Стулик

Я кое-как усаживаю его сзади, с Анной. За текущими репликами «по делу», которыми они обмениваются с серьёзной, уже настроенной на работу Светой, чувствую затылком немой вопрос.

«Ты кто такой?»

Я умиротворяюсь. Я – здешний серый кардинал, дон Винченцо.

Мы на месте (восемь часов, однако!). В полузаброшенном парке – топот копыт, огороженный загон, весь в кустарнике, навозные интонации в воздухе, несколько разномастных лошадок под такими же седоками, профессиональные выкрики инструкторов...

– Ира, пусти, что ты её раскурлачила!..

Свой мир.

Я с мамой Анной на развалившейся трибуне. С минуту на минуту ожидается появление царственной особы. Из сумки извлекается и настраивается видеокамера. (What a nice surprise!)

Вот оно, её личико, дрожит на сильном приближении у меня в откидном экране... Большой чёрный шлем наехал на брови, съедая свет, уменьшая черты. Пипка носа, бантик губ, фантики глаз... Ну лет двенадцать, не больше! Говорит что-то, по-деловому насупившись, Виталию, – картинка расширяется! – выводящему за поводья её поджарого гнедого (или каурого, пёс их разберёт).

...ба-а, какие у нас ботфорты! Ну уланёнок, сын полка!

...увидела, что я снимаю, заулыбалась, помахала!

...несколько кругов для разогрева шагом (или как это?), потом рысью, переходящей в галоп, Виталий что-то кричит ей с центра, руками машет, как дрессировщик.

...когда она проплывает рядом с трибуной, я продолжаю снимать, а сам отрываю улыбающееся лицо, ловлю её взгляд.

...вот что-то мне крикнула, а я не расслышал.

...посмотрит или не посмотрит?

...какой молодец, за один круг догадался смотаться за бутылкой воды в палатку, и она, уже запаренная, наклоняется ко мне, запыхавшись, щебечет на ходу что-то благодарное.

...вот она опять близко, надо что-то ей сказать – что?..

– Светик, улыбнись! – (Моментальный бросок Виталиной головы в мою сторону, всё соображает, кто же я, ха-ха!)

Перерыв? – она спешивается, идёт к нам, смешно переваливаясь с ноги на ногу в негнущихся высоких сапогах. Мама суетливо достаёт полотенце.

– Лошадь туп-пая. Я её в галоп, а она не слушается!

Подходит Виталий: сейчас будет другая лошадь.

Все вокруг Светика. (Взмыленный, устало улыбающийся цветочек.)

Привели какую-то белую, красивую. Света сразу чувствует с ней родство и разговаривает. Потом с горящими глазами ускакивает.

Кругом ходят, бегают, прыгают лошади, непонятные самостийные четвероногие.

Я (задумчиво). Какая Света молодец, что выбрала конный спорт... конный спорт – это большое дело. (В сторону.) Боже, что я говорю!

МАМА АННА. А она и не выбирала, Роман. Светлашка с детства, как говорится... интересуется. Ну там, масти, термины, литература постоянно. Мам, говорит, сплю и вижу, как я на лошади... Так что только села – сразу поехала. А тренер вообще её как на улице увидел – ну всё, говорит, будешь чемпионкой. Но вот с женой не повезло – ревнует его бешено. Ну понятно, молодой мужчина...

Я (задумчиво). Да-а, в вашу дочь недолго влюбиться... (В сторону.) Боже, что я говорю!

МАМА АННА (пауза пауза пауза). Ой, к ней столько на улице подходит молодых людей, даже мы вместе идём когда – «а можно с вашей дочерью познакомиться?»... Ну, гоняю их, конечно. А что толку? Я уж говорю ей: «Светлаш, у тебя столько проблем, ну зачем тебе эти новые знакомства!» А она: «Мам, я же не виновата, что я – нравлюсь!» Вон, недавно как пристали к ней в вашем платье... Я сижу, это платье подшиваю, а она: укороти, мам, ещё сантиметров на пять... Я: куда там укорачивать, – нет, укороти, Роме нравятся мои ноги! Пришлось подрезать.

