что не могла настолько обознаться: когда она обходила (или, вернее, обегала) башню в самый первый раз, строение показалось ей куда меньше. Теперь один зал переходил в другой, лестница извивалась, словно кишка неведомого чудовища. Клинки звёздного света полосовали тьму – сколько же длится эта ночь? Или, быть может, уже прошёл целый день, а она, Алиедора, каким-то образом его и не заметила? Нет, едва ли, ни голода, ни жажды она не испытывает.
– Здесь, – холодно сказала ноори. Шла она нетвёрдо, то и дело потирая шею; Алиедора не стала снимать петлю.
Они поднялись на самый верх. Гончая могла поклясться, что уже бывала здесь, но… тогда ничего подобного тут и в помине не было!
Стены башни сходились над их головами, стягиваясь в острое копейное навершие. Чёрный камень вдруг сделался совершенно прозрачным, и прямо над головой Алиедоры плыли пугающе огромные звёзды, словно небеса вдруг решили спуститься пониже к несчастной земле. Ни туч, ни облаков, лишь плывут, навечно связанные незримыми цепями, небесные сёстры-Гончие.
– Я покажу тебе, – проговорила ноори, вскидывая руки и странно, неестественно выворачивая запястья, так, что ладони оказались точно вдоль земли.
– Оружие, – холодно напомнила Алиедора. – Ты обещала мне оружие. Чтобы я «приложила его тебе к горлу». Твои слова, ноори, не мои. Никто тебя за язык не тянул. Так что давай. Я жду.
– Хорошо, – покорно сказала Мудрая. Свела ладони вместе, повела в одну сторону, в другую – Гончая ощутила на шее дыхание ледяного ветра. Да, в нём тоже слышалась музыка, почти такая же, как у Тёрна, именно что «почти». Музыка дхусса была тёплой, сильной, большой, словно добрый мохнатый пёс. Творимое схваченной ноори – холодным, острым, режущим, словно вырезанный из вечного льда клинок. И тут, и там волнами переливалась, звучала неслышимая музыка, но как же различалось лежащее у них в основе!
Великий Дракон, милостивый, милосердный, как у таких учителей вырос ученик, подобный дхуссу?!
– Ноори держат слово, – с презрением бросила Мудрая. – Вот, возьми. Да смотри, не порежься – звёздные лезвия самые острые в мире.
Алиедора усмехнулась.
– Нет ещё такого лезвия, что я… ай!
– Вот то-то же.
На указательном пальце проступила капелька тёмной крови. Как Гончая ухитрилась так оплошать перед этой гордячкой-ноори?
Сотканный из звёздного света клинок, однако, зашипел, над ним поднялись зеленоватые завитки не то дымка, не то пара, и по лезвию стало расползаться скверного вида тёмное пятно.
– Поганая кровь, – холодно заметила ноори. Она не старалась оскорбить, просто сказала как есть.
– Другой не имею, – огрызнулась Алиедора. – Показывай, что хотела, и покончим с этим!
– Кажется, ты собиралась приставить это, – кивок на испорченный кинжал, – мне к горлу?
– Не указывай, – буркнула Гончая, но лезвие к тонкой шее ноори всё-таки поднесла. – Раз уж так настаиваешь.
– Что ж, смотри…
Звёздное небо словно обрушилось на них. Алиедора застонала – таким мгновенным, мастерским и неотразимым оказался этот удар. Нет, Мудрая не старалась причинить ей вред. Она словно выбросила её сознание – вместе со своим – туда, в надзвёздные выси, где пролегли пути небесных Гончих, где дуют совсем иные ветра и где проложили себе дорогу пламенные кометы.
«Смотри сама», – услыхала Алиедора.
Они словно парили в неведомой вышине, над скрытым ночной тьмою миром, и внизу, под ними, яростно пылала в ужасающей своей красоте комета. Шар чистого огня, влекущий за собой длинный хвост раскалённого флёра, словно фата невесты.
«Смотри, Гончая, смотри!»
