вступая в права владения, он медленно взял ее руки в свои, и она не отняла своих рук, вдруг покорившаяся, ослабевшая, побежденная. И Карлос целовал ее руки, то одну, то другую, то ладони, то пальцы, тихо шепча:
— Любовь моя! Любовь моя! Любовь моя!
Мария Эдуарда клонилась все ниже и почти упала в кресло; и, не отнимая рук, обратила на него взгляд, полный любви и затуманенный слезами; потом проронила чуть слышно и умоляюще:
— Но я должна непременно вам что-то сказать!..
Карлос опустился на колени возле ее ног.
— Я знаю, что вы хотите мне сказать! — с жаром воскликнул он, приближая лицо к ее лицу и не давая ей говорить: он не сомневался, что угадал правильно. — Не трудитесь говорить, я все знаю. Я столько раз думал об этом! Вы мучаетесь тем, что любовь, подобная нашей любви, может превратиться в пошлый адюльтер… Но с той минуты, как я сказал вам о моей любви, вы — моя жена перед богом…
Она, отодвинувшись, посмотрела на него с каким-то смятенным выражением и словно не понимая. Карлос сжимал ей руки, желая перелить в нее всю обуревавшую его страсть, и продолжал еще тише:
— Когда я думал о нас, я мечтал, что мы станем жить друг для друга, вдали отсюда, вдали от всех; все наши нынешние связи будут разорваны, и, чтобы уберечь нашу любовь от людских наветов, мы уедем в какое-нибудь уединенное место и поселимся там навсегда… Мы увезем с собой Розу — разве мы можем с ней расстаться… И станем жить втроем, совсем одни, и будем счастливы!
— Боже мой! Мы должны бежать? — прошептала она изумленно.
Карлос поднялся с колен.
— А как нам еще поступить? Как мы еще можем поступить, не запятнав нашей любви?
Мария не отвечала: она сидела неподвижно, подняв к нему бледное как воск лицо. Но было похоже, что какая-то неожиданная и тревожная мысль мало-помалу зарождается в ней, подчиняя себе все ее существо. Ее расширенные глаза светились беспокойным блеском.
Карлос хотел сказать ей… Но легкий шум шагов по ковру гостиной остановил его. Домингос вошел, чтобы унести чайный поднос; оба они, потрясенные жаркой бурей страсти, не могли дождаться, пока он соберет пустые чашки; его домовитое хождение казалось им бесконечным. Мария Эдуарда, не выдержав, укрылась за кретоновыми шторами и стала смотреть в окно. Карлос присел на софу, перелистывая дрожащими руками иллюстрированный журнал. В голове у него все путалось, он с трудом понимал, где он находится… Еще вчера, еще несколько минут тому назад, он в разговоре с ней церемонно называл ее: «Моя дорогая сеньора»… Один взгляд — и вот они уже должны бежать вместе, и она отныне — высший смысл его жизни, тайная жена его сердца.
— Что-нибудь еще угодно вашей милости? — спросил Домингос.
Мария Эдуарда ответила, не поворачиваясь:
— Нет.
Домингос вышел и притворил за собой дверь. Мария Эдуарда медленно приблизилась к Карлосу: он ждал ее, протягивая к ней руки. Все ее тайные сомнения растворились в порыве нежности. И все же она вновь заколебалась перед лицом страсти, готовой полностью завладеть ею, и с необъяснимой печалью прошептала:
— Но вы так мало знаете меня!.. Так мало! А хотите все разрушить и соединиться со мной навеки…
Карлос, взяв ее за руки, мягко усадил рядом с собою:
— Я знаю вас достаточно, чтобы ценить превыше всего на свете и чтобы любить вас всю жизнь!
Мария Эдуарда задумчиво молчала, словно пытаясь унять последние сомнения, все еще не покинувшие ее сердца. Потом из груди ее вырвался протяжный вздох:
— Пусть будет так! Пусть будет так… Я хотела вам кое-что сказать, ну да ладно… Лучше так!..
