объясниться:
– Не пугайся, мы сейчас все уберем. А ты последи за дверью, чтобы нам никто не помешал. Ну, погуляли мы, увлеклись... немного... Джойн, бери его за ноги, а я возьмусь с головы.
Шуриа, в свою очередь, призадумалась.
«Чего-то явно не хватает!»
– О! – Она шлепнула себя ладонью по лбу. – Яфа, нам нужна лопата. Иди за... Грэйн, как зовут твоего денщика?
Эрна Кэдвен прикусила губу и смутилась еще больше. Нахмурившись, она лихорадочно стала вспоминать, а как же, когти Локки, его зовут? Капрал... капрал ир... Позорище! Ролфийка потерла лоб и призналась:
– Забыла... О! – Осененная спасительной мыслью, Грэйн аж подпрыгнула: – Яфа! Как зовут моего денщика? Вы же вместе уходили.
Джона тоже воззрилась на девушку с хмельным подозрением:
– Яфа, дорогая! А где это ты столько времени была? А?
Барышня Нер отвечала, краснея, бледнея и заикаясь:
– Я... меня... мне... эрн Рэдрин инструкции давал, – и полуприкрыв глаза, процитировала без запинки: – Как девица вроде меня должна вести себя в ролфийском посольстве, чтобы не осложнять и без того тяжелое положение в оном.
«Инструктаж» в исполнении эрна Рэдрина Грэйн могла себе представить и без пересказа. Хотя у Яфы определенно имелся талант к пародированию – не только слова, но и тон атташе юная шантийка передала удивительно точно. Интересно, что бы грозный эрн сказал, узнав о покушении и полюбовавшись на труп? Нет, лучше не проверять. А девочка, похоже, восприняла речи его превосходительства излишне серьезно.
– Забудь, – хмыкнув, отмахнулась Грэйн и пояснила: – У него колики, у бедняги. Геморроидальные. Иди к капралу... Сэйгану! – «О! Вот и вспомнила!» – ... и попроси у него лопату. Скажи, что я приказала.
Тут эрна Кэдвен сообразила, что исполнительный денщик наверняка заинтересуется, а зачем это дамам понадобилась лопата посреди ночи? Не ровен час, еще и сам решит принести!
– А если он захочет сам прийти, скажи... – Ролфийка запнулась, пытаясь придумать какое-нибудь правдоподобное объяснение, почему приход капрала нежелателен: – Скажи – нельзя, потому что мы... э-э... не одеты. Вот!
И зажмурилась, на миг представив себе, что подумает ир-Сэйган: две пьяные голые дамы требуют принести им лопату... Хотя с каких это пор посвященная эрна обязана отчитываться перед своим денщиком? Есть офицеры, которые еще и не так чудят. Фрэнген, к примеру, в подпитии устраивал поросячьи бега с последующим купанием самого быстроногого подсвинка в бочке с элем, а его сосед-отставник наряжал своих собак в мундиры и усаживал за стол... Подумаешь, лопата! Может, они с Джойн решили поискать диллайнский клад?
«Отличная мысль!» – обрадовалась Джона, а Яфа неопределенно хмыкнула:
– Хорошо. Как прикажете. А может, две лопаты?
– Нет, – с сожалением покачала головой Грэйн. – Две лопаты – это много. Интенданта придется беспокоить и расписку писать за получение шанцевого инструмента. Одной хватит.
Яфа покосилась с сомнением, но спорить не стала, пошла.
– Внизу под окнами есть прекрасный кустик сирени.
Как все шуриа, Джона любила тонкие намеки. Но на тот случай, если дорогая Грэйн не уловила идеи, многозначительно подмигнула. Сначала одним глазом, а потом вторым – для надежности.
– Тогда затащим его на подоконник, я слезу, а ты мне его столкнешь. Чтоб сирень не примять, – решила Грэйн и деловито потерла ладони. – Ну что, взялись?
Хоть и щуплый, шурий оказался тяжелым особенной «мертвой» тяжестью. Живой всегда легче мертвого – удивительно, но факт. Словно смерть, проникая в тело, разливается свинцом по его членам... Эрна Кэдвен не успела как следует удариться в философию – пришлось ловить труп несостоявшегося убийцы. С горем пополам, но из покоев княгини дамы его вытащили – уже хорошо. Теперь дело осталось только за могилой.
Где Яфа ночью в ролфийском посольстве раздобыла лопату, так и осталось навсегда великой тайной.
– Что сказал... этот... ир...
– Ир-Сэйган, сударыня. Ничего не сказал, только глаза выпучил.
Грэйн удовлетворенно кивнула и принялась копать яму.
– Яфа...
Но умненькая дочка диллайнского офицера сразу поняла, чего хочет от нее леди Джойана. Посторожить, конечно.
Яма становилась постепенно все глубже, а на копательниц могил внезапно напала болтливость, свойственная не совсем трезвым женщинам, перенесшим только что нервное потрясение.
