практически нет. Была бы какая-нибудь железка — можно было бы начать рыть подкоп. — Он посмотрел вверх. — До окна не добраться. Очень длинная верёвка нужна. Умрём здесь с голоду.
Они сели на охапку сена.
— А ты обратил внимание, какая у него дочь? — спросил Бова.
— Какая у него дочь?
— Ну, рядом которая сидела… Волосы как волна океанская, глаза… Какие у неё глаза, не обратил внимания?
— Не обратил.
— Вроде зелёные, как изумруды!
— Ты, Бова, влюбился, что ли?
— Она прекрасна! Она настоящая принцесса!
— Ну вы, сказочные, даёте! Один раз увидел девчонку и сразу влюбляться. Тут с жизнью надо прощаться, а он влюбляется ни с того ни с сего. Да у нас в Средних Кукушах таких девчонок толпы ходят. На любой вкус.
— Это где такие — Средние Кукуши?
— У нас… Там… За речкой… Я тебе как-нибудь потом покажу.
— Не-ет, Тутукин. Такой девушки во всём мире нет. Видел, какая она грустная сидела?
— Не, я на дядьку смотрел. Это же надо было придумать! Как мне такое только в голову пришло!
— А чего на него смотреть? Он ничтожество. Мы всё равно победим. Вот увидишь!
— Есть хочется, — сказал Тутукин.
— Сыр будете? — пропищал кто-то за спиной.
Бова и Тутукин обернулись и вскрикнули.
За спиной сидела крыса.
— Пошла вон, крыса проклятая! — Тутукин замахнулся.
— Я не крыса — я Мышь. А это две большие разницы. Сыр будете?
— А ты нас не отравишь? — спросил Тутукин.
— Ни вы не Моцарты, ни я не Сальери. Не бойтесь.
— Надо же, какая образованная мышь!
— А чего она сказала? — не понял Бова.
— Просто очень начитанная мышь.
— Как-никак в библиотеке десять лет живу. Там есть что почитать.
— Ну, раз ты угощаешь, давай твой сыр. Не откажемся.
Мышь исчезла и быстренько прикатила откуда-то небольшую головку сыра в красной оболочке.
— Вот, ешьте. «Костромской».
— Откуда здесь «Комстромской»? Абсурд какой-то… — удивился Тутукин.
— Не знаю. Написано — «Костромской». Ешьте. Свежий. Вчера украла. Сейчас проволоку принесу — вместо ножа.
И действительно, принесла кусок проволоки с двумя деревянными ручками на концах, сказав при этом:
— У нас как в лучших домах Лондона! Захотите пить — нажмите вон на тот камень в стене. Из щели потечёт вода. Подставляйте ладони и пейте. Вот такие дела.
— Спасибо, Мышь, — сказал Бова. — А вашу Принцессу как зовут?
— Зовут её Доча, — ответила Мышь. — Король наш ленивый, ничего другого придумать не смог. Доча и Доча. Но девочка хорошая, добрая, мыши не обидит.
— И очень красивая, — задумчиво сказал Бова.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Принцесса Доча весь вечер не находила себе места. Убежав с приёма, она бросилась на огромную кровать в своей опочивальне и проплакала в подушку два часа тридцать семь минут.
Видя, что у неё в опочивальне так поздно горят свечи, к ней зашёл Король.
— Ты спишь?
— Нет.
— Что с тобой происходит, Доча? — ласково начал отец. — Почему у тебя такое отвратительное настроение?
— Я больше не желаю видеть этого твоего гостя-проходимца! Мне надоели ваши праздники! Мне всё надоело! — Принцесса лежала ничком на постели, закрыв лицо руками и всхлипывала. — Неужели ты не видишь, что происходит?
— А что происходит, дорогая?! — Король погладил Дочу по голове. — Тебе уже пора замуж, и Королевич тебе отличная пара. Он не проходимец — напротив, умница, красавец. О таком муже можно только мечтать!
Принцесса снова заревела, размазывая слёзы по лицу.
— Ах, вон оно что! Да он урод! Глупый, надменный, трусливый урод! И за это чудовище ты хочешь отдать замуж свою любимую дочь?!
— Он добрый. Вот посмотри, какие он мне подарки сделал. — Король вынул из сумки подарки и разложил их на покрывале.
Принцессе стало любопытно, что там такое принёс отец. Она отняла ладони от лица и мельком взглянула на подарки.
— Смотри. Это просто чудо, а не подарки! Вот это скатерть-самобранка.
— Ну и что?
— Она сама по команде накрывает на стол.
Король расстелил скатерть, разгладил её рукой.
— Айн, цвайн, драйн! Скатерть, накройся! Явись питьё и еда!
На скатерти ничего не появилось.
— Ну, что? — спросила заплаканная Принцесса.
— Сейчас, ещё разок попробую, — сказал Король, — Айн, цвай, драй! Скатерть, накройся! Явись питьё и еда!
Скатерть и не думала накрываться.
— Накрылась твоя скатерть! — усмехнулась Доча. — Он тебя обманул. Я же говорю — жулик!
— Её стирать нельзя, — с сожалением сказал Мегадур. — Но она такая грязная была, просто ужас. Грязная тряпка, в руки было противно взять. А я вот, видишь, не послушался — отдал прачкам, чтобы выстирали. Теперь она и не тово…
— Понятно, — сказала Принцесса. — Что он ещё тебе преподнёс?
— Вот, смотри! — Король взял в руки маленькое поцарапанное зеркальце с отломанной ручкой. — Это зеркальце — волшебное. В нём что захочешь, то и увидишь. Вот, что бы ты хотела увидеть?
— Я хотела бы увидеть наших несчастных пленников. Как они там, бедненькие, в темнице?
— А чего на них смотреть?
— Так жалко же их!
— Сидят, и поделом. Мне их совсем не жалко. Хорошо, бери зеркальце и говори: «Эне, бене, раба! Хочу увидеть, как сидят в темнице наши пленники!»
Доча взяла зеркальце, шёпотом сказала: «Эне, бене, раба! Хочу увидеть, как сидят в темнице наши пленники!» — и уставилась в зеркальце.
— Видишь?
— Пока нет.
— А ты пристальней смотри!
— Так смотрю же! — сказала Принцесса и вдруг закричала: — Вижу! Вижу! Бедные мальчики! Им