Как мы можем еще поступить? — вновь спрашивал Карлос, сияя улыбкой. Это единственно достойное их серьезное решение… И не следует тревожиться; они любят друг друга, верят друг другу беспредельно; он — богат, а мир — велик…
И она повторяла, теперь с уже большей твердостью, — видно было, что решение это все глубже укоренялось в ее душе и она готовилась подчиниться ему вся и навсегда:
— Пусть будет так! Так лучше!
Минуту они молчали, в немом восторге глядя друг на друга.
— Скажите мне по крайней мере, что вы счастливы, — проговорил Карлос.
Она обняла его, и губы их слились в глубоком, нескончаемом, но почти бесплотном из-за ощущаемого ими ликования поцелуе. Потом Мария Эдуарда подняла ресницы и сказала ему совсем тихо:
— Прощайте, оставьте меня одну, идите.
И Карлос, взяв шляпу, вышел.
Карлос приехал в Оливаес на следующий день рано утром, когда Крафт, который уже с неделю не появлялся в «Букетике», прогуливался перед завтраком в саду. Обменявшись рукопожатьем, они поговорили об Эге и о возвращении Коэнов. После чего Карлос, обведя широким жестом сад, дом и все до самого горизонта, спросил, смеясь:
— Хотите продать мне все это, Крафт?
Тот, держа руки в карманах, даже глазом не моргнул и ответил:
— Сделайте милость, распоряжайтесь…
И они тут же договорились — на буксовой дорожке, среди цветущих гераней.
Крафт уступил ему свое собрание антикварной и современной мебели за две с половиной тысячи фунтов; он оставил себе лишь несколько редких вещей: они относились к эпохе Людовика XV и должны были стать частью его новой, более однородной коллекции. А поскольку в «Букетике» негде было разместить все это обширное собрание, Крафт сдал Карлосу на год дом в Оливаесе вместе с садом.
Затем они сели завтракать. Карлос ни секунды не думал об огромных затратах, которые он произвел лишь затем, чтобы предоставить этот дом на два оставшихся коротких летних месяца Марии Эдуарде, хотя она была бы рада простому коттеджу с маленьким садиком. Напротив! Проходя по комнатам и озирая их хозяйским глазом, он находил все слишком убогим для нее и уже замышлял отделать и обставить кое-что заново в согласии с более изысканным вкусом.
С какой радостью, покинув Оливаес, поспешил Карлос на улицу Святого Франциска, чтобы сообщить Марии Эдуарде о готовом принять ее чудесном загородном доме! Роза увидела с балкона, как он подъехал, и выбежала на лестничную площадку ему навстречу; он подхватил ее на руки и с торжествующим видом вошел в гостиную. Не в силах сдержать переполнявшее его ликование, он рассказал девочке, что скоро она переедет в деревню, где есть две коровы, и коза, и цветы, и деревья для качелей…
— Где это? Скажи, где это? — восклицала Роза, и ее глаза блестели, а личико расплылось в улыбке.
— Далеко отсюда… Нужно ехать в карете… А там видна река и лодки на ней. И въезжать нужно в большие ворота, а там собака на цепи.
Мария Эдуарда вошла в гостиную с Ниниш на руках.
— Мама, мама! — закричала Роза, подбегая к ней и тормоша ее. — Он сказал, что у меня там будут две козочки и качели… Это правда? Скажи, где это? Скажи… И мы скоро туда поедем?
Мария и Карлос молча пожали друг другу руки и обменялись долгим взглядом. Сидя у стола с Розой на коленях, Карлос рассказал о своей поездке в Оливаес… Хозяин дома готов сдать его теперь же, на этой неделе… И скоро она станет обладательницей прелестного жилища, прекрасно обставленного и весьма благотворного для здоровья…
Мария Эдуарда смотрела на него с удивлением и даже недоверчиво.
— Туда, вероятно, необходимо взять постельное и столовое белье…
— Там все есть! — радостно отвечал Карлос. — Почти все! Как в волшебных сказках… Дом освещен, вазы наполнены цветами… Нужно только сесть в карету и приехать.
— Еще необходимо знать, сколько эта райская обитель будет мне стоить…
Карлос покраснел. Он не предвидел, что зайдет речь о деньгах и она пожелает платить за дом, который для нее сняли… Тогда он открыл ей всю правду. Рассказал, что Крафт уже почти год искал
