Он прошел в бар, осторожно закрыв за собой дверь. Вдруг продребезжал колокольчик, и вслед за этим послышались громкие голоса и топот ног. Эндрюс и Крисфилд на цыпочках вышли в темный коридор и долгое время стояли там в ожидании, вдыхая вонючий воздух, бивший в нос отсыревшей штукатуркой и прокисшим вином. Наконец Ходя вернулся с тремя бутылками вина.
– Ну, вы оказались правы, – сказал он Эндрюсу. – Они строят баррикады на авеню Маджента.
Какая-то девушка подметала лестницу. У нее были растрепанные волосы, выбивавшиеся из-под синего платка, завязанного под подбородком, и полное румяное лицо. Крисфилд притянул ее к себе и поцеловал, проходя мимо.
– Наша прислуга, – объяснил он Эндрюсу. – Я из-за нее чуть не подрался вчера со Слиппери…
Войдя в комнату вслед за Крисом, Эндрюс увидел человека, который сидел на подоконнике и курил. Он был одет в форму младшего лейтенанта; его обмотки сверкали ослепительным блеском, и курил он из длинного янтарного мундштука. Розовые ногти его были тщательно отделаны.
– Это Слиппери, Энди, – сказал Крисфилд. – мой старый товарищ.
– Вы что, сняли с себя форму? В высшей степени глупо, если так, – сказал Слиппери. – Представьте себе, что они вас сцапают?
– Мы достали выпивку, – сказал Крисфилд.
Слиппери вынул из кармана кости и медленно бросал их на пол у своих ног, каждый раз щелкая пальцами.
– Я у тебя свистну одну бутылочку, Крис, – сказал он.
Эндрюс подошел к кровати. Эл беспокойно ворочался: лицо его горело, рот судорожно кривился.
– Ну? – сказал он. – Какие новости?
– Говорят, строят баррикады недалеко от Западного вокзала. Будет дело!
– Боже мой, я так надеюсь. Боже мой, как я хотел бы, чтобы они здесь сделали как в России, – тогда мы были бы свободны. Мы, правда, не сможем некоторое время вернуться в Штаты, но зато здесь не будет полевой жандармерии, которая охотится за нами, как за преступниками… Я немного посижу и поболтаю с вами. – Эл истерически рассмеялся.
– Выпьешь глоток вина? – спросил Эндрюс.
– В самом деле, это, может быть, подкрепит меня. Спасибо! – Он жадно пил из бутылки, проливая немного на подбородок.
– У тебя и голова здорово поранена, Эл?
– Нет, царапина, кожа содрана… Похожа на сырой бифштекс, а? Был ты когда-нибудь в Страсбурге?
– Нет.
– Слушай, вот это город! А девушки в этих костюмах! Ах!
– Ты ведь из Сан-Франциско?
– Да.
– Ты не знал там одного молодца, с которым я познакомился в учебном лагере, Фюзелли?
– Фюзелли? Как же, да это мой лучший друг… Ты не знаешь, где он теперь?
– Я видел его в Париже два месяца назад.
– Ах, черт меня возьми! Боже мой, это замечательно! Так ты знал Дэна в учебном лагере? Последнее письмо от него я получил приблизительно год назад. Дэн тогда только что стал капралом. Он чертовски умный малый, этот Дэн, и очень честолюбивый, один из тех молодцов, которые всегда добиваются успеха. Боже мой, я не желал бы встретиться с ним в таком виде. Знаешь, мы часто виделись в Фриско, и он всегда говорил мне, что выйдет в люди раньше меня. Он был чертовски прав. Он говорил всегда, что я бабник… Честное слово, я пытался выбиться в люди в армии. Я делал все, что возможно. Но все, чего я добился, было спокойное место в полковой канцелярии. Но Дэн… Черт его знает, он, может быть, теперь вышел в офицеры.
– Нет, он не офицер, – сказал Эндрюс. – Напрасно ты вертишься, береги руку-то.
