Лизана, тихонько ступая, подошла к постели, села на край.
-- Боится, но идет. Знает, чем рискует. Но не хочет уступать госпоже. Вот оно женское упрямство! А может и не знает. Да нет же, знает! - подсказала интуиция.
Барель взял ее холодную, дрожащую ладонь. Немного подержал в своих руках, поощряющее сжал пальцы.
-- Да тебя саму, глупышка, нужно греть. Живо, под одеяло.
Пока девушка непослушными пальцами пыталась расшнуровать корсет, почему-то вспомнилась кузина Кларисс и то далекое кридское утро, когда она хотела пробраться к нему в постель...
От Лизаны пахло молоком и сыром. Она тихонько сопела, уткнувшись носом в его плечо. Леон, обнял ее, прижал к себе. На этот раз инициатива целиком принадлежала ему. Спешить некуда. Пусть немного освоится, расслабится.
Немного поиграл волосами, сжал грудь, поцеловал сосок. Почувствовав нарастающее возбуждение - перешел к более активным действиям... Лизана после его ласк пребыла на вершине блаженства и казалось была едва жива. 'Несомненно, такой опытный любовник попался ей впервые. Да еще к тому же, столь загадочный и знатный. Это еще сильнее разожгло женское любопытство и страсть.
Да что говорить о служанке, если госпожа и та не удержалась. Не приведи Создатель, узнает! Тогда, не сносить головы'.
Девичьи мысли Леон легко читал, безо всякой магии, глядя 'ночным зрением' как она нехотя натягивает платье, идет к двери...
В следующее мгновенье он уже спал богатырским сном.
* * *
Пластика, сочетающаяся с концентрацией внутренней энергии, мгновенным расслаблением, и переход в иной, недоступный Gne'zze уровень. Мало кто сравнится с эльфом в рукопашном бою. Кажущаяся неподвижной, мраморная статуя вдруг оживает, превращается в тень, наносит смертоносные удары. Изменив положение в пространстве, вновь застывает на месте.
Медитация и тренировка - путь к овладению древним искусством, доступным лишь избранным...
* * *
Оглядев Леона, Ягур недовольно нахмурился, но промолчал. Страннику видней: ни брони, ни кольчуги, ни шлема. Походная кожаная куртка от Корнелиуса, мягкие сапоги, белая с кружевами на манжетах и воротничке рубаха да меч в кожаных ножнах в - вот и все снаряжение.
Дуэль обещала быть не только интересной, но и необычной. На турнирном поле кроме знати соберутся тысячи зевак. Пусть потешатся.
-- Как спалось, тысячник? - спросил Ягур, когда карета двинулась с места.
Леон вопросительно глянул на Френсиса, но невозмутимое лицо барона ни о чем ему не говорило.
-- Славно спалось. Премного благодарен Вашей милости за гостеприимство, уют и покой.
Теперь, уже Ягур смерил его подозрительным взглядом.
Стоял прекрасный летний день. Оризис щедро дарил тепло своих розовых лучей, что случается не так часто в этих широтах. Городские птицы, радостно чирикая, прыгали с крыши на крышу, поглядывая на сопровождаемую двумя всадниками карету. Как возница ни старался, но колеса то и дело попадали в выбоины мостовой, отчего она каждый раз вздрагивала и жалобно скрипела.
Казалось, что улицы сегодня вымерли.
-- На помосте две красные черты, -- смотря в окошко, словно нехотя, продолжил разговор барон,--за них секунданты выходить не должны. Здесь поле боя. Но по другую сторону сражаться уже нельзя. Можно на время укрыться, чтобы передохнуть. Там уже территория Дактонии, где за дуэли карает закон. Нужно ждать пока противник соизволит вернуться. Других правил нет. Ступивший за черту - вне закона. Секундантами будут Люсьен и Брамин. Кстати, с сегодняшнего дня, они оба в твоем подчинении.
Турнирное поле встретило тысячеголосым шумом.
Леон увидел крытую деревянную трибуну для знати с развевающимся флагом Дактонии. С одной стороны посыпанная песком дорожка для поединков всадников, с другой - вровень с ней помост для пеших боев.
На близлежащих холмах, похоже, собралось все взрослое население Дака.
