Жизнь кажется мне слишком короткой, чтобы я согласилась мириться с подобным. Я начинаю собираться с мыслями и беру сумочку, намереваясь выйти из-за стола. Подожду Крейга где-нибудь в другом месте. Плевать, если меня сочтут дурно воспитанной. Этот тип просто невыносим. Я не могу оставаться здесь ни минутой дольше.
— Уверена, что вы и другая миссис Филипс будете очень счастливы вместе, мистер Уайтхаус. — Не уверена, правильно ли произнесла его фамилию, но он не поправил меня. Откровенно говоря, мне на это абсолютно наплевать. Я отодвигаю стул и встаю.
— Не называйте ее миссис Филипс, ей больше подходит ее девичье имя, и она предпочитает, чтобы так ее и называли. Люси Хьюитт-Джоунз, это более шикарно.
Комната куда-то поплыла. Мои ноги, крепкие, при нормальных обстоятельствах твердо стоящие на земле, подводят меня. Я падаю обратно на свой стул.
— Люси Хьюитт-Джоунз? Длинноногая блондинка? — Как жаль, что не могу добавить — незамужняя.
— Вы знаете ее? — Лицо Джоу вспыхивает от волнения.
— Работает в «Гордон Уэбстер Хэндл»? — Мне необходимо удостовериться, что нет никакой ошибки. Но конечно же нет. Люси Хьюитт-Джоунз — достаточно примечательное имя.
— Да. — Джоу улыбается и искоса смотрит на меня. — И я тоже. Мы там и познакомились. А вы откуда знаете ее?
В моих ушах раздается какой-то ужасный гул. Я вижу, как двигаются губы этого типа, но не могу различить слов, которые он нанизывает одно на другое. Я внезапно испытываю ледяной холод, а в кишечник будто вставили фитиль.
— Она замужем за моим мужем, то есть, я хочу сказать, бывшим мужем.
Я, пошатываясь, встаю, затем иду невероятно медленно, так как знаю, что если пойду быстрее, то непременно споткнусь или упаду в обморок, и это будет непростительно. Очень медленно беру сумку и жакет. Пальцы мои обмякли и не в состоянии нормально застегнуть жакет. Когда я выхожу из зала, вопли детей и пронзительный скрежет микрофона пронзают мое тело, словно стрелы.
Оказавшись вне поля зрения гостей, я пускаюсь бежать и бегу, словно отъявленный уголовник с места преступления.
Глава 40 ЛЮСИ
День, когда состоялось мое прозрение в Национальной портретной галерее, в дальнейшем развивался не совсем по моему сценарию, но я уже начала привыкать к тому, что так всегда бывает, когда дело касается детей. Редко все складывается так, как ты себе представляешь. Я выбежала из галереи, отчаянно пытаясь остановить такси. Все еще шел дождь, и машин было мало. Никогда в жизни мне не приходилось тратить столько усилий, чтобы остановить такси, обычно они, рискуя столкнуться, сами останавливаются, чтобы предложить подвезти меня. Но ведь никогда в жизни я не вела себя столь безумно; уверена, эти обстоятельства взаимосвязаны. Дома меня встретила только слегка озадаченная Ева. Ориол не было видно, оказалось, она еще в школе. Было только двадцать минут третьего. Это показалось мне странным — день тянулся так медленно, что у меня создалось впечатление, будто он длился целый месяц.
Я выкурила сигарету, выпила черный кофе и слонялась по кухне до тех пор, пока меня не осенила идея зайти к Конни. Мы сможем вместе пойти в школу. Таким образом я убью время, и, находясь рядом с ней, я, скорее всего, не нарушу невидимых (но очень важных) правил этикета, соблюдаемых у школьных ворот, но незнакомых мне.
Конни обрадовалась, увидев меня, и еще больше моему решению укрепить связь с Ориол.
— Мне она необходима. Мне нужно знать, что есть основание, движение вперед и, главное, нужный результат, — бессвязно лепетала я, не упомянув о том, что Ориол мне необходима и для того, чтобы восстановить взаимоотношения с Питером, и не сказав, почему так настоятельно понадобилось все это именно сейчас.
