портье, что господин Гурджиев никуда из отеля не уходил.
«Все еще дрыхнет, – решил Федор, – ну и славно, пообедаю спокойно, авось появится через полчасика».
Обеденный зал был маленький и почти пустой. Стены украшали морские пейзажи в толстых золоченых рамах, возле посудного шкафа стоял, прислоненный к стене, огромный ржавый якорь. За барной стойкой дородная девица в детской матроске лениво щелкала костяшками счетов. В камине пылал огонь. Занято было всего два столика. Ни на кого не глядя, Федор сел у окна, спиной к залу, принялся изучать меню. Заказал жареную свинину с картофельным пюре и кружку светлого пива.
Он отлично выспался, с удовольствием принял горячий душ, побрился новеньким безопасным лезвием. Берлинские страхи рассеялись. Федор заверил себя, что здесь, в Мюнхене, слежки и провокаций быть не должно. Никто не знает, куда они с князем уехали. Пусть теперь ищут его в Берлине люди Радека и прочие любопытствующие.
Моросил дождь. За окном открывался вполне обыденный пейзаж. Ствол дерева, угол дома, витрина бакалеи, силуэт кошки в окне над витриной. Но сквозь дымку дождя, в нежном сумеречном свете, все казалось чудесным, одушевленным, словно пейзаж был только что написан неведомым художником, еще не просохли краски, и Федор – единственный зритель этого маленького мгновенного шедевра.
Проехал мальчик на велосипеде, прошла старушка под черным зонтом, кошка спрыгнула с подоконника, гуще полил дождь, пейзаж изменился, и почему-то стало грустно, что вот такое сочетание линий, красок, бликов, капель на стекле никогда больше не повторится. Федор оторвал взгляд от окна, оглянулся. Через зал прямо к нему шагал князь.
– Что ж не разбудил меня, дорогой?
Веки его распухли, мешки под глазами стали темней и тяжелей, на мятых щеках чернела двухдневная щетина. Под пиджаком все та же лиловая сатиновая сорочка, но теперь появился галстук, синий, с зеленой искрой.
– Я стучал, вы не ответили, – сказал Федор.
Князь громко отодвинул стул, уселся, небрежно пролистал книжку меню, отбросил в сторону.
– Слушай меня внимательно. Я буду знакомить тебя с доктором Крафтом, ты сиди и молчи.
– То есть как?
– А вот так. Молчи, будто ты глухонемой. Можешь улыбаться. Но ни слова, ни звука. Откроешь рот только по моей команде. Понял?
– Нет.
– Напрасно не понял. Это важно для тебя. Если хочешь выполнить задание, ты должен мне полностью доверять и подчиняться.
Федору захотелось крикнуть князю что-нибудь грубое, оскорбительное, стукнуть кулаком по столу, встать и уйти. Но он сдержался и послушно кивнул.
Девица в матроске принесла кружку пива, спросила князя, что он желает заказать. На своем ломаном немецком он попросил порцию белых баварских колбасок. Девица сказала, что колбасок нет, предложила свиные ножки, гуляш, суп. Но князь настаивал на колбасках, потребовал сию минуту отправить кого-нибудь в мясную лавку.
Девица была терпелива, хорошо воспитана, однако скоро между ней и князем стал вибрировать воздух, голоса зазвучали громче, раздраженней, наконец она не выдержала, тихо, сквозь зубы, выругалась и удалилась.
Федор не вмешивался, дул на пивную пену, смотрел в окно. И вдруг низкий мужской голос у него за спиной произнес:
– Колбаска не должна слышать, как часы бьют полдень. Разве вы не знаете эту старую баварскую поговорку? Белые колбаски здесь принято есть только на завтрак. Мое почтение, господин Гурджиев.
Федор видел доктора Эрнста фон Крафта лишь на фотографиях. Самая поздняя – групповой снимок участников венского конгресса по мозговой хирургии 1913 года. По описанию Михаила Владимировича, Эрни был невысокий, полноватый лысеющий блондин с мягкими неправильными чертами. Серые, глубоко посаженные глаза, круглые щеки, нос большой, слегка курносый, под ним пушистые светлые усы.
