К тому времени, когда нашёлся склад, штатный юрист Михаила отыскал перечень требований для получения лицензии. Это был очередной повод впасть в уныние: требовались заключение пожарников (на наличие пожарной сигнализации), санэпидемстанции (проверяли состояние приточно-вытяжной вентиляции и т. п.), налоговой. Причём порядок действий был по-прежнему неясным. В какой-то момент пришло в голову простое решение: обратиться к знакомому дистрибутору, узнать, а как они-то лицензию получали? Они удивились: да очень просто, обратились в знакомую консалтинговую фирму, в которой прекрасно знают, какие инстанции в какой последовательности проходить. Они же дают подрядчиков, которые точно знают, как всё (сигнализацию, вытяжку и пр.) смонтировать так, чтобы с первого же раза удовлетворить всем строгим требованиям проверяющих органов.
Координаты этой консалтинговой фирмы дистрибутор же нам и предоставил. Мы их наняли, и результат действительно был достигнут быстро, в два-три месяца. Услуги консультантов стоили недёшево, но они того, определенно, стоили: если б мы всё делали сами, «наощупь», времени потратили бы вдвое больше и всё это время арендовали бы впустую склад, то есть денег истратили бы ещё больше.
А теперь-то, всё узнав, я и сам, пожалуй, могу консультировать, как алкогольный склад открывать. Делов-то! Единственное, что огорчает, – это то, что к началу 2007-го, когда лицензия была получена, конъюнктура успела поменяться, алкогольный рынок вновь стал перенасыщенным, и раскрутить мощную торговую компанию уже не получилось. Впрочем, те результаты, которых удалось добиться, далеко не самые плохие.
Николай Полуэктов: Если отталкиваться от значения неологизма «лытдыбр», логично здесь писать именно дневник, то есть что-то сугубо личное. Пожалуй, я так и поступлю. Тем более, что и правда есть, что написать.
В настоящей книге первые главы – это в основном предыдущие, трех-четырехлетней давности «Самогонные хроники». Естественно, их приходилось перерабатывать, дополнять, комментировать, а для этого нужно было как минимум перечитать. Читая эти старые записи, я поражался: неужели это мы писали? Неужели мы такими были? Я сам себя в них не узнавал. Хотя, уверен – да, тогда я был именно таким. Но между мной сегодняшним и мной тогдашним лежит настоящая пропасть.
Какие-то изменения, безусловно, к лучшему. Например, удалось избавиться от многих комплексов, в первую очередь, той робости, которая естественным образом у нас присутствовала, как у новичков на алкогольном рынке. Когда ничего не знаешь (а можешь только догадываться), когда ни от кого не ждёшь поддержки (а разве что подлянки), поневоле будешь робеть. Это чувство постепенно прошло, и в этом нет ничего удивительного, поскольку мы добивались всё большего успеха. В этом смысле я сравниваю самогонный проект со своей учёбой в МИФИ: на первом курсе к тебе и отношение, как к первокурснику, и спрашивают по полной программе, и получать хорошие оценки просто невероятно трудно. А к концу учёбы тебя уже знают, и ты уже всё знаешь: как готовиться, как не провалить экзамены, и на пятёрки их сдавать уже значительно легче. Если развивать эту аналогию, сейчас со своим «Косогоровым» мы где-то на четвёртом курсе, переходим на пятый.
Но большая часть внутренних перемен, очевидно, к худшему. Из доктора Джекила я всё больше превращался в мистера Хайда. При том, что я это понимал и в меру сил сопротивлялся, это явление неуклонно прогрессировало. К примеру, я знал, что в деловые отношения нельзя допускать эмоции – потому хотя бы, что твой сегодняшний враг завтра окажется другом, и наоборот. И вообще, дело есть дело, скандалы ему только вредят. Здесь мы традиционно расходимся и с Павлом, и с Алексеем: они-то как раз воспринимают сложные ситуации очень близко к сердцу; я всегда их урезониваю тем, что, мол, переживаниями делу не поможешь, а нервные клетки не восстанавливаются, так что не нужно тратить их по пустому. Хотя сам-то далеко не уверен, что прав: если я не выплёскиваю эмоции, то это не значит, что у меня их нет. И выплеснуть их наружу – наорать там на кого или ещё как – может, и много эффективней.
Есть ещё тип переживаний, которые я в себе стараюсь всеми силами подавлять, ибо с ними жить и вовсе тошно, – это ощущение, что всё на грани провала. Причём фобии эти совершенно безосновательные: как показывает практика, бизнес устойчив к ошибкам, даже к большим «косякам» (наподобие нерастаможенных вовремя пробок, см. главу 13), но они при этом приводят к диким стрессам. А поддавшись панике, совершаешь ещё более серьёзные промахи.
