не похоронил мечту всей жизни и не бродил полдня как потерянный.

В сумерках он собрался домой и по дороге все прикидывал, как вернуть то, что он недавно видел. А еще интереснее было бы показать это зрелище кому-нибудь другому и сравнить впечатления.

Через два дня ему позвонили. Человек представился Павлом Дорохом из Праги, из Института возможностей сознания, куда Кириллу теперь дорога закрыта. Он сказал, что результаты недавних тестов пересланы к ним в Институт и они очень, просто очень заинтересованы в сотрудничестве. У них обширная программа исследований в этой области, они нуждаются в одаренных добровольцах. Если молодой человек захочет рассмотреть предложение, то должен приехать на собеседование, дорогу оплатят. На месте его посвятят в подробности.

Большего абсурда Кирилл не мог себе представить. Ради его же блага ему запретили даже думать о психологии и своих потерянных возможностях, зато в качестве опытной модели для исследований человеческого сознания он вполне годился. Никаких ограничений.

Он обещал подумать и сообщить в течение недели. Но обдумать все как следует не получилось. Отец брызгал слюной и опять кричал, что нужно идти в суд и добиваться пресловутого «индивидуального подхода». Что в Конвенции ограничения прописаны не жестко, что можно победить, только поднять шум посильнее, привлечь внимание. А что Кирилла ждет в Праге? Судьба морской свинки? Или лабораторной крысы?

«Они плохо кончают, Кирилл! А у тебя, посмотри, – он тыкал в панель, указывая, – потенциал! У тебя редкие способности! И то, что тебе предлагают, – позор! Для тебя, для всех нас!»

Учитывая, что раньше отец категорически не одобрял эти самые способности, его теперешний энтузиазм внушал подозрение. Через несколько дней давление сделалось непереносимым, и Кирилл позвонил Дороху, не дожидаясь срока, согласился пока что на собеседование, но уже знал, что уезжает насовсем.

Он нуждался в передышке. Отсидеться, понять, что он теперь такое и зачем живет. А пока у него хорошо оплаченная работа морской свинки и куча времени впереди.

Почти с наслаждением Кирилл окунулся в новую жизнь. Бесконечные тесты, визуальные ряды, попытки ощущать чужие эмоции, даже мысли читать, потом отчеты, снова тесты. Жизнь между датчиков. Кирилл, наряду с десятком остальных испытуемых, скоро освоился, примелькался, но среди всех «коллег» по несчастью только он стал «своим» в Институте.

Его никто не гонял, когда он целыми днями засиживался в лабе, наблюдая за работой, ему терпеливо объясняли, когда он о чем-то спрашивал, хотя Кирилл старался поменьше встревать с расспросами, чтобы не вызвать раздражения. Он много читал, постоянно регистрировался вольным слушателем на сетевых лекциях и семинарах. Мог бы так пройти большую часть основного курса – необходимая сумма наличествовала, никому и в голову не пришло бы его останавливать, – но сам не стал растравлять себе душу, ограничился тем, что его действительно интересовало. А после пережитого у заброшенного трамплина его влекли любые измененные состояния сознания, он просто бредил своими новыми идеями, глотал все, что сулило осуществление впоследствии хоть части, хоть малой толики.

Существовала еще одна программа – персональный проект Дороха. Тоже интересный, тоже многообещающий. Кириллу приходилось каждый раз документально подтверждать согласие, каждый рискованный эксперимент щедро оплачивался. В чем причина эмпатии, в чем причина «углубленного контакта» между людьми и других пограничных эффектов, мозг или сознание? Физика или мистика? Здесь испытуемых было всего трое, и здесь все время ходили по лезвию бритвы. Кириллу натыкали датчиков уже под кожу, его постоянно записывали, а еще регулярно «подвергали кратковременному импульсному воздействию». Не всегда безболезненному и приятному, но иногда вгонявшему в настоящую эйфорию. Самое смешное, что за несколько лет работы данных скопилась масса, статей написана тьма, а на главный вопрос так до конца и не ответили.

Кирилл сначала разделял энтузиазм Дороха, ему тоже очень хотелось знать, можно ли искусственно вызвать такие изменения. Однако вскоре пошли побочные эффекты. Кирилла, как говорится на здешнем жаргоне, начало зашкаливать. Из троих только его. Он безобразно «плыл», начиная транслировать реакции других испытуемых, пошли проблемы с самоидентификацией до полной потери себя, хорошо, что не окончательной. И вдобавок – дикие приступы страха, если в эксперименте участвовало сразу двое или трое.

