незаметно, почти за пятнадцать лет, доктор Сид не только заработал себе популярность средь обывательниц, но и доказал на деле, что он и без всякой магии хороший лекарь.
Поэтому никто не удивился, что занедужившая невеста графа позвала не кого-нибудь, а Форхерда Сида. Тот, естественно, примчался на всех парусах, прилетел, можно сказать. И очень вовремя это сделал, успел-таки до приезда Раммана Никэйна перевезти хворую в свою частную больницу.
– Все очень серьезно, ваша светлость. Я подозреваю дифтерит, – заявил Сид обеспокоенному жениху.
– В поместье у Илуфэр будет самый лучший уход. Я сам...
– А потом сляжете сами. Но вы – мужчина сильный, закаленный, вы быстро оправитесь. А вот ваша уважаемая матушка вряд ли. Для шуриа инфекции легких опасны втройне.
К слову, доктор Сид почти не преувеличивал. Дети Шиларджи болеют воспалениями дыхательных путей и умирают от них вдвое чаще, чем остальные люди, – это факт, установленный диллайнской медициной в те годы, когда шуриа в Синтафе еще не вывелись окончательно.
– Правда? Я не знал.
– Советую вам провести как минимум три дня в строжайшем карантине, чтобы исключить вероятность заражения.
В том, что шурианка примчится в Янамари по первому же зову, никто не сомневался, а потому Форхерд из шкуры едва не выпрыгивал, убеждая графа воздержаться от встреч с возлюбленной невестой.
Конечно, Илуфэр Омид выглядела не лучшим образом, как-никак распухший нос и синие круги вокруг глаз никого не красят, но и за дифтеритную больную ее принять сложновато. Даже такому далекому от медицины человеку, как пышущий здоровьем и жизненной силой Рамман Янамарский.
«Откуда у тебя такие обширные познания в медицине?» – написала бывшая волшебница, едва только Форхерд Сид объявил о своих планах.
Тот невесело рассмеялся.
«Самый простой способ попасть в спальню к даме, разве непонятно. Пару вылеченных без всякой магии мигреней и... Ну, ты же понимаешь?»
Итэль не только понимала, но и помнила. Во времена предпоследнего императора средь синтафской аристократии популярна была естественность и природность. Очень многие дамы предпочитали докторов тивам.
Так вот, с того дня, как Илуфер поселилась в небольшой, но очень уютной комнатке с видом на сад, ей стало, на взгляд Итэль, лишь хуже. Девушка совсем сникла, погрустнела и затосковала.
«Неужели по Рамману?» – терялась в догадках женщина.
Слишком уж легко девица «подружилась» с аннис, слишком просто согласилась быть глазами и ушами беглых волшебниц в будущей семье брата наследника Файриста.
– А отчего такая нелюбовь к шуриа? – полюбопытствовал Сид. – Неужели предрассудки?
Девушка скорбно поджала губы.
– Она сразу почувствует, что я ее не люблю. Рамман ведь не виноват, что его мать – проклятая шуриа.
– Это будет выглядеть крайне подозрительно, – осторожно предупредил диллайн, боясь спугнуть удачу. – Любая другая невеста помчалась бы в столицу хоть на катафалке, лишь бы выйти поскорее замуж.
– Я – не «любая» и не «другая», – отрезала Илуфэр Омид и пожелала серьезно заболеть.
А бывшая аннис, Итэль Домелла, затаила дыхание. Как все совпало, однако! Шанс, выпадающий один раз. Графская невеста отчаянно не хотела встречаться с будущей свекровью, которая, в свою очередь, обязана была появиться в Янамари и на которую у соратниц Итэль имелись очень смелые планы.
– Вам нужно больше кушать, дитя мое. Иначе и в самом деле окажетесь на пороге смерти, – ворковал Сид, измеряя пациентке температуру. – Мне не нравится ваша слабость.
Девушка судорожно вздохнула. Ее молчаливость, с одной стороны, очень нравилась Итэль, а с другой – внушала подозрения. Молчаливые юные девушки – это нонсенс!
Ведь это же видно невооруженным глазом, даже без Сидовой четырехкратной лупы, что милая девочка готова сделать что угодно, лишь бы избавиться от своей будущей свекрови.
Страх был в девочке, настоящий утробный страх, который чувствуется почти как запах. Но первопричину его Итэль, как ни пыталась, понять не могла. Возможно, суровое детство, а может, и преступление, следы которого сероглазая девица прячет в Файристе. Что-то связанное с шуриа. А может, и нет.
«Все либо слишком просто, либо слишком сложно», – сказала она себе и с выводами решила повременить. Пусть сначала в Янамари приедет леди Джойана.
«Вот уж воистину кто сумел взлететь на самый верх. Амбиции даже змею поднимут в воздух».
Дождь, первые капли которого застучали по верху экипажа еще в Амалере, шел всю ночь, сопровождая путешественниц, будто преданный пес. Бодрости его унылый вкрадчивый шелест не добавлял, но недаром ведь приметы всех лунных народов в один голос твердят: уезжаешь в дождь – значит, надейся на удачу в пути. Только на это Грэйн и уповала.