В какой-то момент начинает угнетать иллюзия, что всё завязано только на тебя, что и довериться некому, если за всем не следить – обязательно провалят. Причём это касается не только сотрудников, но и партнеров. Всякие мысли дурацкие в голову лезут: «Я тут один за всех вкалываю, а им вообще на всё наплевать!» На самом же деле это вовсе не так, в чём я имел случай убедиться. Встретившись как-то со своим близким другом Натальей Кулаковой (ныне зам. главного редактора газеты Business&FM), я стал делиться этими своими мрачными мыслями. «Да что ты мучаешься? – сказала мне она. – Просто уйди в отпуск! Вот увидишь, мир не рухнет, всё будет нормально работать и в твоё отсутствие». Я так и сделал – на неделю просто отключился от всего, что связано с «Косогоровым самогоном». И что бы вы думали? Мою паранойю как рукой сняло. Дела продолжали двигаться, и дурацкие мысли улетучились сами собой. Спасибо, Наташа!
Но какие-то перемены были необратимы. К примеру, отношение к людям. В прежние, «досамогонные» времена я был довольно открытым человеком. По отношению к другим я использовал так называемую «презумпцию адекватности»: к любому человеку я отношусь заведомо хорошо до тех пор, пока он не проявит себя «неадекватом». Но должный ли это подход? Если «неадекватами» оказывалась немалая часть тех, с кем приходилось сталкиваться? Когда встречаешь столько прохвостов, стоит ли каждому новому встреченному человеку выдавать кредит доверия? Я для себя так и не нашёл ответа на этот вопрос. Нет, я не стал видеть в каждом человеке врага, но с людьми стал общаться очень осторожно. А перед каждой новой встречей, на которую шел не один – с Павлом или Алексеем, их напутствовал: только ничего лишнего не говорите! (Не было нужды предупреждать об этом только Михаила – он-то как раз всегда был очень щепетилен в вопросах информации.)
Стал крайне невосприимчив к информации. Просто предложений было такое количество и в основном о такой ерунде, что их просто в какой-то момент перестал воспринимать. (А поток предложений, как вы помните, был перенаправлен на «виртуального» сотрудника Анну Кочеткову – см. главу 14.) Я, кстати, стал понимать тех дистрибуторов, из-за косности которых мы так страдали на старте нашего предприятия, когда невозможно было даже обсудить сотрудничество по «Косогорову самогону», не то чтобы его начать. Так же, как они поступали тогда с нами, я поступал со своими просителями. Прям дедовщина какая-то... Я даже допускаю, что, включив такой вот «спам-фильтр», пропустил и какие-то дельные предложения. Однажды (по времени – конец 2005-го) просто каким-то чудом (уже «работала» Анна Кочеткова) пробился звонок:
– Николай, здравствуйте, меня Юрий зовут, я исполнительный директор журнала «Крокодил»...
Час от часу не легче, подумал я. Сейчас ещё в богом забытом «Крокодиле» (он что, ещё существует?) предложат рекламу дать. А мой собеседник тем временем продолжал:
– Мы только возобновили выход журнала с новой редакцией во главе с Сергеем Мостовщиковым...
Стоп! Мостовщиков, чьи фельетоны я ещё подростком читал в известинской «Неделе»? Чьим журналом «Столица» (выпускался ИД «Коммерсантъ») зачитывался в 1997-м? Мостовщиков, который запустил «Большой город» (помните, поди, «Дневники Луизы Ложкиной»? пардон, «лытдыбры»)? Чьи колонки я всегда читал на «Газете. ру»? Так вот, тот самый Мостовщиков сейчас делает журнал «Крокодил»!
Разумеется, уже на следующий день я, отложив на потом все прочие дела, был у них в редакции. Познакомился с Сергеем Мостовщиковым. Но это был не просто визит вежливости – предложение, которое сделали в «Крокодиле», было действительно интересным, о банальном размещении рекламы речь вообще не заходила. Юра Парфёнов предлагал совсем другое: сделать специальный сувенирный набор – «Косогоров самогон» плюс три первых выпуска реанимированного «Крокодила» в специальной коробке – и запустить в продажу. Новому изданию, очевидно, требовался промоушн. Но и для нас эта затея была совершенно выгодной – мы же увеличивали объем продаж. Правда, я был совсем не уверен, что такую коробку удастся запустить в широкую продажу: это потребовало бы гигантских усилий, да и времени до Нового года, когда на всякие сувениры аномально высокий спрос, было мало. Поэтому я поступил по-другому: сувенирный набор я предложил только одной сети, «Перекрёсток» (по опыту знал, что эта сеть наиболее восприимчива к новым интересным штукам, продающимся на эксклюзивной основе, собственно, так мы туда с «Косогоровым» и