Копали они по очереди, но силы их, а главное, опыт были откровенно неравны, а потому основная доля работы досталась Грэйн, гораздо более сильной. Ролфийка не роптала. Копать она всегда любила, еще с юности, ведь навык пользования шанцевым инструментом, к коему относилась и малая пехотная лопата, прививался всем ролфийским новобранцам без различия пола. Проще сказать, девушки– солдаты с лопатой, киркой-мотыгой, пилой, топором и ломом управлялись немногим хуже мужчин. И, чтобы не спятить от постоянного, тяжелого и монотонного труда, пришлось этот самый труд полюбить. Конечно, за прошедшие годы эрна Кэдвен устройством земляных укреплений и валкой леса занималась не так часто, как, возможно, следовало бы, однако навык у нее сохранился. Что весьма пригодилось упрямой владетельнице, когда она в гордом одиночестве вскапывала грядки в своем Кэдвене, дабы засеять их диковинным овощем.
Будь Грэйн более трезва, ей вообще не понадобилась бы смена, однако черный эль в опасном сочетании со «Слезами Морайг» нанес коварный удар и придал всем движениям ролфийки некую медлительную расслабленность. Хмельное стремление к созерцанию эрна Кэдвен удовлетворяла, любуясь работой сменявшей ее подруги. Джойн старалась как могла, и яма постепенно становилась все глубже и шире.
«Месяц-другой ежедневных тренировок – и можно зачислять в штат по инженерно-хозяйственной части, – умилилась ролфийка, когда княгиня Шантийская углубилась в подозрительно мягкую землю под сиреневым кустом на добрых три локтя. – Вот только стенки неровные, не осыпались бы...» И решительно отобрала у шурианки орудие труда, дабы придать месту последнего упокоения убийцы-неудачника вид, удовлетворяющий ролфийское чувство прекрасного. Так сказать, добавить последние штрихи.
Если судить по количеству духов, витающих вокруг, то идея с захоронением под кустом, посетившая Джону, не была слишком оригинальной. Подобное решение проблемы упокоения незваного гостя, явившегося в посольство с недобрыми целями, уже приходило в голову его обитателям.
«Хорошо быть ролфи. Один раз поработал землекопом, и ни совесть, ни призраки больше не мучают», – подумала шуриа.
– У тебя очень хорошо получается... В смысле, копать, – сказала она подруге.
Грэйн, стоя в будущей могиле, оперлась на лопату и лирично вздохнула:
– Эх... Знаешь, сколько я земли перекидала, пока соорудила в Кэдвене нормальный огород?
Грэйн так подробно рассказывала в письмах о Кэдвене, что воображение Джоны уже давным-давно нарисовало дом и землю вокруг в мельчайших деталях. Шершавый камень стен, черное дерево коновязи, кривые яблоньки, камни, торчащие из земли. Но отчего-то даже в мыслях шуриа не видела рядом с названой сестрой мужчину, ее мужа. Наверное, потому, что в письмах о нем набралось бы от силы пять слов.
– Как тебе жилось с Фрэнгеном? Не обижал?
– Ну-у... мы же, можно сказать, вместе почти и не жили... – попыталась уйти от ответа ролфийка и подровняла стенки ямы. – После близнецов... в общем, наш союз стал, как бы это сказать... формальным. Ты, кстати, браслетик мой прихватила?
– Разумеется, прихватила. Как не прихватить? – хитро усмехнулась шурианка. – Кстати, близнецы пришлись очень кстати, не правда ли? Все же рожать пришлось не трижды, а дважды.
Помнится, необходимость родить троих детей в качестве расплаты за шаманский браслет совсем не порадовала эрну Кэдвен. К тому же деторождение у ролфи – весьма опасное занятие.
– И все же я рада, что у тебя был кто-то, кто защищал от Конри. Пусть даже такой грубиян, как Фрэнген.
– Не обижай его, пожалуйста, – строго предупредила эрна Кэдвен. – Он хороший, мой Фрэнген. Может, он снова женится... Есть одна девушка-сержант в форте Кэйдрен... – и подмигнула Джойане.
Между прочим, чистая правда. Девушка-сержант, украдкой вздыхавшая вслед свирепому коменданту, в форте Кэйдрен действительно имелась, и весьма миловидная. И когда Грэйн с превеликой радостью избавила майора от необходимости соблюдать ей верность, эрн Фрэнген немедля был обласкан и утешен на своей любимой старой кушетке. Ролфийская мораль полагала изменой лишь внебрачную связь с равной, право же мужчины на удовлетворение своих потребностей с особой низшего статуса никто никогда не оспаривал. К чести Фрэнгена, старинные обычаи он соблюдал педантично. Кушетку посещали лишь девицы из рядового состава, по доброй воле, и то после официального дозволения супруги. Грэйн, разумеется, дозволение дала. Без Фрэнгена в постели ей спалось гораздо лучше, да и удовольствие от наблюдения за яростным соперничеством в женской казарме она получила изрядное. Эрн комендант пользовался успехом.
Теперь сержантша, отслужив свои три пятилетия, стала прапорщицей, и кто знает, кто знает... Возможно, у девушки есть шанс, если, конечно, годы, проведенные Фрэнгеном с эрной Кэдвен, не отбили у майора всякую охоту к заключению брачных союзов.
Они с самого начала не слишком подходили друг другу. Шуриа ли не видеть это? Но Рэйбэрт дал Грэйн положение в обществе, достойную жизнь и, как ни крути, замечательных детей. Можно ли желать большего?
– У вас получился прекрасный сын. Сэйвард так учтив и мил. Ему будет хорошо на Шанте. Все же знают, что это