Я (задумчиво). Уже взрослая, хитрая такая маленькая женщина... а ведь ещё совсем ребёнок! (В сторону.) Боже, что я говорю!

МАМА АННА. Вот и я тоже не хочу, чтобы она быстро взрослела.

Я (задумчиво). А выражение лица у неё такое бывает, знаете? – ну, тяжеловесное совсем, вся в себя вдруг уйдёт, насупится, посуровеет... Что, что выражение это значит?!! (В сторону.) Боже, что я говорю!

МАМА АННА (улыбается непонимающе; подумав, пожимая плечами). Ни-че- го.

III. ЗЕНИТ

10

«...если бы это имело какой-то смысл, я бы сказал, что ещё люблю тебя. Но пусть это тебя больше не тревожит. Так что с днём тебя рожденья, и – желаю счастья...»

...да какого чёрта. Кто она, чтоб я репетировал для неё речь перед зеркалом! Много вызывающей патетики. Проще и нейтральней, чтоб ни за что не зацепиться.

Таков ход моих мыслей, когда я наконец решительно снимаю трубку и набираю твёрдым пальцем некий мобильный номер.

Долгие, долгие гудки. Трижды оборвавшимся сердцем ощущаю, как на том ненавистном, на том родном конце происходит осмысление высветившихся определителем цифр.

Голос Фисы узнаваем по тембру. Голос Фисы механичен, замедлен и неэмоционален, как у тёти из автоответчика. Он окружён дымкой присутственного места. Он порочен.

– ...пусть тебя это не тревожит. Желаю, чтобы кто-то из твоего теперешнего круга полюбил тебя так же искренне, верно и бескорыстно, как любил тебя я.

Пауза. Что-то вроде «и тебе того же». Гудки.

Пустота. Я слушаю свою пустоту.

* * *

– ...сам скушай табл, ей дашь пока половинку. Много не пейте, можно шампанского бокальчик. Через полчаса торкнет, потом часика два помажет – и танцевать, – инструктирует меня Дима, перекладывая в мою ладонь две малиновые таблетки, скрученные прозрачным фантиком.

Дима – не драг-дилер. Просто любит повисеть. Сердцеед центральных клубов. Где-то там мы когда-то и встретились – на почве безысходности.

(Позвольте, а о чём речь? Какие таблетки? Бог с тобой, Рома, ясноглазый трубадур, твоё ли это?!

Да не моё вовсе. Просто люблю приятно удивить. Ну, и самому за все тридцать восемь праведных годков можно разок попробовать экстази?)

– А что будет-то? – взволнованно спрашиваю я опытного Диму.

– Ой, что будет... На американских горках катался? Выброс адреналина, улёт, полная свобода. Всё острее, цвета насыщены. Танцевать будешь так, как и близко не умеешь.

Предвкушение захватывает: ещё один кусочек счастья в калейдоскопе предстоящих выходных. Этот звенящий шар распирает меня, готовый поскакать уже вприпрыжку к нашему триумфальному подъезду. (Мама там с утра собирает девочку, выглаживает ей брючки-маечки.) Вот-вот они выйдут – эклипс закрытый прямо перед входом, а меня нет. Нигде нет – прикол, правда? (Ой, что-то уже меня плющит – я, в общем, не так далеко, я в Димином джипе, я весь издёргался, как бы их не пропустить.)

– Вон, твоя выходит? Ну н-ничего девочка. Кстати, забыл сказать: если под этим делом, захочешь её раз в пять сильнее, чем обычно. Смотри, не улети!

Светик вся светится, льнёт к моей подмышке. Мама Анна, успокойтесь, не бегайте глазами сквозь застывшую улыбку! Знаю я: впервые доверяете вы мужчине своё сокровище на целых две безвестных ночи. Но уж во мне-то не ошибётесь. Каждый час будем докладываться.

И вот!!

Вот мы на Дмитровском шоссе, мы еле едем – пятничная пробка – да и тьфу на неё. Мы в