чем идет речь, но интуитивно почувствовал: случилось что-то из ряда вон выходящее. На лицах людей, идущих ему навстречу, он видел ничем не прикрытый страх.
Сердце его тревожно забилось, он так стиснул ручку «люгера» в кармане пальто, что хрустнули суставы пальцев.
Это говорит немец! Разумеется, по-французски, но акцент! Он не мог ошибиться.
Сергей через силу вдохнул воздух — грудь как будто сжимала чья-то железная рука. Ему казалось, что он дышит чересчур шумно и его вдохи слышны всему магазину.
Он испуганно остановился, потом пожал плечами. Разве теперь не все равно? Минутой раньше, минутой позже.
«Так или иначе, я погиб. Сейчас они устроят облаву. У выходов из магазина как пить дать стоят немцы. Проверяют документы, и когда подойдет моя очередь…»
У него потемнело в глазах. На этот раз конец. Попробовал представить, что здесь случится через несколько минут. Напряженный мозг рисовал хаотические картины; Сергею уже слышались выстрелы, и в то же время сознание с точностью кинокамеры фиксировало все, что делалось вокруг. Теперь люди в магазине почему-то оглядывали друг друга. Кое-кто делал это открыто, другие украдкой.
Немец продолжал говорить.
Внезапно все, кто был внизу — мужчины, женщины, дети, — все, за исключением продавщиц, сели на пол и заложили руки за голову. Громко заплакал ребенок. Наверное, мать закрыла ему рот — плач сразу же оборвался.
Двое немцев, флиртовавших с продавщицей, насторожились. Они ничего не понимали из того, что объявлялось, но то, что они видели, само по себе было слишком красноречивым.
Сергей тяжело вздохнул: все-таки облава! Он беззвучно рассмеялся. Судьба снова бросила ему вызов.
«Выше голову! У тебя осталось семь пуль, а это значит, что. если повезет, можно уничтожить четырех или пятерых немцев».
И неожиданно его охватило удивительное спокойствие. Он будет действовать трезво и точно. Он это знал, но тяжелая горечь и тревога стиснули его горло.
После короткой паузы тот же самый голос заговорил снова, на этот раз по-немецки:
— Капитан Сергей Ворогин, мы знаем, что вы находитесь в магазине. Отзовитесь! Все выходы перекрыты. Квартал оцеплен. У вас нет ми единого шанса спастись. Обещаю награду каждому, кто узнает и выдаст вас. Не вздумайте оказывать вооруженное сопротивление: это приведет к смерти ни в чем не повинных людей. Взгляните!.. В магазине полно женщин и детей.
Сергей Ворогин разжал пальцы и вытащил руку из кармана. Оружие теперь ни к чему. Невероятная усталость навалилась на него, подогнула ноги, ослабила каждый его мускул. Он погиб. Он должен сдаться не сопротивляясь. Действительно, он не имеет права рисковать чужими жизнями.
Взглянул на часы. Двадцать минут третьего! Острый приступ кашля снова согнул его, и он спрятал лицо в ладонях, чтобы хоть немного сдержать его, теперь-то уже не было потребности быть незамеченным.
Когда он поднял голову, увидел около себя ту парочку — скромно одетого парня и девушку в шубке. Энергичными жестами и мимикой они показывали, чтобы он молчал и не двигался.
Он встрепенулся. Помощь! Они хотят помочь ему! Теплая волна залила его тело, возродила надежду, радостная и опьяняющая, как молодое вино.
Девушка взяла его под руку и повела за собой. Они, осторожно ступая, поднялись на площадку между вторым и третьим этажами. Там у стены стоял белый кухонный шкаф и несколько стульев. Юноша прикрывал их. Он приблизился к шкафу, огляделся вокруг, чтобы убедиться, что с первого этажа их никто не видит. Открыл шкаф, вытащил одну полку и положил ее между двумя стульями, подтолкнул Сергея. Он уже закрывал дверцы, когда продавщица со второго этажа, миниатюрная, пухленькая женщина, случайно глянула в их сторону и, поняв, в чем дело, побледнела как смерть.
