше никогда ни под каким предлогом заниматься не пойду. Ну, мы покатались, сидим – пьём чай, и тут врывается Лена! Ты представляешь себе, что началось!.. Ну вот, я и думаю: вроде дала человеку слово – а из-за меня, получается, семья рушится, тоже жалко...
– С ума ты сошла, Света, – говорю строго, – быстрее объяснись с ним и иди к другому тренеру.
– Я же дала слово! – Светик укоризненно насупилась. – А меня теперь никто уже и не возьмёт, все в Москве знают, что я – его... Ой, а ты завтра что делаешь? Если хочешь посмотреть, как я занимаюсь...
Хочу ли я!!
– Но ты же будешь с твоим Виталием...
– Нет. Я буду с
Никогда не забуду, как вышла она из туалета. Забегала томящимися, ищущими глазами по чужим, в упор рассматривающим её мужчинам (там всегда почему-то очередь), пока не сфокусировала меня, с уверенной улыбкой поджидающего её в сторонке. Тогда глаза её расширились, зажглись неким светлым смыслом и мгновенно доплыли ко мне, минуя препятствия в виде безликих мужских силуэтов.
...но что опять за жалобный, просящий взгляд, проникновенные губные шевеленья на подъезде к дому?..
– Светик! – треплю её за ушко. – Необычная ты какая-то сегодня, будто сказать мне что-то хочешь, да не можешь.
Она вздыхает, набирает воздуха для заявления.
– Ну просто... я же к тебе привязываюсь!
– Если б ты одна привязывалась... а то ведь это взаимно. – (Я торжествую, я сдерживаюсь...) – Жаль только, не могу пока пригласить тебя с ходу на какие-нибудь острова, – доверительно вдруг выплёскиваю перед ней наболевшую тему.
– А мне этого не нужно, Ром. Мне – вот... – И она опять щекотнула нос розой. – Ой, уже домой. Уже ча- ас?!! У-у-у-у... А можно посидеть с тобой ещё немножко?...
А потом ещё:
Set m-е-e free-e-e-e-e-e-e-e-e-e-e-e...
Этот модный, этот кокетливый, беззаботный, пустенький мотивчик из Светиного диска Кайли Миноуг, будь он неладен, вяжется за мною всё утро. Он лип к моим снам, а теперь нагло звенит даже в телефонной трубке! Он, ритмично переваливаясь с ножки на ножку, прёт из моей счастливой невыспавшейся башки, он похохатывает над моими Пал Палычами: вы хочете клипсов? – их есть у меня!.. лай-лай-ла! Но какие же вы все приземлённые личности, у вас на уме – клипсы, а у меня в голове – ТЫ, лай-лай-ла, единственное, о чём вообще можно думать всерьёз, лай-лай-ла, и тебя оттуда не выкурить, а я и не собираюсь.
В пять я должен быть на проспекте Мира. Комкаю все прозвоны. Сегодня я увижу моё чудо на лошади! Я буду безмолвно представлен какому-то там тренеру, имеющему на принцессу неясные виды, весомым свидетельством её
Фуф. Былинный ландскнехт, да и только.
Я, конечно, опаздываю, матерю безрадостные летние пробки. Знойные колыхания мёртвого воздуха. С трижды оборванным сердцем вспариваю я над техногенным пейзажем, не имеющим отношения к Светику.
Эклипс, где твои крылья!
Несколько раз она уже позвонила на мобильный, ну где там я. И ведь ни тени раздражения, тактичная девчушка. (Время, деньги, тренер!)
Вот она, посерьёзневшая перед мероприятием, в белой майке и чёрных наездничьих рейтузах, с огромной сумкой и с мамой. Мама, мама, везде мама. (Ассистент, секретарь, денщик?) Что ж ты, Светлаш, отрываешь Романа от работы. – Да бог с вами, Анна, большая честь сопроводить вашу дочь. Светик, пррьвэ-э-эт, давно не виделись!
Теперь наш флагман – Кайли Миноуг. «Ай джяст кянт... гетчья арамай хэд!..» – американизируя, подпевает Светик, влюблённо развёрнутая ко мне. Оказывается, на этом диске она знает почти все песни. (Это со школьным-то, пусть и продвинутым, английским! – даже я половину не разбираю.) Я комментирую маме: удивительная лёгкость и цепкость восприятия чужого языка ещё раз свидетельствуют о ясности головки, равно как и о лабильности душевной организации... Светик скромно морщится, пальму первенства передавая мне: ладно, давай твою... Ла Роса-а-а-а!
А я вдруг выключаю магнитолу и, прокашлявшись, заявляю:
– Посвящается маме Анне.
Прямо посреди очередной пробки разливается моим забытым баритоном откуда-то из светлой студенческой дали удачно всплывшая мелодия из «Генералов песчаных карьеров» (о, внезапный финт!), тут же отозвавшаяся пониманием в ностальгически размякших мамаанниных глазах...
Такой музыкальный кортеж.
На Полежаевской ждёт нас Виталий. Ждёт основательно, уже подзарывшись в газету. Довольно приятный молодой человек несолидной повадки с жидкими подобострастными глазами.
Я сердечно жму ему руку.
«Никакой», – отмечаю я про себя.
