рассказывали побывавшие у самураев девушки, но с другой стороны, их не били, не заставляли пока делать стыдные вещи, а старуха так и вовсе вроде как служанок в дом набирала. Если это так — то вот оно счастье, хватай обеими руками, не то улетит.
— Ханако — цветочный ребенок. Занятно. Оцени, она один в один наша Айко. То же маленькое личико, озорной взгляд. Бывает же подобное сходство. Минору как увидел в первый раз Айко, помню, вообще точно рассудка лишился. Я даже ревновала. Представляешь? Все время себя и ее сравнивала, успокоиться не могла… да…
— Сколько тебе лет, Ханако? — придвинулась к девушке знатная дама. — Когда ты родилась?
— Отец говорил, что это произошло в бамбуковую осень, — простодушно сообщила девушка и тут же, зардевшись, закрыла лицо рукавами. Ее ведь спрашивали о возрасте, а не в какую пору она родилась. Стыдно.
Все засмеялись. Ханако сделалось неловко, она была готова убежать неведомо куда, но ноги точно прилипли к мягкой материи.
— Бамбуковая осень — это значит поздней весной, в начале лета, когда бамбук меняет листву, желтея и сбрасывая старые покровы, — сообщила дама. — А лет-то сколько — тринадцать? Четырнадцать?
— Четырнадцать, — солгала Ханако. На самом деле ей было меньше, но кто-то говорил, что господа не жалуют малолетнюю прислугу.
— Вот и хорошо. — Старуха оторвалась от Ханако, велев ей и Ниоко сесть в сторонке, после чего обе женщины начали задавать вопросы другим девушкам. На большом костре самураи варили рис в походных котелках, но девушки старались не думать о голоде, вслушиваясь в слова незнакомок. По всему выходило, что их берут служить не просто в самурайский дом. Несколько раз споря со своей более молодой спутницей, старуха проговаривалась о каком-то даймё, которому девушка должна понравиться. Переплетать ноги с настоящим даймё! Это было слишком прекрасно.
Рядом с Ханако и Ниоко присели еще несколько девушек, отобранных по первому кругу, другие завистливо глядели на них, утирая слезы рукавами. Когда женщины познакомились со всеми десятью девушками, самураи принесли рис, но сначала покормили тех, кто не был выбран. Наверное, чтобы утешить их. После одну из девушек, высокую стройную Хотару, раздели донага. Старуха и дама начали поворачивать ее во все стороны, обсуждая ширину бедер, грудь и талию.
— Спина! Посмотри на ее спину! — воскликнула старуха, разворачивая смущенную девушку к себе спиной. — Она же кривая, точно всю жизнь была согнувшись. С такой спиной только в поле работать. — Обиженная, обескураженная Хотару была вынуждена сесть в сторону не прошедших первый отбор девушек. После чего старуха велела остальным по очереди снимать одежды, и они снова смотрели и цокали языками, обнаруживая недопустимые погрешности.
— А у этой шрам через левую ягодицу. Не хочу шрам. Не хочу эту девушку. У этой грудь слишком большая, и стопы тоже, как у крестьянок.
— Не у всех жен даймё такие стопы, как были у тебя или у меня, — возражала старухе знатная дама. — Ты на личико погляди, если тебе не подходит, я, пожалуй, себе такую служанку бы взяла.
— Бери, не жалко, — старуха махнула рукой в знак примирения. — Ты выбираешь служанку, а мне с большой ногой да шрамом на заднице жить?..
— Простите, — подала голос девушка из тех, что не прошла отбор в первый раз. Это была дочь рыбака Има. — Но если вы ищете служанку с тонкой талией, маленькой грудью и маленькой стопой, может, я на что пригожусь. — Покраснев, она поднялась со своего места и, распустив пояс, скинула с себя старенькую юкату, представ перед всеми в дивной наготе.
— Кажется, сама Канон лепила это тело! — Знатная дама захлопала в ладоши от восторга. Да и верно, тут было на что посмотреть. Маленькая, изящная головка с высоким, далеко не крестьянским лбом и ясными глазами. Ровная спина и плечи, крошечные грудки, небольшой аккуратный животик и узкие бедра, ровные сильные ноги и стопы, боже мой, знатная дама подошла к девушке и приставила свою ногу рядом с ногой Имы. На вид стопы были одного размера.
