— Придем. Как только сможем.
— Дзисаи не появлялся здесь с тех пор, как ваш хозяин заплатил ему деньги, но вы можете спросить о нем у его друга.
Другом оказался не кто иной, как Крыса, расслаблявшийся за чашечкой вина.
— Ну что, уже набрался? — приветствовал его Тора.
— Нет, просто греюсь, — прохрипел Крыса, разглядывая Сэймэя. — А это что еще за старый хмырь?
— Я подожду на улице, — не выдержал Сэймэй и собрался выйти, но Тора ухватил его за рукав.
— Постой, мы выйдем вместе. Крыса тоже пойдет с нами — покажет, где живет Дзисаи.
— Дзисаи? — заинтересовался Крыса. — А что он натворил?
— Просто у нас есть к нему несколько вопросов, — пояснил Тора. — Так ты идешь или нет?
— А что я с этого получу?
— Оплатим твою выпивку, если поторопишься.
Крыса вскочил, схватил свой костыль и заковылял к выходу.
Желтозубая служанка лучилась улыбкой.
— Он заказывал три кувшина лучшего вина и миску маринованных слив, — поспешила сообщить она Торе.
— У твоего милого дружка есть деньжата, только будь с ним поласковей, потому как не любит он с ними расставаться. — шепнул тот на ухо ей и громко прибавил: — Заплати ей, Сэймэй. Слово есть слово, к тому же нам надо спешить.
Осторожно поглядывая на женщину, Сэймэй достал связку монет.
— Этот человек — ходячий пример того, как пьянство доводит до нищеты, — изрек он. — Сколько он тебе должен?
— Сорок пять монет.
От такой цифры Сэймэй опешил и прижал деньги к груди.
Женщина игриво потрепала его по щеке и, кокетливо стреляя глазками, сказала:
— Но для вас, мой дорогой, я назначу особую цену.
Сэймэй таращился на ее желтые зубы, как утопающий на разверстую пасть акулы.
— Гони десять монет, любовь моя, а остальное потратим вместе!
Вокруг шумно зааплодировали.
Сэймэй дрожащими руками отсчитал десять монет, вручил их кокетке и бросился прочь.
— Не забудьте про свое обещание! — крикнула она ему вслед.
— Всего десять монет за такую порцию винища! — удивлялся на улице Тора, похлопывая Сэймэя по спине. — Придется тебе, старик, поделиться со мной своим секретом обольщения женщин.
Сэймэй свирепо зыркнул на него, но предпочел перенести свой гнев на весело насвистывающего Крысу.
— Давай, ты, пошевеливайся! Даже собака, сколько бы ни виляла хвостом, может получить пинка.
Крыса притих. Ковыляя на своем костыле и жалуясь на холод, долгую дорогу и слабое здоровье, он вел их грязными переулками, через заброшенные кладбища и трущобы, где на веревках висело обледеневшее белье и повсюду валялись горы мусора и объедков. Наконец он решил расстаться со своим костылем, спрятав его на время в дупло старого дерева. Сэймэй хранил презрительное молчание.
Промерзшие и сердитые, они наконец добрались до пустыря на южной окраине Фудзисавы, возле городской стены. Здесь в самодельных хибарах и лачугах жили те, кому не нашлось места в городе. От костров, разведенных под открытым небом, поднимался черный дым. Женщины с ребятишками суетились возле огня, и здесь же кучками сидели мужчины, выпивая и кидая кости.
Здороваясь с ними по-свойски, Крыса обошел веревку с промерзшим тряпьем, пнул рычащую собаку и остановился перед самой отвратительной лачугой.
Вход прикрывала драная циновка, сломанная кухонная утварь валялась повсюду на земле. Откинув циновку, Крыса бесцеремонно шмыгнул внутрь, Тора последовал за ним. Сэймэй, сраженный чудовищной вонью, остался ждать снаружи. Из-за циновки донеслись возбужденные голоса.
Стайка чумазых ребятишек вмиг окружила Сэймэя.
