К моему удивлению погранцы тоже заняли свои места, видимо не желая бросать своих.
Взлет прошел нормально. Сделав круг натужно ревущими моторами, мы направились к себе.
На аэродроме были в шоке, когда на их полосу нагло приземлился немецкий «юнкерс». «Чайки» только сели и персонал еще ничего не знал, так что к нам они бежали вооруженные чем попало. Один даже с поршнем в руке.
Поэтому, какое же было охренение у народа, когда у остановившегося транспортника открылась дверца, и оттуда выпрыгнул особист одного из полков, которого все знали очень хорошо.
После того как «юнкерс» замер и моторы заглохли, я просидел в кресле еще минут пять отходя от того дикого напряжения, что было у меня за все время полета. Вздохнув, я провел рукой по лицу вверх, сдирая заодно наушники. Повесив их на штурвал, я отстегнул ремни и со старческим кряхтением встал. Последние пассажиры уже покинули салон, так что кроме пятен крови, пары мешков, что были использованы вместо подушек для раненых, и немецкого летчика забитого в угол, которого так никто и не удосужился выкинуть, в салоне никого не было.
Посмотрев на маленькую желтую кобуру на поясе летчика, чуть хмыкнув быстро содрал ее и сунул в карман галифе, после чего подхватив один из маленьких мешков, с отчетлив шуршащей внутри бумагой, да и вес указывал что там именно бумага, вышел на свежий воздух. В это время как раз отъезжали две полуторки куда погрузили раненых, и мое появление было не замечено.
— Да ты весь мокрый, — сказал сидящий под крылом Степанов. Вокруг бурлил народ, так что я не очень четко разобрал слова, но смысл понял.
— Товарищ старший сержант, а как?.. Расскажите откуда это? — развел руками один из бойцов БАО, в звании сержанта. Насколько я помню он был оружейником в нашем полку.
— Рассказать? Ну слушайте, — сказал я закинув мешок обратно в салон самолета, вдруг там что важное.
Понемногу к нам стали подходить люди, прислушиваясь ко мне. Особист сразу скрылся с глаз с командованием полка, так что отвечать, то есть отдувать пришлось мне. По бледному виду Степанов было понятно, что многого он не расскажет, так что однополчане уцепились за меня.
— Значит так. Вылетели мы на бомбежку. Отбомбились нормально, мосту конец пришел, а тут раз, и двадцать «мессеров». Степанов кричит: «Со стороны еще тридцать заходят!». Но я же истребитель, хоть и на бомбовозе. Поэтому развернулся и атаковал их. Первого сбил, второго. На вираж, еще сразу четверых. В общем, всех сбили, но один летит. Я подлетаю, на гашетку нажимаю, пулеметы молчат. Патроны кончились. Тогда я его крылом БАЦ по хвосту.
— И что? — спросил один из «черных духов» с улыбкой, они сразу поняли что я заливаю, но слушали с интересом.
— Хвост в щепки, но летит зараза. Тогда я пропеллером левого мотора, по крылу…
— Иии? — спросил все тот же. Среди толпы слышались смешки.
— Крыла как не бывало, но летит… — развел я руками.
— Тогда я крылом по фюзеляжу…
— Ну иии?
— Фюзеляж в дребезги, немец на моторе сидит как то управляет, но летит.
В толпе слышен откровенный смех. Кто-то отчетливо сказал:
— Во заливает. Ну комик, ему бы в артисты.
— Тогда Степанов говорит: «Командир прижмись к нему, я сейчас!». Ну я крыло подвел к немцу. Смотрю, Степанов вылез наружу и с сапогом в руке по крылу к немцу ползет. Подполз, бац ему сапогом по голове, ну тот вместе с мотором в пикировании и в землю врезался. Вот так вот храбростью и находчивостью сержанта Степанова и был сбит пятидесятый «мессер». Ну, а пока мы гнали последнего немца, оказалось, что забрались далеко в тыл к немцам, только хотели было развернуться. Как тут «мессеры» налетели… ээээ ммм? — завис я на миг.
