– Я хочу остров. А еще вы бросите курить.
Кажется, последнюю фразу я произнесла просто из вредности.
Но мужчина выполнил все, что обещал.
Голубой
…Схватки стали сильными, регулярными, долгими, а промежутки меж ними сократились до десяти секунд. Было похоже, что схватка вообще одна, но бесконечная, непрерывная, заслонившая собой реальность. На передышку иногда не хватало даже мгновенья: достигнув пика, схватка спадала, но тут же начиналась новая, и новая, и новая…
– Думала, не выживу, – сказала я, придя в себя.
Обычная фраза – сколько раз в месяц я ее произношу?
Сегодня у меня девочка. 3 кг 600 г, 48 см.
Сегодня я герой – впрочем, как обычно. Роды как роды. Дежурство как дежурство.
Я вышла на улицу. Свежий ветер ударил в лицо: хорошо! И тут я снова увидела ее.
На противоположной от роддома стороне дороги стояла небесноглазая, земным законам вопреки знающая то, чего ей знать не положено. Но не знающая того, за что готова отдать жизнь…
Какая упорная! Она бы сгноила меня на каторге, но, сдав меня, мать потеряла бы второго ребенка, не приблизившись к первому.
Но в этот раз женщина даже не попыталась со мной заговорить, не пошла тихо вслед, не схватила за руки – несколько раз мне даже приходилось вызывать охрану…
Она лишь дождалась, пока мы встретимся глазами, – и шагнула под мчащийся по шоссе джип.
– Ты все равно заставишь их встретиться, вот увидишь, – вспомнила я ее безумный, горячечный шепот, яркие шальные глаза.
Если бы мальчик не закричал от ужаса, я бы и не заметила ее сына – крохотного, вжавшегося в стену. Розовые щечки, черная челочка. Наверное, тоже пахнет медом.
Я просто повернулась и ушла.
Сумасшедшая просчиталась. Слухи о моем добросердечии сильно преувеличены.
Красный
У него великоватые уши – не оттопыренные, просто большие, и длинные виски, почти бакенбарды. Нос у него тоже длинный – плюс ранняя седина и очки. Он выглядит немного нелепо, но это мой мужчина. Мон Шури.
… – Ну, что ее ждет? Уже знаешь? – торопит Соколова.
Киваю и до крови закусываю губу. Ответ сложился, как картинка из пазлов.
– Нет, «зелеными» здесь и не пахнет, просто сложный случай. Родим в лучшем виде, готовьте операционную.
Нужно выглянуть в окно – кажется, сейчас пойдет дождь. Проливной, но затяжной – дня так на три, возможно, даже город смоет с лица земли. А уж меня – само собой. Так ему, городу, и надо. А мне – тем более.
Пожалуйста, небо, ну где же этот чертов ливень?
– Кажется, дождь собирается, – дурашливо замечает Соколова.
Я улыбаюсь, сжав зубы: все правильно, так и надо.
Желтый, Фиолетовый, Синий
– Это аморально! – округляет глаза подруга Рая, выпытав очередные подробности Саниного визита.
На третьем курсе она выбрала традиционную медицину. Но практиковать не стала – устроилась в районную женскую консультацию. Вышла замуж, родила двоих – сама, без А-кушерок.
Аморально… Как будто я в жизни не совершала поступков похлеще.
Мне хорошо оттого, что Саня есть на свете. Его ребенок подрастет и пойдет в школу, а Мон Шури все так же будет приходить ко мне – потому что ниточка пульсирует, кровоточит, и в такие дни я обхожусь без укола, восстанавливающего силы, но что-то убивающего в душе. Но вместе нам нельзя никак – наступает передозировка; от такого количества любви можно попросту умереть.
Я больше не рожаю в одиночку в пустой квартире и не мечусь потом по улицам, пытаясь сообразить, куда спрятать ребенка, крепко спящего после укола.
Теперь после особо сложных родов я отключаю служебный пейджер и вызываю лимузин. Маленький серебристый самолет на частном аэродроме уже подготовлен к вылету: несколько часов – и я высаживаюсь на остров в Тихом океане.
Рожу я чуть позже, не к спеху: первым делом надо обнять Мики. И остальных детей, конечно, тоже – их уже пятнадцать; поздороваться с персоналом – на меня работает все коренное население острова. Самой дико и странно, что до сих пор не застукали и не линчевали, адреналин в крови зашкаливает, но, похоже, деньги и, правда, решают все. Прокуренный папик оказался благодарным человеком и нежным отцом. К тому же он не единственный богатый и влиятельный субъект, чьи проблемы может решить опытная, отчаянная, крейзануто жадная до денег А-кушерка…
Треплю малышню за светлые вихры. Среди ребят постарше есть несколько брюнетов: когда-то по неопытности я рожала первым любого ребенка – без разбора; того, что сам вперед идет. Теперь приберегаю для острова светлых – предчувствие говорит, что их контролировать будет легче. Светлые и темные, ангелы и демоны? Если бы знать…
– Я чувствую всех, кого когда-то рожала, а тут… Чем дольше взаимодействие – тем сильнее связь, – сказала я когда-то прокуренному папику. Не соврала.
«Зелеными» я могу управлять, не раскрывая рта, не делая ни одного, самого легкого движения.
Дети галдят, а я танцую фламенко без музыки – босиком, на песке. Стаями безумных бабочек вспархивают оборки юбки; где-то идет дождь. Вчера звонила розовая Санина подружка, сказала, что если не отстану от ее мужа, она меня убьет. Хорошее решение проблемы, но, увы, для меня – непозволительная роскошь. Что будет с детьми, если я умру, что будет с миром – один черт знает. И знает ли?..
Я ни в чем не уверена, но каша уже заварена и отступать нельзя – просто некуда. Поплакать за меня может небо, выпить боль – Саня, а все остальное – сама, сама. Запуталась совсем глупая баба.
Впрочем, Мики (редкая челка, небесно-голубые глаза) уже семь. Он вырастет и непременно что- нибудь придумает, я чувствую такие вещи – я же, черт меня дери, А-кушерка.
Утанцевавшись, без сил падаю на песок.
Высоко в безоблачном южном небе сияет радуга, прекрасная, яркая, как хвост сказочного дракона.
Она всегда здесь сияет – круглый год. Здесь никогда не идет дождь.
Я не знаю, что думать по этому поводу. Я вообще ничего не знаю. Дура.
Мне страшно, как же мне страшно.
Во что я вляпалась?
Но я верю, что поступаю… правильно. И это – главное.
Ирина Черкашина
