есть…
— Никогда не думала, что это так больно, — прошептала принцесса.
— Это инкстинкт! Или инстинкт? Ч-черт, какая разница? — Попрыгунчик бормотал какую-то чушь, первый раз в жизни не находя нужных слов.
— Какая разница?.. — эхом отозвался Трюмо.
— Да, так вот я собирался… Эй! Ты что делаешь?! — руки принцессы крепко обвили шею Персена. Лицо принцессы приблизилось, от него пахло сегодняшней ночью. Попрыгунчик закрыл глаза и…
… пребольно ударился носом о край золотого кубка.
— Великолепно! — мерзкое хихиканье раскатилось по зале, пронеслось над пыльным столом и заглохло в истлевших гобеленах. — Уже разобрались! Шустрые какие, а!
— Эй! Это что такое? — Трюмо удивленно разглядывал баранью ногу, которую сжимал в руке. — Ага! Персен! Ты тоже здесь?
— Ну а куда я денусь? — вместо вина в кубке обнаружилась лишь пыль, так что маленькому воришке пришлось чихать, кашлять и тереть глаза одновременно. Присутствующие смотрели на него с неподдельным интересом.
— Потешили старика, потешили, — продолжал меж тем маг. — Использовать алкоголь для преодоления естественных барьеров — двойных, заметим, барьеров, идея весьма интересная. Я как-то и не думал о такой возможности. А сейчас вы можете получить обещанную награду. Сокровищница в полном вашем распоряжении.
— Мы еще и круче можем! — радостно ляпнул Персен, — правда, Трюмо?
Насупленное чело великана отражало мучительную работу мысли. Пришла его очередь оказаться в центре внимания — зрелище было величественным.
— Так ты что, гад, подглядывал за нами? — взревел Трюмо.
Персен пошатнулся, уронил глухо брякнувший мешок, попытался его поднять и в изнеможении опустился на землю. Закон всемирного тяготения одерживал победу над алчностью; мешочек на шее, два кошеля на поясе и парадный шлем безвестного императора стремились к земле, невзирая на персеново сопротивление. Золото стремилось на родину, в недра.
— Я больше не могу, — прохрипел Персен, сдергивая драконоподобное чудище с головы.
— Приехали, — пыхтящий Трюмо обрушился неподалеку. Устрашающих размеров телега, скрипнув, остановилась. — Вот вредный старик, а? Не мог лошадей наколдовать?
— Лошадок ему! — Персен, наконец, справился с ремнями золотого (ну, или очень похожего на золотой) доспеха и принялся стягивать поножи, — в любом случае, на подходах к деревне добро надо будет прикопать.
— Да. Надо. — Голос Трюмо звучал как-то потерянно.
— Теперь все изменится!
— Изменится, — эхом отозвался Трюмо. Взгляд великана был устремлен куда-то за горизонт.
Воспоминания — страшная сила. Большую часть времени они лениво ползают на задворках сознания, словно жирные мыши в богатом погребе, но стоит ненадолго отвлечься от дел насущных, расслабиться — и тишайшая мышь превращается в опаснейшую тварь, норовящую исподтишка пронзить ваше сердце острым клинком ностальгии.
— Мы богаты и можем позволить себе все, что угодно! Можем, Трюмо? — Добытое богатство отчего-то не грело душу Персена так, как грели мечты о нем.
— Конечно, сможем. — Трюмо предавался воспоминаниям, внимательно разглядывая безрадостный пейзаж.
— Мы купим таверну, или нет — замок, — неуверенно предложил Попрыгунчик, — ну не такой, конечно, здоровый, как Бринн, а небольшой, уютный, и там обязательно
будет стена и донжон с плоской крышей и… Трюмо! Да что с тобой?
— Прекрати.
— Что прекратить?
— Да прекрати же!
— Что?
— Перестань разговаривать о деньгах! Лучше скажи, что нам делать? — таким мрачным Трюмо не выглядел даже с похмелья.
— А, ты об этом, — Персен помрачнел, — ну так мы никому не скажем. К тому же, у нас есть деньги, и мы сможем превосходно развеяться, забыть обо всем…
— Нет.
— Может быть. — Персен пристально разглядывал полированный доспех. Отражению явно было тоскливо.
— Я знаю, что нужно делать, — Трюмо на удивление легко вскочил.
— Ты же не хочешь сказать, что?..
— Мы возвращаемся.
Магу снились кошмары. Сильный ливень барабанил по крыше башни, и старику казалось, будто демоны преисподней явились по его душу. Демоны вопили дурным голосом, звали мага по имени и по матушке, до самого рассвета. А утром ворота содрогнулись от мощного удара. Ругаясь, маг выбрался из постели и, с трудом нашарив под кроватью шляпу-невидимку, нахлобучил ее на морщинистую лысину. Влез в тапочки, накинул мантию поверх ночной рубашки и, прихватив любимый зонтик, вышел на стену. Накрапывал дождь, и края раскрытого зонтика слегка выдавались за пределы поля невидимости, но в таком тумане это было незаметно.
— Кто посмел нарушить мой покой? — начал было маг, но закашлялся, — кого там принесло в такую рань?
Из плотного, хоть на хлеб мажь, тумана показались две мокрые фигуры.
— Господин маг! Не могли бы вы проявиться ненадолго? — Персен неуверенно переминался с ноги на ногу. — У нас к вам небольшое деловое предложение.
— Верни все как было, — бухнул Трюмо.
— И что дальше? — спросила жена трактирщика.
— И все. — Ламме поднял со стола опустевшую кружку и выразительно посмотрел на Эльзу.
— Ну нет! Или ты рассказываешь, что было дальше, или ноги твоей больше здесь не будет!
— Прекрасно. — Ламме хитро глянул на слушателей и продолжил медовым голосом: — И жили они долго и счастливо, и умерли своевременно. Говорят, что их дети и внуки основали поселение, на месте которого затем возник город, прекрасный, гостеприимный город, таверны которого весьма щедры на пиво и закуску для бедных путников. Этот вот самый город, — уточнил он.
Публика потрясение молчала.
— Я всегда подозревал, Эльза, что на самом деле ты — мужик, — пробормотал трактирщик.
Увесистая дубовая табуретка с грохотом врезалась в стену.
Макс Олин
ГРИФОН ИЗ ЗОЛОТА И СНЕГА
Не так давно я заметил, что жизнь умеет меняться быстро и необратимо, как снежный ком. Все происходит в то время, пока ты безуспешно силишься прийти в сознание, образно говоря, конечно, и поверить в реальность происходящего. А затем… Пустота, ветер, и ты — понимающий, что все сдвинулось, сорвалось со своих мест. И тебе уже нравится новый расклад (а может не нравится — иногда ты не успеваешь этого понять). Но одно остается незыблемым. Ощущение, что ты никогда, ни при каких