— Сто? Двести? — кто-то спросил.
— Двести? Чего врать-то? Сто пятьдесят было. Окружили они нас. Ну, я думаю все будем принимать последний бой, только собрался броситься на таран, как горючее кончилось, и мы в пике и врезались в землю.
— Разбились? Насмерть?
— Нее. В болото упали. Вылезли, а куда идти?
— И куда?
— Тут мы вспомнили, что рядом есть немецкий аэродром, и мы туда. Прибегаем, немцев на нем видимо не видимо. Ну, я роту охраны схватил левой рукой, правой колочу им по мордасам. А сам кричу экипажу. «Захватываете самолет, а то улетит сейчас!». Смотрю, а тот действительно на взлет пошел, тут наши подбегают и за хвост его держат. Ну я с охраной разобрался, стволы у пулеметов и пушек в узел завязал, и побежал на помощь. В общем выкинули мы немцев из самолета и домой полетели.
— А пограничники?
— Ааа, эээ??.. А!!! Так летим мы значит, смотрю внизу наши идут, и рукой машут, подвези мол, ну, а мы что? Не русские что ли? Подобрали, и вот здесь. Кстати, а ужин был уже?
— Был-был. Если поторопишься то успеешь, столовая собирается и на машины. Передислоцируемся мы.
— Ну, я побежал тогда, — и я действительно побежал.
Забежав в санчасть, я подхватил свой сидор, сунул в него очки, и закинув на плечо, отмахавшись от соседей по палате, тоже собиравшихся, побежал в столовую.
— Теть Вер, как насчет поесть?
— Ой, матушки. Суворов! Ты же с вылета не вернулся, говорили вас немцы сбили, — всплеснула повариха в столовой.
— Сбили-сбили. Так как на счет поесть?
— Только холодное оста…
— Да мне пойдет. Там еще особист и сержант Степанов не кормленные, — сказал я засуетившимся работникам общепита.
Мне наложили холодных пельменей, которые я стал с урчанием поедать. Минут через семь пришел Степанов и присоединился ко мне. Никифорова не было, но я видел что одна из официанток унесла куда-то судок.
Когда я почти закончил, и пил чай с вареньем в столовую вошел капитан Смолин.
— Суворов, а кто за вас рапорт писать будет?
— Сейчас, товарищ капитан, — кивнул я и вытерев руки салфетками, взял карандаш.
— Пиши только правду, а не то что ты у «юнкерса» заливал.
Капитан внимательно читал все что я пишу. Кое-где делал пометки на черновике, но молчал.
— М-да. Покрутило вас. Двух сбили?
— Да. Один я. Другой Степанов.
— Понятно, их трудно будет провести по бумагам, но попробуем. Пиши теперь чистый лист.
Переписав все заново, я отдал рапорт начштаба, который внимательно прочитав его, расписался, достал из кармана печать, и хэкнкув на нее, прижал к листу.
— Через полчаса вылет. Ты летишь на «юнкерсе» его уже заправляют и грузят имуществом. Раз нам достался такой подарок то грех не воспользоваться такой возможностью.
— Товарищ капитан, а мой истребитель?
— Ах да. Совсем забыл. Мотор привезли, но поставить не успели, так что твой ЛаГГ вместе с мотором и горючим погрузили на две освободившиеся машины и готовят к эвакуации.
— Ясно, товарищ капитан. Спасибо.
Кивнув, капитан развернулся и вышел из здания столовой. Допив холодный чай, я отдал стакан и блюдце с вареньем Любаше, и побежал в санчасть. Лютиковой, когда я собирался не было, видимо возилась с ранеными, и сейчас я надеялся застать ее.
— Можно? — спросил я заглядывая в ее кабинет. Марина была там, собиралась.
— Суворов? Что-то случилось, — спросила она.
— Нет, товарищ военврач. Вот подарок вам, лично снял с тела немецкого летчика, — сказал я
