Кто-то из рабочих вслух заметил, что это хитрость со стороны ад-Дабиша. А Гульбан в ответ сказал: «Хитрость! А ты попробуй пройдись сейчас до деревни! По раскаленной земле босиком! Все равно, что в кипятке купаться!» Все примолкли. После обеда он не вернулся. Гульбан сказал мне, что сделает свою работу и работу ад-Дабиша. Я рассердился и заявил, что это обман и воровство, что такие вещи преследуются законом. Ближе к вечеру ад-Дабиш наконец явился. Он был сам на себя не похож, словно подменили человека. Сказал, что он сегодня же доделает работу и наверстает потерянное время. Но я отказался. Он не стал клянчить и пререкаться со мной, как обычно делают другие. В деревню возвращаться тоже не стал. Сгреб в кучу мягкую землю возле сакии, сделал из нее изголовье, лег и спал, пока не пришла его жена. Она его разбудила и что-то сказала ему. Он тут же вскочил и побежал в сторону деревни, жена за ним. Зовет его, а он не останавливается. Она устала бежать, пошла шагом. Дойдя до нас, остановилась возле Гульбана, стала просить, чтобы он удержал ад-Дабиша от необдуманного шага. Гульбан взглянул на меня. Я заявил, что если он тронется с места, весь день ему не зачтется. Он нервно сжал мотыгу и растерянно крутил головой во все стороны. Несколько раз порывался уйти, но так и не решился. Когда Судфа поняла, что Гульбан с ней не пойдет, она ушла одна. Странно, что через некоторое время Гульбан все же, ни слова не говоря, бросил работу, взвалил мотыгу на плечо и ушел.
Офицер горячо благодарил свидетеля за его рассказ, принесший следствию неоценимую пользу, потом спросил:
— Вы знаете, что ад-Дабиш сбежал из тюрьмы?
— Конечно. Все эти дни мы живем в страхе. Вообразите только, ведь сельскохозяйственный рабочий получает фунт в день! Разве это справедливо? Мой сторож видел ад-Дабиша в ночь после его ареста. Сторож очень испугался, потому что на плече ад-Дабиша висела винтовка, а в руке он нес пулемет. Карманы же его были набиты пулями и порохом.
— Зачем ему столько оружия?
— Аллах ведает. Люди говорят, что он собирается воевать с правительством.
— Почему?
— У него все разговоры только о бедных, богатых и положении в стране. Говорят, что всю эту историю он затеял с одной целью: попасть в полицейский участок и унести оттуда оружие.
— Есть доказательства?
— Несколько дней назад я вычел у него половину дневного заработка. Он заскрежетал зубами и полным ненависти голосом воскликнул: «Где ты, Адхам?!» А на следующий день говорил Гульбану: «Почему тебя зовут Гульбаном, а меня ад-Дабишем? В наши дни нужно называться Адхамом аш-Шаркави и Абу Зейдом аль-Хиляли, они брали у богатых и отдавали бедным. А если не могли забрать, сжигали имение».
— Наверное, я вас утомил, — предупредительно вымолвил офицер.
Свидетель рассмеялся:
— Я еще ничего не сказал. Самое главное впереди.
Взглянув на писаря, добавил:
— У меня просьба к господину писарю: то, что я сейчас скажу, следует записать и как можно скорее довести до сведения самых высоких властей. Это касается нас, затрагивает интересы правительства и всех порядочных людей. Причина всего случившегося одна — алчность. Бедняки алчут. Тот, кто ничем не владеет, смотрит на принадлежащее другим так, словно имеет на него право. Но ведь богатство этого мира преходяще. Богатство бедняков в их терпении, смирении и честном труде. И тогда им воздастся в иной жизни. А тот, кто зарится на добро своего брата, единоверца, соотечественника, последний из людей. Разве смерть делает различие между имущим и неимущим? Неимущему будет легче в Судный день.