Шуриа, молчаливая и странно покорная, пригорюнилась в углу, забравшись с ногами на сиденье и сжавшись в этакий совершенно змеиный комочек. Она ни словом не возразила даже во время единственной остановки, когда эрна Кэдвен предложила переодеться. Чтобы проделать такое в тесной карете, надобно проявить изрядную ловкость и ненадолго забыть о скромности. Бальный наряд отправился в сундук, а постукивающую зубами шурианку Грэйн обрядила в нечто гораздо менее приметное. Хотя... это с какой стороны поглядеть. На Шанте, к примеру, подобный костюм никого не удивит, а вот в сердце Файриста... Но ролфийка сочла риск оправданным.
– Понимаешь, ты – шуриа, и как бы мы ни старались, все равно этого не скроем. Значит, ты должна выглядеть как самая шурианская шуриа на свете! Быть шурианистей самой Глэнны, я так скажу. Зато кто заподозрит, что такое удивительное создание – Священная Невеста?
На самом деле Грэйн была готова к залпу возмущенных протестов, однако Джойн и тут ничего не возразила. Хотя выглядеть шантийская леди теперь стала и впрямь необычно. Почти как змейка-лекарша в ролфийской военной лечебнице – у тех очень похожая форма. Традиционные штанишки под черной запашной юбкой, темная блузка, безрукавка и форменный жакет, а поверх всего – пальто, которое хоть и притворялось цивильным, все равно ощутимо попахивало ролфийской военщиной. Завершали образ сапоги по миниатюрной шурианской мерке, перчатки и шляпка с неширокими, чуть загнутыми вверх полями. Все новенькое, все теплое, и все в черных и коричневых тонах.
– Ну, вот. – Удовлетворенно оглядев подопечную, эрна Кэдвен, будто на ребенке, поправила на ее голове шляпку. – На леди Джойану ты теперь точно не похожа и на графиню Янамари – тоже.
Самой Грэйн маскироваться вообще почти не пришлось. Ролфийка есть ролфийка – хоть в муслин ее обряди, а столько лет гарнизонного быта и строевого шага все равно не скроешь. Еще во время тех давних приключений, что и свели вместе эрну Кэдвен и Джойану Алэйю, Грэйн поняла, как нелепы ее попытки притвориться нормальной женщиной. Значит, нечего и пытаться. Ролфи просто сменила парадный капитанский мундир на мундирное платье, положенное ей по статусу эрны-землевладетельницы. С капралом Сэйганом дело решилось еще проще – денщик превратился в слугу и телохранителя, сопровождающего свою эрну и ее любимую шурианскую кузину в занимательном путешествии по союзной стране. Роль супруга бравый капрал достоверно исполнить все равно не смог бы.
У всего на свете есть начало и есть конец, нет конца только у Жизни, она, словно вода, перетекающая из одного сосуда в другой, испаряющаяся и конденсирующаяся, замерзающая и растекающаяся. Какая разница, что сегодня ты – сверкающий на солнце кусочек льда, а послезавтра – легким облачком вознесешься к солнцу. Так живут шуриа, так они и умирают. Когда зришь вокруг себя одну Жизнь Бесконечную, то не так уж и сложно принять собственный переход на Другую Сторону. Но как смириться с мыслью о прахе и тлене, если вокруг все распадается и рушится, нищает, угасает и чахнет?
Джезим умирал, медленно-медленно, но неуклонно. И всем шуриа предстояло ощутить это страшное изменение, они и чувствовали, потому бежали без оглядки в общем приступе панического ужаса, как животные перед землетрясением. Наверное, только Джона разумом понимала, что происходит, и оттого ей было еще горше и тяжелее на душе.
«Это – Предвечный! Это он пожирает великий дух нашей Земли Радости. Это он – лжебог – главное проклятье Джезима», – думала она. На диллайн злиться уже поздно и бесполезно. Они первыми пали жертвой Предвечного. Как грязная портовая проститутка заражает матросика неизлечимой срамной болезнью, так и лжебог наградил детей Дилах одержимостью. Нос не проваливается, но душа-то гниет в здоровом теле – вот что страшно.
Джона прикрыла зудящие от непролитых слез веки. Раз уж не пропитала ими, солеными и горячими, парадный мундир Эска, значит, пусть остаются там, где сейчас. Пригодятся еще, обязательно пригодятся.
Оставшись наедине, вдали от любопытных глаз, они не стали бросаться в объятия друг другу, как обязательно случилось бы раньше. Да, раньше, когда в диллайн еще не угнездилась пугающая тьма, они бы потратили каждое из отпущенных судьбой мгновений на любовь.
Он тихо сказал: «Должно быть, я тебя теряю».
Она отчаянно затрясла головой, как будто так его слова не попадут в уши: «Меня ты не потеряешь никогда. Но ты утрачиваешь себя. Ты перестаешь... перестаешь быть Аластаром Эском». Правду говорила, без малейшего желания уязвить.
«Так я уже давно не он. Я – князь Файриста».
«Я приплыла сюда, чтобы спасти тебя».
«Некого спасать, моя змейка», – вздохнул мужчина и грустно улыбнулся.
Джона промолчала, уткнувшись носом ему в