Большую часть времени Конни проявляет мечтательность и непрактичность. Ее чаще, чем обычных взрослых, занимают мысли типа «для чего мы здесь». Ее настойчивое стремление оставаться вечной студенткой часто действует на нервы, но сегодня это мне подходит.
Конни просто счастлива, что я пойду с ней к школьным воротам. Там я становлюсь объектом более пристального внимания, чем мне того хотелось бы. Половина мамочек подчеркнуто представляется мне и говорит, как приятно
Ориол была очень взволнована, увидев меня у ворот, а удостоверившись, что Ева не заболела, она немного успокоилась и схватила меня за руку.
На следующий день Питер, Ориол и я пошли в кино, и я позволяла ей садиться ко мне на колени во время якобы страшных моментов, несмотря на то что она помяла мне юбку, а это был всего лишь мультфильм Диснея, и мы обе знали, что в действительности ей совершенно не было страшно.
В воскресенье к нам, как обычно, пришли близнецы, и мы все вместе отправились кататься на роликах в Кенсингтон-Гарденз, что нельзя назвать типичным явлением. Не могу сказать, что я получила большое удовольствие, — Себастьян сбил меня с ног четыре раза, и я уверена, что ни одно из этих столкновений не было случайным, но Питер и Ориол сияли от счастья, несмотря на моросящий дождь и холод. Когда вечером я села в горячую ванну и осмотрела свои поцарапанные колени и ладони, слезы ручьем покатились по моим щекам. Я с раздражением вытерла их и сказала себе, будто плачу из-за своих ушибов или же из-за того, что в спешке забыла дома перчатки, так что пальцы заболели от холода и теперь выглядели столь же привлекательно, как размороженные рыбные палочки. Было бы ужасно думать, что эти слезы вызваны сожалением по поводу моих поступков, или огорчением из-за времени, потраченного впустую, или ужасом при мысли, что раскроют мою истинную сущность. Хотя любого из этих фактов вполне достаточно, чтобы заставить меня плакать.
Такие идиллические сценки, как та, что я только что описала, оказались не очень характерными. С течением времени Ориол становилась все менее сговорчивой. Новизна моего появления у школьных ворот на удивление быстро сгладилась, и на третий день она спросила: «Разве тебе не нужно зарабатывать деньги? Где Ева? Ева знает, что по вторникам я хожу в библиотеку».
Я вообразила, что, как только я решила, что готова принять Ориол, семейную жизнь и все, что с этим связано, меня тут же встретят с распростертыми объятиями в буквальном и метафорическом смысле. Я ошибалась. Ориол пугает мой внезапно проснувшийся интерес к ее жизни. Она повела себя словно строптивый подросток, когда я предложила сократить количество встреч для игр с другими детьми в течение недели. Но она так устает после школы, что я уверена, что ей необходимо время для отдыха.
Обнаружилось, что мы очень похожи, чему я рада, но наша похожесть приводит к проблемам. Мы обе обладаем сильной волей, независимостью и самостоятельностью. У нас есть свои определенные идеи (часто вступающие в противоречие друг с другом) по поводу того, когда и как следует делать определенные вещи. Мы спорим по поводу того, что Ориол должна есть, когда она должна заниматься и когда ей следует ложиться спать. Поскольку я не придавала большого значения материнству, то позволила развиться большому количеству плохих привычек. В частности, ей разрешалось самой выключать свет в любое время ночи. Мне было важно, чтобы она оставалась в своей комнате после того, как Ева уложит ее в постель, а остальное не слишком волновало. Поразмыслив по этому поводу, я сочла, что свет следует выключать в семь часов по будним дням. Мое предложение было встречено презрением.
— Я не дитя, мамочка, — решительно заявила она.
Но в действительности нам только что открылось, что она дитя. Мое дитя.
Я продлила время отхода ко сну до восьми часов по уикэндам, что являлось большой жертвой с моей
