вероятно, и являлась источником приятного аромата. Она была выполнена в форме бронзового шара с витиеватым узором из пересекающихся кругов, листьев и лепестков.
— Откуда взялась эта штука? — спросил Акитада.
Сэймэй проследил за взглядом хозяина.
— Ее принес губернатор из собственной библиотеки, когда увидел, что у вас нет ни одной. Уж больно воздух здесь был тяжелый.
— Как мило с его стороны. А что это ты там говорил про Тору и Хидэсато?
— О-о!.. Это был худший день в моей жизни! — с чувством произнес Сэймэй. — Сначала зубастая тетка в трактире устроила мне позорную сцену, потом мы разыскали вашего мерзавца лоточника и его жену в каких-то грязных трущобах, а потом это убийство… Ох!.. Вот ужас-то был! И нам еще пришлось прятать Хидэсато у Хигэкуро. Но и на том все не кончилось — много часов мы проторчали в префектуре. А когда наконец вернулись сюда, то нашли вас на полу без сознания на самом пороге смерти.
— Подожди-ка, Сэймэй, не так быстро. Давай по очереди. Во-первых, что за убийство?
Акитада слушал, потрясенный до глубины души подробностями цветистого рассказа Сэймэя об убийстве Жасмин и других событиях того злосчастного дня.
— Что-то я не понимаю. Неужели все это случилось вчера? — нахмурился он.
— Вчера?! Как же! Четыре дня назад! Просто вы были очень больны.
Акитада пощупал голову.
— Четыре дня? — Он в ужасе подумал об Аяко. Как же она, должно быть, волновалась! Чувство нежности и благодарности нахлынуло на него. — Я рад, что Хидэсато у них и защитит девушек от тех ужасных монахов. — Он помолчал в нерешительности, потом улыбнулся. — Будем надеяться, что для Торы это не станет испытанием. Отоми ведь очень красива.
— О-о, да Хидэсато нет дела до Отоми! — начал было Сэймэй и тут же прикусил себе язык, поспешно переключившись на чайник.
С трудом сев на постели, Акитада принял из его рук чашку, отпил и задумался о бедняжке Жасмин.
— А что же убийство? — спросил он, грея ладони. — Там и впрямь было так много крови?
— Я собственными глазами видел занавеску. Большая она, как вон та дверь, и вся пропиталась насквозь. Тора говорит, что убийца, наверное, вытирал ею кровь, а потом повесил обратно. Представляете?
— Да, — кивнул Акитада. — Только странно это как-то. А где Тора?
— Пошел проведать Хидэсато, но скоро вернется. Кашки-то вам сварить?
И получив согласие, Сэймэй торопливо вышел. Чувствуя легкое головокружение, Акитада лежал и смотрел в потолок. Он допускал возможную связь между синим цветком и смертью Жасмин, только никак не мог уловить ее.
Вновь почувствовав жажду, он встал и, пошатываясь, пошел налить себе еще чаю. Новый приступ слабости заставил его остановиться возле стола. Шар для благовоний не имел своей подставки. Когда Акитада случайно коснулся его пальцем, он закачался, но не сместился. Ловко придумано! Прихлебывая чай, он любовался шаром. Узор на нем показался до странного знакомым. Акитада сел за стол и, взяв шар в руки, внимательно изучил рисунчатые прорези для дыма и вдруг в одной из них узнал знакомую фигуру — эту прыгающую за мячом рыбку он уже видел на монастырском складе! Сердце бешено забилось.
— Силы небесные! Зачем вы вылезли из постели?! — услышат он голос влетевшего в комнату Мотосукэ. — А ну-ка ложитесь скорее обратно, пока Сэймэй вас не застукал!
Улыбаясь, Акитада поставил шар на место и залез под одеяла.
— Рад видеть вас, — сказал он.
Мотосукэ подобрал полы и опустился на колени рядом с ним. Круглое лицо его излучало сочувствие.
— Слава Богу, вы поправились! Не представляете, как мы все тут волновались! — Он дружески обнял Акитаду.
