– Кто-то из ваших друзей, быть может, оказал вам эту услугу? – предположил он.
– Если так, то он подложил мне ба-альшую свинью!
Он почувствовал, что губы его против воли растягиваются в усмешке. Ну да. Этакого кабанчика весом с центнер. Оглушенного и только что не освежеванного.
– Они что думали, я с вами сделаю? – продолжала размышлять женщина вслух. – Запру и буду пытать, пока вы не откажетесь от своих намерений?
Он уселся поудобнее.
– Но ведь именно это вы и делаете!
– Пытаю?!
– Это детали. Не выпускаете меня из дома.
Нож вновь застучал по доске – так яростно, что он пожалел бедную зелень – ее наверняка уже превратили в фарш.
– Не даете мне телефон, не оповещаете моих сотрудников, – продолжал он гнуть свое. – В конце концов, даже не показываете, где у вас выход. Это очень напоминает похищение, мисс Хилл.
– Похищение! – воскликнула она и бросила зелень на зашипевшую сковородку. Запахло так вкусно, что он невольно потянул носом. – Да будь моя воля, вы бы никогда не переступили порога этого дома… ладно, в вашем случае – не переползли!
У него опять дернулся рот. Отчего ему все время хочется смеяться при разговоре с ней? Ведь в этой дерьмовой ситуации совершенно нет ничего смешного.
– Так докажите это, – настаивал он. – Дайте мне телефон. Вызовите мою машину. Мисс Хилл. Все очень серьезно. В конце концов, речь идет о моем здоровье. О моем зрении.
Тишина. Она задумалась, остановившись посреди кухни.
– Дан… док сказал, что вам ничего не грозит. Сегодня-завтра все восстановится.
Он уцепился за еще одну возможность.
– А ваш приятель-доктор не боится потерять практику? Ведь это подсудное дело – удерживать больного вдалеке от больницы, без оказания квалифицированной медицинской помощи…
Но если у нее и были колебания, они уже исчезли.
– Никто вас не удерживает! – безапелляционно заявила Хилл. – Во всяком случае, не мы с доком. И вы врете, что вам не была оказана медицинская помощь. Пощупайте повязку на голове. Выпейте микстуру. Она на полке слева от вас. Если док говорит, что вам не грозят никакие осложнения, это так и есть.
– Я привык доверять своим докторам…
– Ну а я – своим! – отрезала она. – И все, что я говорю, – чистая правда. Я не знаю, кто дал вам по голове… хотя на его месте я бы приложила вас куда сильнее… и клянусь, ему не поздоровится, когда я узнаю – кто это. И я не удерживаю вас силой. Ищите дверь и уходите хоть сейчас.
Он напрягся. Он почему-то ни секунды не сомневался, что она говорит правду, но в разрешении был некий подвох: что, так просто уйдет, и она не попытается его остановить? Странное выражение – ищите дверь. Он попробовал встать и вновь осел на кушетку. Спросил жалобно:
– А что это вы такое вкусное готовите?
– Жаркое.
– А вы угостите меня?
– Неужели вы решитесь съесть что-то в моем доме? А вдруг я вас отравлю?
– Ну ладно, – примирительно заговорил он. – Простите, мисс Хилл, если я неправильно оценил ситуацию. Но вы же обещали – никаких пыток! А у меня уже слюнки бегут от этих запахов…
Она фыркнула, помешивая содержимое сковородки:
– Ладно. А то потом будете обвинять, что я морила вас голодом!
Ужин, к удивлению враждебных сторон, прошел вполне приятно. Они сидели за длинным деревянным столом, предназначенным для большой семьи, ели вкусное жаркое, пили легкий эль. Сделав очередной глоток, он вспомнил Саймака:
– Кто его для вас варит? Гоблины?
– Ну, сейчас еще лето, – в тон ему отозвалась Хилл. – Настоящий сентябрьский эль еще не созрел.
– Угостите, когда будет готов?
– Навряд ли вы настолько у меня задержитесь.
Он провел ладонью по столу, наслаждаясь теплотой и гладкостью дерева. Хотя его слепоте было всего сутки от роду, казалось, все остальные чувства обострились, как это бывает у слепых и слабовидящих. Он остро чувствовал локтем прикосновение ее упругой груди, когда Хилл вела его к столу, – удовольствие скорее для озабоченного подростка, но и любой взрослый мужик от него не откажется. Обнаружил, что хозяйка обладает своим собственным запахом, напомнившим аромат нагретой солнцем кожи. Что щеку ему греет тепло от зажженного подсвечника – три свечи, сказала она, я люблю ужинать при свечах… Что ему приятен запах старого дерева и мастики для мебели. Что ему любопытно, как выглядит этот дом изнутри.
– Я не понял, что такое там с вашим именем? – поинтересовался он, сыто откидываясь на высокую спинку стула и вытягивая ноги. – То вы Касси, то вы Гасси…
– Мое первое имя – Кассандра, – сказала она. – Та, что предсказывала всем несчастья, а ей никто не верил. Отец увлекался всеми этими греческими мифами. Мне оно не нравится, потому что это иногда сбывается. Близкие друзья зовут меня Гасси. Это мое второе имя.
– Огаста? Тоже распространенным не назовешь. А вы, случаем, не страдаете раздвоением личности?
– Конечно, – невозмутимо согласилась она. – Особенно в полнолуние.
– А что значит – «иногда сбывается»? Вы действительно предсказываете неприятности?
– Я их желаю, – сказала она просто. – И они случаются.
– Вроде, – он помахал рукой возле своего лица, – того, что случилось со мной?
Она встала и принесла еще добавки.
– Я этого не желала. Что толку желать слепоты человеку, который и без того слеп?
Ради превосходного ужина он великодушно простил ей этот выпад.
– Ну так скажите, что мне еще такого неприятного предстоит? – Забавляясь, Стив выложил на стол руку. – Как вы это делаете? Насылаете порчу? Втыкаете иголки в восковые фигурки? Вы знаете, что в городе вас называют ведьмой?
– Самая главная ваша неприятность, – отчеканила мисс Хилл, – то, что вы не получите этот дом. Никогда. И на кофейной гуще гадать не надо.
– Я догадывалась, что так все и будет, – сказала она, и Стив уловил в ее голосе нечто вроде жалости. Искреннего огорчения.
– Что? Что так и будет? – выкрикнул он, поднимая незрячее лицо вверх, к лестнице, где она стояла.
– Дом не хочет тебя выпускать.
Он рассмеялся.
– Черт побери! Да брось ты эти свои… штучки! Дом! Ты рехнулась, потому что живешь одна в этой старой развалюхе! Рехнулась! Сдвинулась! Крыша поехала! Сбрендила! Я понятно выражаюсь?
– Разумеется, мистер Уокен, – ледяным голосом отозвалась Хилл. – Вы изъясняетесь очень ясно. Спокойной ночи.
Он чуть не задохнулся.
– А ну, стоять! Спокойной ночи? Да я этот чертов дом на дощечки разнесу! Камня на камне не оставлю! Слышишь, ты, ведьма?