Свидетель снова рассмеялся, трясясь жирным телом. Офицер подтвердил:
— Все зло от бедняков. Это прописная истина криминалистики.
— Погодите, господин офицер. История ад-Дабиша так не окончится. Его арест — вопрос жизни и смерти. Его необходимо допросить и выяснить, кто стоит за ним. Если мы промолчим, то первая очередь — моя. Потом — председателя деревни, секретаря АСС, омды, ваша и так далее. Мы должны раздавить яйцо прежде, чем из него вылупится цыпленок. Неизвестно, что в нем, курица или петух. Я предостерегаю. Предостерегаю правительство, при котором почувствовал себя спокойным и которое готов защищать своей кровью.
Прощание было трогательным донельзя. Офицер так расчувствовался, что, забыв всякую твердость, кинулся в объятия толстяка и от души его расцеловал. В глазах у обоих стояли слезы умиления. Офицер непременно хотел проводить свидетеля до выхода, вновь и вновь извинялся, что побеспокоил его, обещал наказать того, кто, не разобравшись, послал ему повестку с вызовом. Толстяк успокаивал офицера, заверял его, что он патриот и бывший партийный активист, что ради Египта он готов на все. Они долго жали друг другу руки, и глаза их сияли. Офицер даже назвал феодала батюшкой, а тот его — сынком. Вошедший как раз в эту минуту председатель совета удивленно заметил, что, надо полагать, чистота и свежесть деревенского воздуха очень способствуют быстрому сближению людей.
Когда все тонут
Офицер приказал солдату снова вызвать Судфу. Она вошла одна, дети остались на улице. От слез глаза ее потемнели и казались еще больше. Пытаясь разрядить обстановку, писарь пошутил, что, мол, слезы для глаз что кохль. Офицер резко спросил:
— Ты признаешься или нет?
— В чем? — спокойно ответила женщина.
— В том, что подкладывала живот. Доказательство — вот оно! — Он указал на ком тряпья в углу.
— Какая разница, признаюсь я или нет?
Не спросив разрешения у господина офицера, писарь выпалил:
— Признание — главное доказательство. Так считает закон.
— Если не признаешься здесь, придется признаться в другом месте, — пригрозил офицер.
— Ну что ж, по крайней мере, увижу ад-Дабиша, успокоюсь за него. Ад-Дабиш у вас. Он мужчина, спросите его. А свидетели, которых вы понавели, говорят только то, что вам нужно. Двадцать пять человек, и все твердят одно и то же. Разве вам недостаточно? А живот, вон он, валяется позади тебя. Что ты от меня еще хочешь?
Я скажу. Открою двери, впущу в дом всех, кто пожелает. Пусть видят то, что они и так знают. Позор вам!
Гульбан, стоявший за дверью, услышал ее крик, вошел, не спросясь.
— Не бойся, Судфа. Расскажи все от начала до конца. Хуже не будет. Если они тебя захотят утопить, все пойдут на дно.
Офицер возмутился неожиданным вторжением Гульбана, решил про себя, что накажет солдата, стоящего у дверей следственной комнаты. Хотел было арестовать Гульбана, но в последний момент заколебался. А вдруг Гульбан тоже умрет? Тогда будет не одно дело, а два. Приказал солдату вывести нарушителя. Сам выглянул в дверь, бросил взгляд на ожидающих своей очереди свидетелей. Все это были соседи ад-Дабиша — бакалейщик, цирюльник, жестянщик, портной, сапожник. Офицер понял, что ничего нового он от них не услышит, и велел всем расходиться; когда потребуется, их вызовут. Послал солдата за полицейскими, которым поручен розыск ад-Дабиша Араиса. Пусть явятся к нему немедленно.
Свидетель дает показания вторично
В дверь заглянул санитар, попросил разрешения войти, сказав, что председатель деревни прислал его для дачи показаний. Писарь запротестовал. Ведь санитар, сказал он, уже участвовал в коллективном