Тот был тронут до глубины души и тоже обнял его.
— Благодарю за вашу заботу, дорогой брат, — произнес он. — Надеюсь, приготовления к монастырскому торжеству идут успешно?
— Не то слово! — Мотосукэ потирал руки. — И теперь вы тоже сможете принять участие. — Он озабоченно вглядывался в лицо Акитады. — Как вы сами-то считаете, достаточно окрепнете к послезавтра?
— К послезавтра?
— Разве вы забыли дату? Пока вы тут недужили три дня, мы с Акинобу и Юкинари в поте лица трудились над всеми приготовлениями. — Он улыбнулся. — Хвастаться, конечно, некрасиво, но я прекрасно умею все устроить. Мне прямо не терпится доложить вам все в подробностях.
— Простите. Я совершенно об этом забыл.
— И неудивительно. Вы же все это время были в бреду. Мы по очереди ухаживали за вами.
— Благодарю вас.
Лицо Мотосукэ сделалось серьезным.
— Сэймэй уже рассказал вам, что госпожа Татибана и ее нянька мертвы?
— Что-о?!
Мотосукэ кивнул.
— Покончили с собой в тюрьме.
— Просто не верится! — вскричал Акитада. — Это, наверное Икэда убил их… и тут уж, конечно, моя вина.
— Нет. Икэда исчез. И, насколько мы поняли, еще до их смерти.
У Акитады голова пошла кругом. Только теперь он понял, какую грубую ошибку допустил, позволив Икэде забрать этих женщин в тюрьму И нездоровье, которое он уже тогда ощущал, не могло послужить оправданием такой небрежности. Образ бабочки, попавшей в снежный плен, снова мелькнул у него в мозгу. Каким он оказался пророческим! Акитада поморщился.
— Вам известны какие-нибудь подробности?
— Мне известны все подробности, потому что я сам послал Акинобу на расследование. Это произошло две ночи назад. А Икэда, судя по всему, сбежал за ночь до этого — вскоре после того, как вы арестовали женщин. У себя на столе он оставил записку, что его якобы вызвали по делу из города. Поскольку он так и не вернулся, я временно назначил на его должность Акинобу. А между тем госпожа Татибана требовала разрешить ей поговорить с Икэдой, и когда ей сообщили, что того нет в городе, стала отчаянно настаивать на свидании с Дзото.
— Ну разумеется! — простонал Акитада, сжимая кулаки. — Каким же я был дураком!
Мотосукэ устремил на него вопросительный взгляд, но Акитада безмолвствовал, и он продолжил:
— Так вот, старший полицейский решил, что она ищет духовного утешения из-за предъявленного ей обвинения, ну и дал разрешение на этот визит. Сам Дзото не явился, но в тот же вечер прислал своего помощника Кукаи и еще двух монахов. Стража утверждает, что те молились вместе с нею, а потом ушли. Она спокойно приготовилась ко сну. А утром стража нашла ее повешенной на балке. Вместо веревки она использовала скрученную одежду. Когда же они зашли в соседнюю камеру проверить няньку, оказалось, что та сделана то же самое при помощи пояса.
— Их убили, — сказал Акитада. — Эти женщины слишком много знали.
Мотосукэ покачал головой.
— Не думаю. Но что бы там ни произошло, это избавляет нас от малоприятных процедур.
Слова прозвучали грубо, но Акитада хорошо знал, что женщина, изменившая мужу и убившая его, не могла рассчитывать на милосердие. Таких преступниц подвергали жестоким публичным пыткам, равно как и слуг, поднявших руку на своего господина. Этого требовала общественная мораль. Только в случае с госпожой Татибана подобное зрелище могло бы стать невыносимым даже для грубой толпы. В этом-то, судя по всему, Мотосукэ и видел проблему. Теперь же, будучи мертвыми, эти женщины удовлетворили требования правосудия. Возможно, они и сами искали для себя более легкого конца. И все же Акитада не разделял того облегчения, которое испытывал Мотосукэ.