— Прошу прощения, сэр. Я Кетлин Джеральдин, дочь Руфуса Джеральдина. — Она взяла сверток, который привезла с собой. — Я принесла вам последнюю рукопись отца.
У издателя от изумления расширились глаза.
— Давайте мне ее сюда, детка. Может, мне понадобится томик легких стихов. Полагаю, это легкая поэзия?
— Да, сэр. — Кетлин протянула ему рукопись. Она старалась не встречаться с ним взглядом и надеялась, что накидка скроет изменения в ее фигуре.
Гораций обратил внимание на странность ее поведения, но истолковал ее ошибочно, решив, что она мучается от жары.
— Простите, мисс Джеральдин, — спохватился он, — я забыл о своих манерах. Позвольте вашу накидку, здесь очень тепло.
— Нет, я надолго не задержусь, — сказала Кетлин. Внезапно из-под шляпки выкатилась предательская капелька пота.
Кетлин поспешно встала, но зацепилась тяжелой шерстяной накидкой за подлокотник, и та соскользнула с ее плеч, открыв на всеобщее обозрение платье.
— Черт, — прошептала она и наклонилась, чтобы поднять ее. Неожиданно острая боль в боку пронзила ее, она вскрикнула и оперлась на подлокотник.
С несвойственной его годам прытью Гораций обогнул стол и бросился на помощь гостье.
— Сюда, мисс Джеральдин. Вы переутомились. Позвольте помочь вам сесть.
Кетлин чувствовала головокружение, ноги стали ватными. Не мудрено, подумала она, за последние сутки у нее во рту маковой росинки не было.
Она заставила себя выпрямиться. Гораций пристально посмотрел на нее. Он надеялся увидеть стройное молодое тело и пышную грудь, но вместо этого обнаружил странную выпуклость в районе живота, подчеркнутую завышенной талией платья.
— Моя дорогая девочка, вы беременны!
Подобная прямолинейность не входила в его намерения. Однако яркий румянец на щеках гостьи подтвердил его предположение.
— Простите, мэм. Поздравляю. — Он поднял с полу ее накидку. — Я не знал, что вы вышли замуж.
Кетлин колебалась, пока надевала накидку. Правда может погубить ее. Но на нее и так свалился целый ворох несчастий. Одним больше, одним меньше — какая разница? Она вздернула подбородок.
— Вы не знали о том, что я вышла замуж, сэр, потому что я не выходила.
Гораций наблюдал за тем, как румянец становится ярче, и быстро просчитывал варианты, причем не все из них были позорны для Кетлин.
— Понимаю.
— Конечно, понимаете.
Кетлин потянулась за своим свертком. Она уйдет отсюда прежде, чем ее вышвырнут вон.
— Куда вы собрались?
Кетлин замерла. Куда она собралась? А действительно, куда? Она уже об этом думала? Нет, не думала. Ее дальнейшие шаги зависели от того, как сложатся обстоятельства!
Она никогда не плакала. Нет, не совсем так. Как любящая дочь, она пролила пару слезинок над могилой отца. Однако она не была склонна жалеть себя, устраивать истерики и предаваться меланхолии. Она без слез приняла тот факт, что носит ребенка. С мрачной решимостью пересекла Ирландское море. Нет, она не даст волю слезам. Она упорно игнорировала капельки влаги на щеках.
— Отец ребенка — самый настоящий мерзавец, если он соблазнил и бросил вас. — Гораций надеялся, что она не услышит насмешки в его словах.
И Кетлин действительно не услышала. Когда она подняла голову, ее лицо было спокойно, если не брать во внимание следы от слез.
— Он геройски погиб при Ватерлоо.
— Вот как.
Гораций присел на край стола и сложил руки на груди. В течение последнего месяца он многократно выслушивал ту же самую историю от одетых в траур беременных актрис, певиц, оперных танцовщиц. Как удобно: у всех верные любовники погибали при Ватерлоо. Если посчитать, то после каждого погибшего в сражении солдата остался ребенок. Однако то, что рассказывает стоящая перед ним девушка, вполне может быть правдой. Хотя какая разница. Она беременна, не имея ни обручального кольца, ни мужа. Как ни поверни, она носит бастарда.
Горацию всегда нравился Руфус Джеральдин. Он никогда не встречался с его дочерью, но знал, что девушка принимает непосредственное участие в работе отца. «Моя дорогая правая рука» — так Джеральдин называл свою дочь, которая превращала его труды в рукопись, написанную четким, разборчивым почерком.
Гораций умел оценивать степень нужды попавших в отчаянное положение молодых женщин. Судя по ее одежде и исхудавшему лицу, у нее либо мало денег, либо их нет совсем. Учитывая, что в Лондоне достаточное количество писарей, она вряд ли найдет работу. В его душе шевельнулось некое подобие жалости, но он подавил это чувство. Он практичный человек, хитрый и ловкий, способный на различные ухищрения. Ему никогда не была свойственна сентиментальность. Скорее всего странные ощущения вызваны запеченными устрицами и беконом, которые он ел на завтрак. Впрочем, он может оказать ей любезность и, заключив с ней сделку, дать немного денег. Гораций взял сверток и предложил Кетлин сесть.
— Вы совершили долгий путь, чтобы увидеться со мной. Самое меньшее, что я могу для вас сделать, это сказать, стоило ли это таких усилий.
Лицо Кетлин прояснилось.
— Вы прочтете рукопись? Я подожду.
Гораций посмотрел на нее поверх очков.
— Так не терпится уйти? У вас есть куда идти? Есть временное жилье?
Кетлин поплотнее запахнула накидку.
— Нет, сэр.
— Я так и думал.
Гораций подошел к серванту и налил два бокала мадеры.
— Выпейте. У вас изможденный вид. — Оглядевшись по сторонам, он заметил коробку шотландского песочного печенья и открыл ее. — Возьмите, — сказал он Кетлин.
Решив, что гостья занята делом, он сел за стол и начал читать. Как он и ожидал, стихи оказались замечательными. Хотя он и был погружен в текст, от него не укрылось, что Кетлин взяла новую порцию листков рукописи Делейси.
Полчаса спустя Гораций, скорее озадаченный, чем разочарованный, поднял голову.
— Почему ваш отец для своей последней книги выбрал такую тему — путешествие глупца?
— Трудно сказать определенно, — с ирландским акцентом начала Кетлин. Гораций впервые видел, как она улыбается. Улыбка сделала ее чрезвычайно привлекательной. — Вероятно, отец думал о нашей родине. Глупец — это Ирландия. Он очень похож на Персиваля (Рыцарь Круглого стола, занятый поисками священного Грааля). Он наделен сверхъестественной везучестью — попав в кучу навоза, он выбирается из нее и пахнет розами. Понимаете?
Гораций понял значительно больше, чем она предполагала.
— Для молодой женщины вы удивительно хорошо начитаны.
— Мой отец…
— Конечно. Ваш отец. — Он положил рукопись на стол. — Ваш отец никогда этого не писал. Здесь нет даже намека на сходство с его другими работами. Кто это сочинил?
«Солги!» — кричал голос самосохранения.
— Я, — прозвучал ее честный ответ. Гораций был потрясен, но потрясение длилось всего мгновение.
— Чего вы намеревались добиться обманом?
— Денег, сэр, для себя и для ребенка. Отец всегда утверждал, что у меня талант к миниатюре. Теперь,