— Что скажешь? А мы и не распознали этого совершенства вначале.
— Я думала, личико у нее в пятнах, впрочем… плакала должно быть. У тебя ведь не всегда эти пятна? — придвинулась к Име старуха.
— Я плакала, госпожа, — подтвердила Има.
— Отчего же такую красотку не отдали в какой-нибудь чайный домик, или в ваших краях нет чайных домиков? — Знатная дама заставила девушку поднять руки и теперь рассматривала ее, поворачивая то вправо, то влево.
— Мама прижила меня с самураем из замка Грюку. Он и рисом нам помогал, пока его не убили. Отец согласился воспитывать меня, но чтобы отдать дочь самурая в чайный домик… мой настоящий отец, который приносил рис, разрубил бы рыбака на множество частей, а не дал такому произойти. Поэтому и не отдали. — Има смотрела прямым, честным взглядом.
— Надо же, самурай Грюку-сама.
— Гёхей. — По сигналу старухи девушка собрала свою одежду и начала одеваться. Все с завистью глазели на нее.
— Как же, знала я Гёхея, так ты, стало быть, его дитя. Славно. Что скажешь, дорогая, дочь самурая.
— Скажу, чтобы ты отошла немного. — Старуха оперлась о землю, намереваясь подняться, теперь помогать ей кинулись сразу же несколько девушек. Встав на дрожащие ноги, она потянулась рукой к Име, точно хотела погладить ту по голове, но вдруг охнула и, побледнев до синевы, повалилась назад, в этот же момент Има дернулась и рухнула точно подкошенная к ногам беседующей с ней до этого дамы.
— Что с госпожой? Госпоже плохо? Она мертва! — закричали девушки. С причитаниями они уложили старуху прямо на материю, ее глаза были застывшими, нос предательски вытянулся, морщинистые губы были полуоткрыты и напоминали покрытую трещинами после землетрясения землю.
— Все плохо, старая госпожа умерла, теперь уже никого не выберут! Теперь мы им не нужны! — шепнула Ниоко стоящей рядом с ней Орино. — Какой ужасный день. Никому не повезло…
Собравшиеся вокруг старухи девушки не сразу обратили внимание на то, как знатная дама, нимало не обращая внимание на свою спутницу, присела рядом с приходящей в сознание Имой, поглаживая ее волосы и называя нежными именами. Когда девушки и самураи бережно уложили старую женщину, пригладив ее растрепавшиеся при падении волосы, Има уже совсем пришла в себя и теперь с удивлением разглядывала свои руки, точно видела их впервые.
— Принесите мне зеркало, — властно потребовала она, и кто-то из самураев тотчас бросился исполнять ее приказание. Приказание неумытой крестьянки! Пусть даже будущей служанки.
— Как ты себя чувствуешь, дорогая? — участливо поинтересовалась дама, все еще стоя на коленях перед Имой.
— Немного странно, но в общем неплохо.
— Не желаешь ли одеть более подобающие тебе одежды? У нас всего вдоволь.
— Может быть, после. — Има задрала руку и, обнюхав себя, сообщила, что желает сначала искупаться и что на ближайшем постоялом дворе есть баня, и ей теперь придется как следует посидеть в мыльне.
Наблюдающие за диалогом девушки были озадачены переменами, произошедшими с их односельчанкой. Ну да, Има действительно была прижита матерью с самураем из замка. Она всегда была заносчивой и не считала остальных ровней себе, но чтобы так разговаривать с дамой, дающей ей работу?.. И главное, отчего дама позволяет ей это?
— Что нам делать с этими девушками? — спросила дама, когда Има сбросила с себя дешевые плетеные сандалии и переобулась в новые, точно сшитую по ней обувку из кожи какого-то животного.
— Я так полагаю, пусть побудут пока. А то как бы не произошло, как в прошлый раз. К тому же… как, говоришь, звали того самурая, из замка Грюку, что-то я не припоминаю такого.
— Гёхей-сан. А вот как звали девушку, это я что-то запамятовала… — Она повернулась к притихшим подружкам. — Слышите, вы, как зовут. — Она покосилась на разглядывающую себя в зеркало Иму, точно не могла спросить у нее самой.