Увидев Странника, Люсьен и Брамин застыли с открытыми от удивления ртами. Они вначале подумали, что тот отказался от поединка, струсил. Но, заметив в руках странный, словно детский меч, поняли, что ошиблись. Зато закованный в броню Лурь и его уже подвыпившие дружки загоготали.
В сопровождении старичка в такой же серой рясе, подошел Дафний. Осенил безумца знаком Создателя.
-- Не разумно, сын мой! К чему такое безрассудство? Хоть этот несчастный и не знает, с кем имеет дело, но зря рисковать, право, не стоит.
-- Не беспокойтесь, святой отец, меня хранит Созидатель.
Священник неодобрительно покачал головой.
Соперники подошли к трибуне, на которой появились Даниэль, герцогиня Валия и малолетний, похожий на девочку, Альвен. А вслед за ними -- все те, кому оказали честь быть рядом.
Герцог едва заметно кивнул. Запели горны, возвещая о начале поединка. Глашатай зачитал указ. На помосте за спиной Бареля остались Люсьен и Бармин, напротив -- злорадно ухмыляющийся Лурь и его трое дружков, так и не удосужившихся оставить свои мечи внизу.
Барель снял куртку и вынул из ножен Ratriz. Почуяв человеческую кровь, он проснулся и нетерпеливо задрожал. Отозвался на запястье Ziriz. Переступив 'кровавую' черту, Леон вышел в центр помоста и замер, словно статуя.
Лурь, в полном боевом снаряжении, против ожидания, в бой стремглав не бросился. Выставив вперед тяжелый двуручный меч, неспешно двинулся навстречу. Подойдя почти вплотную, изумленно остановился: странник и не собирался защищаться своим хрупким мечом. Со стороны холмов раздался возмущенный гул. Похоже, зрелища не будет. Лурь просто зарубит безумца. Опасаясь подвоха, он попытался ткнуть Странника острием в грудь и не попал. Еще раз - и вновь мимо. Казалось тот стоит на месте неподвижно. Через расстегнутую кружевную белую рубаху виднелась поросшая черными курчавыми волосками, грудь. В чем же дело? Ведь бил наверняка! Размахнулся пошире. Но на этот раз Леон, словно маятник, качнулся в сторону и с неожиданной силой пнул противника ногой в грудь. Загрохотало железо. Закованный в тяжелую броню воин, отлетел на добрых три метра и грохнулся со всего маху на помост, выронил меч, потерял шлем. Странник же, вновь замер, превратившись в неподвижную статую, лишь ветерок шевелил кружева.
Лурь с трудом поднялся. Глаза его налились кровью, на губах выступила пена, шрам налился синевой.
-- Рыцаря, как последнюю собаку! Ногой!
Подобрав меч, с диким ревом, он безрассудно бросился на обидчика. В тот миг, когда его меч был готов разрубить беззащитную плоть противника, тот тенью сместился чуть в сторону, пропустил, несущегося в лапы Трехглавого, безумца и, обернувшись вокруг собственной оси, изогнувшись в прыжке, ударил пяткой нападавшего в основание черепа.
Все, казалось, услышали хруст шейных позвонков. Голова 'рыбообразного' дернулась в сторону, крик оборвался. Он рухнул на помост мертвым.
Воцарилась мертвая тишина. Такого не ожидал никто! Первыми пришли в себя дружки убитого -- обнажив мечи, бросились на Странника. Леон раскручивать vi'zze не стал, хватило нескольких молниеносных поворотов. Счастливо запел Ratriz: три головы, словно переспелые тыквы, скатились на помост, брызнула кровь, но Бареля она не замарала. По-прежнему, в белоснежной рубахе, с переливающимся и сияющим от счастья в лучах Оризиса, насытившимся Ratriz, он возвратился к черте, за которой уже главенствовал закон Дактонии. Неспеша вернул Ratriz в ножны, набросил кожаную куртку. Секунданты, глядя на него широченными глазами, невольно пятились к лестнице.
С помоста на землю текла кровь. Кто-то в толпе, прежде чем упасть в обморок, истошно завопил. Ему ответил многоголосый женский вой, чуть не положивший начало массовому психозу и панике. Даниэль,