— Монетку! Дай монетку! — жалобно ныли они. — Пожалуйста, господин, всего одну монетку на мисочку супа! — И тянулись к нему ручонками, щупали одежду, норовя запустить пальцы в рукава и под пояс.
Отмахиваясь из последних сил, Сэймэй заорал:
— Давай поскорее, Тора!
Вместо ответа тот вытянул из-под циновки руку и втащил старика вовнутрь. Сэймэй едва не задохнулся. Почти ослепнув от неожиданного полумрака, он чувствовал себя так, словно его проглотило какое-то огромное зловонное чудовище. Постепенно он разглядел в потемках убогое человеческое существо, съежившееся на тюфяке под драными одеялами. Одеяла эти давным-давно выцвели и посерели от грязи, и щуплое созданьице под ними имело тот же оттенок — серая кожа, реденькие седые волосы, паутиной липшие ко лбу, серая убогая одежонка. Глубоко посаженные черные глазки равнодушно устремились на Сэймэя.
Решив, что они ошиблись местом, тот было попятился к выходу, но Тора посторонился, и Сэймэй увидел, что щуплым грязным существом была старуха, а лоточник Дзисаи сидел, скрестив ноги, возле нее. На нем были такие же грязные лохмотья, а рядом стояла треснутая жаровня, скорее коптившая, нежели дававшая тепло.
Прикрыв рукавом нос, Сэймэй сказал Торе:
— Это тот самый человек. Расспрашивай его поскорее, и пошли.
— Ну что за манеры у тебя, старик! — усмехнулся Крыса, который уже пристроился на грязном полу рядышком с лоточником. — Мы же только пришли. Садись и пообщайся с людьми.
Сэймэй бросил на Тору умоляющий взгляд, но тот, не обращая на него внимания, тоже сел. Постояв еще немного, Сэймэй подобрал повыше подол кимоно и опустился на пол.
Окончательно расстроило стремящегося вырваться наружу Сэймэя то, чего он никак не ожидал: безмятежно-ленивая беседа о погоде и делах обитателей пустыря. Потом последовало подробное обсуждение слабого здоровья жены лоточника. С Сэймэем советовались, расспрашивали, и он помаленьку оттаял. Его попросили проверить у старухи пульс и осмотреть глаза, перечислили и используемые лекарства — лягушачья кожа, запеченное на углях кротовье мясо, толченый таракан.
Дребезжащие старухины жалобы, пронзительное нытье лоточника, зычный голос Торы и хриплое бормотание Крысы сливались в стройный хор, и этой непринужденной беседе, казалось, не будет конца — во всяком случае, никто и не вспомнил о цели визита.
Когда запас Сэймэевых ценных советов иссяк, а поток старухиных жалоб исчерпался, Тора, потянувшись, сказал:
— Да, Дзисаи, как все-таки хорошо повидаться со старыми друзьями. А вот хозяин-то наш просил разузнать, не докучают ли тебе больше те ублюдки.
Об этих словах пришлось пожалеть тотчас же. Лоточник с супругой пустились перечислять многочисленные неудачи, якобы приобретенные Дзисаи во время того происшествия. И спина-то у него болела, и бедро-то ему вывихнули, коленка не гнулась, и голова трещала аж до потери сознания. Короче говоря, его попросту сделали калекой: ни тебе поработать, ни поспать нормально ночью — сплошная боль. Лекарь денежку берет, не стесняется, а если учесть, что больных-то двое, жизнь получается впроголодь.
Недоверчиво усмехнувшись, Сэймэй приподнял крышку горшка, стоявшего на шаткой бамбуковой подставке.
— Бобовая похлебка? — поморщился он.
— Добрый сосед принес, — объяснил лоточник. — А что толку? Жена больная не может есть это холодным, а у меня силенок нет огонь разжечь да разогреть. — Он тяжко вздохнул и прибавил: — Даже если б дрова были.
Сэймэй снова усмехнулся, а Тора поспешил заверить:
