отец.
– Да, это так. Я хочу отвадить всех желающих возвыситься за счет судеб и жизней своих дочерей и сестер. Раз и навсегда положить конец порочной практике фаворитизма.
Наследник изобразил бровями предельное удивление.
– Казнив невиновных? Положим, Веан-старший еще тот мерзавец, но Силгунд-то при чем?
– Значит, против казни папаши не особенно возражаешь? – ухмыльнулся князь диллайн.
Однако Идгард на уловку не попался. Выдрессировала его Сина на совесть, ничего не попишешь.
– Возражаю, причем категорически.
– Прекрасно и спасибо. Теперь я знаю твое мнение, сын. Но приговор уже подписан.
– Отец!
– Да, я знаю. Моя жестокость тебе претит, и гнетет, и коробит, и мучит.
– Именно.
Аластар позволил себе вольность – откинулся на спинку кресла, вытянул ноги и посмотрел в окно. Словом, поступил как простой смертный, а не как механическая кукла. А за окном южный ветер гнал по синему-синему небу черно-серые тучи.
«Меллинтан, сейчас бы шагнуть на шканцы, сейчас бы стать возле рулевого и задать курс на Шанту», – думал диллайн, стараясь хоть на миг забыть о том, что от него ждут объяснений.
Совенок не отступится так просто, он никогда не пасовал перед таким препятствием, как воля отца.
– Ты вполне можешь официально объявить о своем несогласии. Это пойдет на пользу твоему образу.
Идгард отмахнулся от этих слов, как от назойливых мух.
– Мой образ тут ни при чем. Я не понимаю, почему ты так усиленно хочешь выставить себя перед обществом кровавым тираном и безжалостным убийцей.
Аластар насмешливо прищурился.
– Возможно, потому, что я такой и есть. Тиран и убийца. Одержимые Властью, получив вожделенное в полное владение, другими не бывают, да будет тебе известно.
– И все же почему Веаны?
Молодой человек попытался перехватить взглядом взгляд отца. Тщетно. Тот глядел за оконный переплет золотыми глазами с крошечной точкой зрачка. И молчал.
«Какое удивительное фамильное сходство, – думал князь. – Я спросил то же самое у Сины. А ведь она права – другого повода избавиться от этих алчных выскочек может не представиться. Надо пользоваться наилучшим моментом. Кстати, солнечная погода продержится еще несколько дней, ветер устойчивый, не слишком порывистый. Решено! Пока оппозиция ликует и строит планы, я выйду в море».
– Почему, спрашиваешь, Веаны? – резко спросил он. – О, тут все просто. Они оба возвысились за счет дочери и сестры, так почему бы им не разделить ее судьбу? По-честному было бы повесить только папашу, но оставлять в живых взрослого сына-мстителя не слишком дальновидно, не находишь? Поэтому на эшафот отправятся оба, а их участь послужит назиданием и предупреждением всем прочим.
– Не поможет. Скажут, что ты сбесился из-за отказа Джоны. Или того хуже – решил избавиться от надоевшей любовницы таким провокационным способом. О! – Идгарда озарило. – Ты искал очередной повод начать гонения на богатых выскочек и нашел его.
– В принципе так и есть. Имущество преступников будет конфисковано в пользу казны, а Веаны успели неплохо обогатиться за счет своего особого положения. Я вывел больших старых щук, но подросли молодые и успели поднакопить жирок. Но Амэ я не убивал. Ты хоть понимаешь, что на ее месте могла быть твоя мать?
Признаваться сыну и всему Файристу, что настоящая убийца оказалась настолько глупа, что стала марионеткой в руках заговорщиков, Аластару не хотелось категорически. Попахивает дешевой мелодрамой. Правда почти всегда такова – проста и незамысловата, как застиранная дырявая простыня. Сколько ни накрывай ее сверху атласами и шелками, а спать придется все равно на жестком. Посему за предложение Сины князь ухватился обеими руками. Коль дураки сами дают тебе оружие против них, то почему бы и не воспользоваться?
– Так найди настоящих преступников! Накажи тех, кто действительно виновен!
Аластар склонил голову к плечу и стал похож на хищную птицу.
– И найду. Вот тогда ты и весь Файрист узнаете, каким должен быть настоящий тиран и убийца. К слову, умри не Амэ, а Джона, твой любезный «дядюшка» Вилдайр залил бы кровью каждую пядь нашей земли во имя мести. Тебя это не смущает? Или дядюшке Вилдайру можно?
И это счастье, что покушались вовсе не на Джону. Амэ погибла из-за интриг папаши и братца, как это ни прискорбно. И если бы не совет умной дочери...
– Удар ниже пояса, отец.
– Значит, мы сегодня квиты, сын.
Эск встал, подошел к окну и демонстративно повернулся к наследнику спиной, давая понять – аудиенция закончена, и горе тому, кто осмелится продолжить бесполезный спор.
В такие моменты Идгарду казалось – еще мгновение, и отец шагнет вперед, сквозь стену, навстречу ветру и последнему полету бескрылого существа.