Чувствуя, как ему стиснуло горло, Жюль Грак сел перед шкафом и сделал знак Мари-Те, которая ничего не заметила. Они сели рядом и заложили руки за голову.
Немцы уже шли через магазин, поднимались по лестнице. Солдаты тяжело топали коваными сапогами по мозаичному полу, зловещей тенью двигались за ними люди в штатском.
Бряцание оружия и отрывистые, лающие приказы, казалось, усиливали мертвое и гнетущее молчание многих людей, замерших там, где их настиг металлический голос с акцентом. Война, от которой кое-кто из них пытался отмахнуться, как и от событий 1939 года, снова ворвалась в их жизнь, и в самый неподходящий момент.
Жюль Грак уставился на испуганную продавщицу, которая, словно загипнотизированная, не сводила с них глаз. Ему вдруг захотелось встать и залепить ей пощечину, чтобы заставить ее отвернуться. Но вскоре гнев сменился отчаянием.
«Что будет делать эта дура, когда немцы придут в ее отдел? Она невольно может выдать нас. Совсем ошалела от страха! Вытаращилась, как Эйфелева башня на Марсово поле. Ну, чем она-то, чем рискует, чем?»
Мари-Те казалось, что внутри у нее звенит туго натянутая струна. Она смотрела прямо перед собой невидящими глазами. Ей не было страшно. Вся она была в ожидании самого худшего.
Немцы уже шарили по всему магазину, проверяли документы. Солдаты обыскивали каждый уголок, заглядывая даже под прилавок, а при случае и под юбки продавщиц, лапая их. Маленькая брюнетка, хрупкая, словно гипсовая статуэтка, залепила одному из юбочных вояк пощечину. Ее тут же арестовали. Она прошла через весь магазин под охраной двух солдат с гордо поднятой головой и презрительной усмешкой.
Минут через десять к лестнице приблизился немец в гражданском в сопровождении человека, который явился не иначе как из кошмарных снов, со шрамами от уголков рта до ушей, на лице его застыла вечная, как клеймо, улыбка.
Продавщица со второго этажа, застывшая как изваяние, смотрела на Жюля Грака глазами кролика, встретившего удава.
Немец подозрительно покосился на продавщицу и, проследив за ее взглядом, увидел на третьем этаже их. Его холодные, бесцветные глаза остановились на их лицах, скользнули по шкафу и снова впились в продавщицу. Она растерялась в присутствии посторонних людей, тихо ойкнула и растерянно прижала руки к груди.
Жюль Грак задержал дыхание, потом судорожно глотнул воздух. У него было такое чувство, словно тело его разбито параличом, а кровь остановилась в жилах.
Он машинально опустил руки. Мари-Те, заметив это, сделала то же самое. Он осторожно коснулся руки девушки. Рука была влажной и слегка дрожала. Жюль взял ее и ласково стиснул в своей. Он смотрел на Мари-Те и силился улыбнуться, но было заметно: его улыбке не хватало прежней уверенности. Он хотел подбодрить девушку, и Мари-Те его прекрасно понимала.
— Мне очень страшно, — прошептала она, не глядя на него.
— Не бойся, все будет хорошо, — так же шепотом сказал он и еще сильнее сжал ее руку. Но сам думал иначе.
Немец с бесцветными глазами спросил продавщицу:
— Вы, кажется, чем-то встревожены, мадам?
Голос его был таким же ледяным, как и взгляд. По-французски он говорил почти без акцента.
Бедная женщина, пораженная его проницательностью, словно вытащенная из воды рыба, несколько раз глотнула воздух, напрасно стараясь произнести хотя бы слово.
Немец грубо схватил ее за руку, резко дернул и закричал:
— Я спрашиваю вас! Сейчас же отвечайте!
Рядом с ним стоял молчаливый тип со шрамами, держа палец на гашетке автомата.
Полногрудая продавщица отрывисто вздохнула и неуверенно ответила:
— Нет, я не взволнована.
— Тогда почему вы так внимательно смотрели туда?
Когда он показал пальцем на Жюля Грака и Мари-Те, страшилище с автоматом наставило на них