Перед отъездом Федор долго через лупу рассматривал лицо Эрни, но не надеялся узнать его при встрече. Однако узнал мгновенно, еще до того, как князь сказал:
– Добрый вечер, господин Крафт. Рад вас видеть. Это Теодор, мой ученик. Он, к сожалению, не говорит ни на одном из европейских языков.
Князь произнес это быстро, бойко, почти без акцента и принялся гипнотизировать доктора многозначительным взглядом. Федор привстал, молча поклонился.
Эрни чем-то неуловимо напоминал Михаила Владимировича. Та же приветливая улыбка, сухое тепло ладони, в меру крепкое рукопожатие, спокойный, доброжелательный взгляд. Внешне два доктора были совершенно не похожи. Эрни полный, круглолицый. Михаил Владимирович выше, худее, седой, но без лысины, и усов никогда не носил.
Князь вдруг стал болтать без умолку, тщательно выговаривал слова, почти не делал грамматических ошибок.
– Тут теплее, чем в Берлине, но идет дождь. Понятное дело, Бавария – это юг, Пруссия северней. Берлин красивый город, но Мюнхен красивее.
Доктор вежливо слушал, рассеянно листал меню, иногда быстро взглядывал на Федора.
– В этом отеле есть душ в каждом номере, хотя дом очень старый, семнадцатого века, – тарабанил князь, словно желал продемонстрировать свои успехи в изучении немецкого языка.
– Да, мне тоже нравится этот отель именно потому, что в каждом номере отличный современный душ, – кивнул доктор, – я всегда останавливаюсь тут, когда приезжаю в Мюнхен.
Вернулась девица, поставила перед Федором тарелку со свининой.
– Ну, фрейлейн, как насчет моих колбасок? – вкрадчиво поинтересовался князь.
– На кухне свежих белых колбасок нет, мясные лавки уже закрыты, – быстро ответила девица.
Князь хотел сказать что-то, но доктор легонько тронул его руку и обратился к девице:
– Моника, будьте любезны, приготовьте для этого господина говяжью отбивную с кислой капустой, а мне, пожалуйста, чашку кофе. Я уже отобедал.
– Хорошо, господин Крафт.
Она удалилась, спокойная и довольная. И странным образом исчезло напряжение, которое так старательно нагнетал князь. Федор принялся за еду. Доктор пожелал ему приятного аппетита и обратился к князю:
– Георгий, судя по тому, как вдохновенно вы рассуждаете о погоде и мучаете бедняжку Монику, ваше исследование еще не готово и вы явились с пустыми руками.
– Мои руки никогда не бывают пусты, – с пафосом заявил князь, – но исследование невозможно закончить быстро, дервиши владеют сакральным знанием, и, чтобы проникнуть в него, требуются многие годы.
– Перестаньте, Георгий, мы с вами это уже обсуждали. Меня интересует вовсе не сакральный, а неврологический аспект, специфика патологий, связанных с так называемым верчением, с ритуальными танцами дервишей. От вас требуются всего лишь некоторые статистические данные, вы уверяли меня, что запросто раздобудете их.
– Эрни, статистика вам ничего не даст. Что такое цифры? Пустая абстракция. Вам нужно понять суть явлений, ощутить аромат древней тайны. Не торопите меня, всему свое время.
– Хорошо, Георгий, я не буду вас торопить, – легко согласился доктор. – Скажите, вы все так же ставите свои замечательные балеты?
– Конечно, я ведь учитель танцев.
– Если я правильно понял, этот мальчик – один из ваших учеников? – доктор посмотрел на Федора и вдруг подмигнул ему.
Федор подмигнул в ответ, улыбнулся.
– Да. Он начинающий, – князь важно кивнул.
– Из какой он страны? На каком языке вы с ним общаетесь?
– Он родом из Италии, у него проблемы с речью. Сильное заикание. Я пытаюсь вылечить его, сейчас в