...Пестрые бока важенки вздымались и опадали, мощные задние ноги вязли в снегу, но почти загнанная оленуха все еще боролась. Умфрэйд одним великолепным прыжком взвилась над снежной равниной, на миг застыла, распластавшись в полете, вольная и неотвратимая, как стрела. Жаркий и густой запах добычи, ее борьбы и страха, заполнил ноздри волчицы, и в восторге дочь Морайг щелкнула клыками, уже почти...
– Ваше превосходительство! Эрна Хайнри!
Госпожа полковница распахнула глаза, в которых еще отражались бескрайние снега и сладкий бег по равнинам Оддэйна.
В дверь стучали деликатно, но настырно.
– Ваше превосходительство!
– Какого змея, Эйдри?! – Спросонья ролфийка не то хрипела, не то рычала, но секретаря, привычного к ее нраву, такой ответ не смутил.
– Ваше превосходительство, сообщение из Индары! Срочно, весьма срочно. Лично в собственные руки вашего превосходительства!
– Там-то что могло стрястись? – риторически вопросила Паленая Хайнри, обращаясь к беленому потолку у себя над головой, и недовольно буркнула: – Ждите!
Спустить ноги с кровати – это полдела, надобно ведь еще и встать, нашарить на полу шлепанцы и умудриться попасть в рукава халата. И куда, скогти его Локка, запропастился ночной чепец?
– А-а, и пусть его... – проворчала резидентша, изворачиваясь, чтоб завязать кушак халата одной рукой. – И где собака Тангейн, а? Запил, что ли... Эйдри! Войдите и помогите же мне!
Помощник немедля просочился в спальню, старательно отводя глаза. Видеть госпожу полковницу этакой растрепой было и впрямь непривычно, но что ж поделать, если ее превосходительство сама строжайшим образом повелела будить ее в любой час, если доставят срочные известия?
– Прекратите моргать, будто сыч на ветке, и помогите мне одеться. Запишите – сержанту ир-Тангейну пять плетей, коли не найдется оправданий его отсутствию. За леность! Который нынче час?
– Четверть пятого, ваше превосходительство.
– Та-ак... – искомый чепец нашелся у госпожи резидентши на голове. Эрна Хайнри сунула под него руку, поскребла ногтями лысину и сильно потерла глаза. – Раз мой денщик сгинул, будете вместо него. Курьера и горячей кадфы в мой кабинет. Живо!
– Но, ваше превосходительство... – капитан Эйдри чуть развел руками и вздохнул. – Там... э-э... ваш шурий спит.
– Где?
– В вашем кабинете. В креслах. Вы же сами позволили ему изучить бумаги, вот он и... э-э... увлекся. Наверное. А сержант ир-Тангейн его сторожит, на всякий случай.
– Чтоб не уполз? – Пробуждение эрны Хайнри дошло до стадии утреннего сарказма. – Отставить плети. Кувшин кадфы и дюжину гренок в мой кабинет, и курьера все равно туда. Выполнять!
Шурий, и верно, спал, причем весьма трогательно – свернувшись клубочком в двух составленных вместе креслах. Эрна Хайнри посмотрела на Джэйффовы ноги в сапогах, возложенные на ее, Хайнри, любимый пуфик, потом на Джэйффов же зад, умостившийся в ее, Хайнри, любимом кресле, и угрюмо засопела. Ролфийское гостеприимство, конечно, штука легендарная, но всему должна быть мера!
На стуле у дверей пригорюнился ир-Тангейн, придавая общей умильности картины оттенок фантасмагории. Эрна Умфрэйд не стала нарушать идиллию и сакраментальный вопрос: «Эт-то что?» – задала громовым шепотом. Подвески люстры нежно звякнули, денщик вздрогнул и подпрыгнул на стуле.
– Спят-с они, – едва ли тише, чем патронесса, ответствовал он.
– Вижу, – хмыкнула полковница и распорядилась: – Ширму поставь и закрой... это. Еще не хватало курьеров пугать...
Капитан Эйдри и Тангейн живо перетащили к импровизированному шурианскому ложу расписную ширму в старосинтафском стиле, и внеуставное безобразие скрылось с глаз.
Чтобы шуриа не услышал, как вокруг топают ролфи, ему нужно отрезать уши. Для начала. Дети Хелы для того созданы – производить вокруг себя шум-тарарам. Какой уж тут сон?
– Доброе утро, моя госпожа, – молвил разбуженный рилиндар.
Это же так романтично, когда тебя еще затемно будят хелаэнаи. Аж слезу вышибает от непрошеных воспоминаний.
Эрна Хайнри сварливо рыкнула:
– Ночь еще. Спи, и чтоб тихо!
И тут же начала раздавать указания очаровательным хриплым басом.
Секретарю: «Курьера сюда!» И денщику: «Где моя кадфа, Тангейн?»
Так бы лежать и слушать, слушать и вспоминать, вспоминать и умиляться. Сколько веков прошло, а до сих пор рука сама тянется к ихинце – перерезать луженую глотку Паленой Волчице. Джэйфф бросил на ролфийку полный обожания взгляд. Рядом с ней куда только делись все эти бесчисленные годы смирения и забвения. Унесло ветром.
– Да какой уж тут сон... – Он сладко зевнул и поинтересовался: – А что случилось-то? Пожар? Война? Отчего такой переполох?