– К черту руку! Она скорее пройдет, если я забуду о ней. Видишь ли, я поскользнулся, когда они вдруг дернули вагон, в который я влезал, и… Хорошо еще, что не насмерть. Но когда я подумаю, что не сойди я с ума насчет этой девушки, я был бы уже теперь дома…
– Ходя говорит, что строят баррикады на авеню Маджента.
– Это значит будет дело!
– Никакого дела не будет! – закричал Слиппери. – Один танк и несколько шершавых сенегальцев так погонят ваших проклятых социалистов, что они будут бежать до самого Дижона. Вам, молодчики, надо бы быть поумнее.
Слиппери встал и подошел к постели, гремя костями, зажатыми у него в руке.
– Знаете, нужно побольше, чем горсточка социалистов, подкупленных бошами, чтобы разрушить армию. Если бы это можно было сделать, неужели вы думаете, что люди не сделали бы этого давно?
– Помолчи минуту. Мне что-то послышалось, – сказал вдруг Крис, подходя к окну.
Все затаили дыхание; только трещала кровать, когда Эл беспокойно заерзал на ней.
– Нет, ничего. Мне показалось, что я слышу пение.
– «Интернационал»! – воскликнул Эл.
– Заткнись! – грубо сказал Крисфилд.
В тишине раздались шаги на лестнице.
– Ни черта! Это всего только Смидди, – сказал Слиппери и снова бросил кости на пол.
Дверь медленно открылась и пропустила высокого, сутулого человека, с длинным лицом и длинными зубами.
– Кто эта лягушатник? – спросил он испуганно^ не выпуская дверной ручки.
– Ничего, Смидди, это не лягушатник, это приятель Криса. Он снял форму.
– Товарищ, значит, – сказал Смидди, протягивая руку Эндрюсу. – Господи, ты выглядишь совсем как лягушатник!
– Это хорошо, – сказал Эндрюс.
– Чертовская история, – начал Смидди, задыхаясь. – Вы знаете Гуса Эванса и этого маленького черноволосого молодчика, который все ходил с ним? Их поймали. Я сам видел их с военными полицейскими на площади Бастилии. Один молодчик, с которым я ночевал вчера под мостом, сказал мне, что они решили очистить Париж от дезертиров, хотя бы им пришлось обыскать каждый дом в городе.
Если они придут сюда, они найдут здесь кое-что, чего они не ищут, – пробормотал Крисфилд.
Я еду в Ниццу, здесь стало очень беспокойно. У меня в кармане лежит литер, – сказал Слиппери, закуривая папиросу и пуская дым в потолок.
– Как ты его достал?
– Просто, как шоколад. Я встретился в американском баре с одним молодчиком, младшим лейтенантом. Мы с ним выпили и ночевали с двумя девушками. Утром я поднялся рано, и теперь у меня в кармане пять тысяч франков, отпускной билет и серебряный портсигар, а лейтенант Франклин бегает, небось, по городу, рассказывая всюду, как он был обокраден парижской хипесницей, или, вернее, сидит смирно и молчит. Вот моя система.
– Но, черт подери, я этого не понимаю! Как ты можешь водить компанию с человеком, пить с ним вместе, а потом ограбить его? – крикнул Эл.
– А как ты думаешь, если бы он знал, что я простой рядовой, он не передал бы меня моментально полевому жандарму?
– Нет, я этого не думаю, – сказал Эл. – Они такие же люди, как мы с тобой. Офицеры тоже до смерти боятся, как бы не проштрафиться; они не станут вредить человеку без причины.
– Собачий вздор! – воскликнул Крисфилд. – Они обожают ездить на людях. Простой человек для них хуже собаки. Я бы пристрелил любого из них так же легко, как какого-нибудь негра.
Эндрюс наблюдал за лицом Крисфилда – оно вдруг вспыхнуло; он сразу замолчал. Когда его глаза встретились со взглядом Эндрюса, в них отражался страх.
– Среди офицеров бывают разные люди, хорошие и плохие, так же как и среди нас, – настаивал на своем Эл.
– Чертово дурачье, будет вам спорить! – закричал Смидди. – Надо решить, что делать. Здесь больше
