Столетье с лишним – не вчера,А сила прежняя в соблазнеВ надежде славы и добраГлядеть на вещи без боязни.Хотеть, в отличье от хлыщаВ его существованьи кратком,Труда со всеми сообщаИ заодно с правопорядком.И тот же тотчас же тупикПри встрече с умственною ленью,И те же выписки из книг,И тех же эр сопоставленье.Но лишь сейчас сказать пора,Величьем дня сравненье разня:Начало славных дней ПетраМрачили мятежи и казни.Итак, вперед, не трепещаИ утешаясь параллелью,Пока ты жив, и не моща,И о тебе не пожалели.
1931
НА РАННИХ ПОЕЗДАХ
1936 – 1944
ХУДОЖНИК
Мне по душе строптивый норовАртиста в силе: он отвыкОт фраз, и прячется от взоров,И собственных стыдится книг.Но всем известен этот облик.Он миг для пряток прозевал.Назад не повернуть оглобли,Хотя б и затаясь в подвал.Судьбы под землю не заямить.Как быть? Неясная сперва,При жизни переходит в памятьЕго признавшая молва.Но кто ж он? На какой аренеСтяжал он поздний опыт свой?С кем протекли его боренья? С самим собой, с самим собой.Как поселенье на Гольфштреме,Он создан весь земным теплом.В его залив вкатило времяВсе, что ушло за волнолом.Он жаждал воли и покоя,А годы шли примерно так,Как облака над мастерскою,Где горбился его верстак.Еловый бурелом,Обрыв тропы овечьей.Нас много за столом,Приборы, звезды, свечи.Как пылкий дифирамб,Все затмевая оптом,Огнем садовых лампТицьян Табидзе обдан.Сейчас он речь начнетИ мыслью – на прицеле.Он слово почерпнетИз этого ущелья.Он курит, подперевРукою подбородок,Он строг, как барельеф,И чист, как самородок.Он плотен, он шатен,Он смертен, и, однако,Таким, как он, РоденИзобразил Бальзака.Он в глыбе поселен,Чтоб в тысяче градацийИз каменных пеленВсе явственней рождаться.Свой непомерный дарЕдва, как свечку, тепля,Он – пира перегарВ рассветном сером пепле.
Лето 1936
ЛЕТНИЙ ДЕНЬ
У нас весною до зариКостры на огороде, — Языческие алтариНа пире плодородья.Перегорает целинаИ парит спозаранку,И вся земля раскалена,Как жаркая лежанка.Я за работой землянойС себя рубашку скину,И в спину мне ударит знойИ обожжет, как глину.Я стану, где сильней припек,И там, глаза зажмуря,Покроюсь с головы до ногГоршечною лазурью.А ночь войдет в мой мезонинИ, высунувшись в сени,Меня наполнит, как кувшин,Водою и сиренью.Она отмоет верхний слойС похолодевших стенокИ даст какой-нибудь однойИз здешних уроженок.И распустившийся побегПотянется к свободе,Устраиваясь на ночлегНа крашеном комоде.
1940, 1942
СОСНЫ
В траве, меж диких бальзаминов,Ромашек и лесных купав,Лежим мы, руки запрокинувИ к небу головы задрав.Трава на просеке сосновойНепроходима и густа.Мы переглянемся – и сноваМеняем позы и места.И вот, бессмертные на время,Мы к лику сосен причтеныИ от болей и эпидемийИ смерти освобождены.С намеренным однообразьем,Как мазь, густая синеваЛожится зайчиками наземьИ пачкает нам рукава.Мы делим отдых краснолесья,Под копошенье мурашаСосновою снотворной смесьюЛимона с ладаном дыша.И так неистовы на синемРазбеги огненных стволов,И мы так долго рук не вынемИз- под заломленных голов,И столько широты во взоре,И так покорно все извне,Что где-то за стволами мореМерещится все время мне.Там волны выше этих веток,И, сваливаясь с валуна,Обрушивают град креветокСо взбаламученного дна.А вечерами за буксиромНа пробках тянется заряИ отливает рыбьим жиромИ мглистой дымкой янтаря.Смеркается, и постепенноЛуна хоронит все следыПод белой магиею пеныИ черной магией воды.А волны все шумней и выше,И публика на поплавкеТолпится у столба с афишей,Не различимой вдалеке.
1941
ЛОЖНАЯ ТРЕВОГА
Корыта и ушаты,Нескладица с утра,Дождливые закаты,Сырые вечера.Проглоченные слезыВо вздохах темноты,И зовы паровозаС шестнадцатой версты.И ранние потемкиВ саду и на дворе,И мелкие поломки,И всё как в сентябре.А днем простор осеннийПронизывает войТоскою голошеньяС погоста за рекой.Когда рыданье вдовьеОтносит за бугор,Я с нею всею кровьюИ вижу смерть в упор.Я вижу из переднейВ окно, как всякий год,Своей поры последнейОтсроченный приход.Пути себе расчистив,На жизнь мою с холмаСквозь желтый ужас листьевУставилась зима.
1941
ОПЯТЬ ВЕСНА
Поезд ушел. Насыпь черна.Где я дорогу впотьмах раздобуду?Неузнаваемая сторона,Хоть я и сутки только отсюда.Замер на шпалах лязг чугуна.Вдруг – что за новая, право, причуда:Сутолка, кумушек пересуды.Что их попутал за сатана?Где я обрывки этих речейСлышал уж как-то порой прошлогодней?Ах, это сызнова, верно, сегодняВышел из рощи ночью ручей.Это, как в прежние времена,Сдвинула льдины и вздулась запруда.Это поистине новое чудо,Это, как прежде, снова весна.Это она, это она,Это ее чародейство и диво,Это ее телогрейка за ивой,Плечи, косынка, стан и спина.Это снегурка у края обрыва.Это о ней из оврага со днаЛьется без умолку бред торопливыйПолубезумного болтуна.Это пред ней, заливая преграды,Тонет в чаду водяном быстрина,Лампой висячего водопадаВ круче с шипеньем пригвождена.Это, зубами стуча от простуды,Льется чрез край ледяная струяВ пруд и из пруда в другую посуду.Речь половодья – бред бытия.