Алиедора вгляделась, обмирая от накатившего вдруг ужаса. Там, на поверхности пламенного шара, плясали, извивались, то скрываясь в огненных безднах, то вновь выныривая, сотни, тысячи, миллионы жутких бестелесных существ, больше всего напоминавших толстых змей со множеством коротких лапок и громадных, в половину тела, пастей, что распахивались, точно ворота замка. Пасти распахивались, из них изливались струи пламени, вздымался алый пар, и твари ныряли обратно, в огневеющие недра кометы.
«Таран, – подумала обмирающая Алиедора. – Неостановимый таран, что несётся прямо на наш мир, и остановить его не может уже ничто».
Но путь кометы пролегал через высокие небесные сферы, она никак не могла столкнуться с твердью мира, не могла врезаться в Лист. Какую угрозу она являет?
«Смотри!» – словно хлыстом обожгла чужая мысль.
Просторы зелёного и голубого внизу, белые покрывала облаков, протянувшиеся на сотни и сотни лиг. И единственная чёрная точка среди этого великолепия; единственная, потому что даже горы или тёмные леса не черны. Вершины хребтов одеты сверкающей ледяной бронёй, сам камень сер, коричневат, красен или жёлт; чащи отливают густой синевой, словно старая сталь.
И единственная чёрная песчинка, чёрное зерно там, внизу, на омываемом тёплым морем Смарагде. Что это? Человеческая фигурка… неведомая сила подхватывает Алиедору и несёт её прямо к ней. Сквозь ночную тьму и облака, на которых пляшет отблеск проносящегося в высоте пламенного шара, Гончая мчалась прямо к чёрной фигурке, уже не сомневаясь, что она увидит.
Тёрн, конечно же, Тёрн. Кого ещё может показать ей эта ноори?
А ещё выше, над кометой, где лежат хрустальные сферы звёзд, начиналась пляска многоцветных огней, алые, зеленоватые и жёлтые полотнища разворачивались от горизонта до горизонта, словно и впрямь расцветали весенние луга, щедро украшенные живыми драгоценностями самой природы.
«Небесный Сад, – услыхала Алиедора. – Гнездовье пожирателей падали. Пусть тебя не обманет кажущаяся красота, за всеми этими огнями – ничего, кроме пустоты и голода».
Слова, слова, слова, подумала Алиедора. Это всё, что ей оставалось – защищаться отчаянным неверием.
«А теперь последнее. Вот что произойдёт, если Великий Тёмный воплотится окончательно».
Комета неслась над миром, и чёрная фигурка словно тянулась к ней, воздев руки. Тёрн? Это таки он? Ничего не разглядеть…
Всё ближе и ближе. Мир кажется детской игрушкой, но зато теперь становится лучше видно чёрное зерно. Оно отнюдь не рядом с башней Затмений. Напротив, оно далеко на востоке, рядом с красивым городом, где белое смешивается с розовым и чуть приправлено ажурной зеленью. Что такое? Дым и пожары? Окраины игрушечного городка затянуты дымом, залиты желтоватым гноем – сомнений нет, здесь прорывалась Гниль. Чёрная фигурка со всех сторон окружена сменяющими друг друга волнами алого пламени и белого не то снега, не то льда, попеременно сменявшими друг друга. А вот и другие ноори, Мудрые, если судить по диковинным одеяниям и маскам, закрывавшим лица.
Так что же, это Тёрн? Ноори показывает ей, Алиедоре, что случится, если «Воплощённый Тёмный» не будет уничтожен?
Она вгляделась. Чёрная фигурка становится больше, больше, и…
Нет, это не дхусс. Это… это… Алиедора не находила слов.
Девчонка. Та самая, что тащилась хвостом за дхуссом, за её, Алиедоры, дхуссом! Дитя Гнили. Случайно уцелевшая «лялька чорная», спасённая и выращенная рыцарями-магами Ордена Гидры, как считал сам Тёрн.
Комета приближалась, нарастала, заливая мир внизу сплошным алым заревом. Алиедора подняла бестелесный взгляд – от воздетых рук девочки-чудовища вверх тянулись неисчислимые нити, и по ним вниз, к земле, устремились полчища огнедышащих духов.
Девочка захохотала, и Алиедора каким-то чудом увидела сейчас нечеловеческий рот от самых ушей, ряды острых зубов.
А призраки все валили, валили сплошной массой, разевая пасти в беззвучном рёве, вниз, на замерший