Его на время негласно вывели из программы, но прежнее состояние не восстановилось, процесс как будто только набирал обороты. Хотели положить в местную институтскую психушку и «выводить из этого состояния», но Кирилл сумел договориться с Дорохом. Или он в течение месяца научится себя контролировать, только чтобы его не трогали, или согласится на лечение.

Запершись у себя, он днями не вылезал из сетевых библиотек, перепробовал все, даже мантры, и нашел один способ хотя бы создавать ощущение, что все нормально. Сам себя «кодировал». Потом открыл еще одно средство, упражнялся с дыханием до изнеможения, и через месяц Дорох, ввиду явного прогресса, продлил срок самостоятельного лечения. Кирилл снова кинулся в бой, спасаясь. Неоднократно в этих поисках себя ему удавалось пережить знакомое запредельное состояние, как возле трамплина, и он принялся потихоньку нащупывать связь. А для этого следовало сначала прийти в норму, приобрести способность ясно мыслить, не отрываясь от процесса. И он пришел в норму – нет такого, с чем бы не справился человек.

К тому времени Кирилл уже хорошо понимал, что в бывшем Олимпийском комплексе с ним не произошло ничего особо выдающегося. Измененного состояния сознания достичь не так уж трудно, и на рубеже веков, когда в моде была трансперсональная психология, широко практиковались различные методы, действенные, совершенно не сложные и не опасные для обычного человека. Немного музыки, немного интенсивного дыхания, немного смелости – и вот оно. Самое главное – резонанс. Но во время Волны пятнадцатого все это запретили, а когда разрешили вновь, мир заполонил «кубик».

Вот на «кубик» Кирилл теперь и надеялся.

Это чудо разработали в середине двадцатых. За несколько лет он убил зажившиеся на свете кинотеатры, напичканные дорогими экранами сферической проекции по последнему слову техники. У Кирилла остались от них только смутные детские воспоминания. Сбылась мечта – человек наконец-то попал внутрь настоящего объемного кадра. Сначала этот кадр страдал примитивностью, и старые технологии кое-как выдерживали конкуренцию. Но они давали лишь иллюзию присутствия в кадре, «кубик» – настоящее присутствие в гуще событий, головокружительные перемещения, полное растворение в атмосфере. Постепенно техника позволяла все больше, черта горизонта отодвигалась дальше, позволяя софту домысливать мир, сверх отснятого камерой или тщательно прорисованного. Маски заменили очки, новый мир «обтекал» своего зрителя, погружая в потрясающую, живую реальность.

Еще лет десять «кубик» интенсивно совершенствовался, оттачивался. Моделируемый мир раздвинулся до бесконечности, потом зажил настоящей жизнью, разумеется, в соответствии с сюжетом «основного кадра». К тому времени «кубик» частично погрузился в тень: запреты и санкции жестко регламентировали использование нового мирового наркотика. Ведь не каждый может без последствий для здоровья выдержать «настоящие» ужасы или, например, чудеса эротики, если все это происходит, так сказать, в твоем непосредственном присутствии.

После того как Кирилла отбраковали, «кубик» снова попытался эволюционировать: к нему впервые попытались пришить еще одну новую технологию – «вирчуал гифт». Но то, что хорошо в виртуальных игрушках, только вызвало возмущенное фырканье публики. Теперь система пыталась вовлечь зрителя в действо, отвечать ему, но полноценного моделирования взаимодействия не получалось. Она отслеживала присутствие наблюдателя в «кубике», наделяла плотностью, формировала «адекватный ответ» из коллекции предварительно смоделированных – казалось бы, произошла революция, но нет, восторги оказались куда меньше ожидаемых. Как только наблюдатель в кадре приобрел неуклюжую плотность, превратился в проекцию, а полные жизни персонажи принялись, как роботы, выдавать на него «типовые реакции», исчезло главное – реальность происходящего.

И потому старый добрый «кубик» продолжал развиваться в прежнем ключе, оставив модное новшество миру игр. Кирилла «вирчуал гифт» не интересовал, однако его не устраивал и прежний «кубик». Такого добра вокруг становилось все больше, от зубодробительных ужастиков до откровенного

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату