ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
I. Гоффрейлина и деревенская простота
Обм?нявъ корону герцогини курляндской на всероссійскій царскій в?нецъ, императрица Анна Іоанновна первые два года своего царствованія провела въ Москв?. 16 января 1732 года совершился торжественный въ?здъ ея въ Петербургъ, гд? она и оставалась уже зат?мъ до самой кончины. Но питая еще, должно быть, не совс?мъ пріязненныя чувства къ памяти своего Великаго дяди, взявшаго въ свои мощныя руки управленіе Россіей еще при жизни ея отца, а его старшаго, но хилаго брата, она не пожелала жить въ построенномъ Петромъ, на углу Зимней канавки и Милліонной, дворц? (въ настоящее время Императорскій Эрмитажъ) и предоставила его придворнымъ музыкантамъ и служителямъ; для себя же предпочла подаренный юному императору Петру II адмираломъ графомъ Апраксинымъ домъ по сос?дству на берегу Невы (почти на томъ самомъ м?ст?, гд? стоитъ нын?шній Зимній дворецъ) и, значительно его расширивъ, назвала 'Новымъ Зимнимъ дворцомъ'.
Не любила Анна Іоанновна и Петергофа, этой л?тней резиденціи Петра I, гд?, кром? большого каменнаго дворца съ обширнымъ паркомъ и фонтанами, им?лись къ ея услугамъ еще два деревенскихъ домика въ голландскомъ вкус?: Марли и Монплезиръ. Унасл?довавъ отъ своего д?да, царя Алекс?я Михайловича, страсть къ охотничьей пот?х?, она ?здила въ Петергофъ только осенью, чтобы охотиться, для чего въ тамошнемъ зв?ринц? содержались всегда «ауроксы» (зубры), медв?ди, кабаны, олени, дикія козы и зайцы.
Для л?тняго пребыванія Императорскаго Двора въ Петербург? хотя и им?лся уже (существующій и понын?) петровскій Л?тній дворецъ въ Л?тнемъ саду, на берегу Фонтанки, но по своимъ не большимъ разм?рамъ и простой обстановк? онъ не отв?чалъ уже требованіямъ новаго Двора; а потому тамъ же, въ Л?тнемъ саду, но лицомъ на Неву, былъ возведенъ 'новый Л?тній дворецъ', настолько обширный, что въ немъ могли быть отведены особыя пом?щенія еще и для любимой племянницы государыни, принцессы мекленбургской Анны Леопольдовны, а также и для всесильнаго герцога Бирона.
Однимъ іюньскимъ утромъ 1739 года весь новый Л?тній дворецъ былъ уже на ногахъ, а задернутыя оконныя занав?си въ опочивальняхъ принцессы Анны и ея гоффрейлины, баронессы Юліаны Менгденъ, все еще не раздвигались: в?дь и той, и другой было всего двадцать л?тъ, а въ такіе годы утромъ дремлется такъ сладко!
Но вотъ каменные часы въ пріемной баронессы пробили половину девятаго. Нежившаяся еще въ постели, Юліана нехотя протянула руку къ колокольчику на ночномъ столик? и позвонила камеристк? Март?, помогавшей ей од?ваться, а зат?мъ убиравшей ей и голову. Четверть часа спустя молодая фрейлина сид?ла передъ туалетнымъ зеркаломъ въ пудермантел? съ распущенными волосами, а Марта расчесывала ихъ опытною рукой.
Родомъ Марта была эстонка изъ кр?постныхъ. Вынянчивъ маленькую баронессу въ родовомъ им?ніи Менгденовъ въ Лифляндіи, она, вм?ст? съ нею, переселилась и въ Петербургъ, когда, по смерти Юліаны, родной его братъ, президентъ петербургской коммерцъ-коллегіи, баронъ Карлъ-Людвигъ Менгденъ, выписалъ къ себ? племянницу для оживленія своего дома. Когда же зат?мъ Юліана, расцв?тшая гордой красавицей, была пожалована въ гоффрейлины принцессы, — вм?ст? съ нею во дворецъ попала и ея в?рная Марта. По привилегіи прежней няни, Марта и теперь еще позволяла себ? въ разговор? съ своей госпожой касаться сокровенныхъ ея тайнъ.
— Экая в?дь краса! говорила она на родномъ своемъ язык?, любовно проводя черепаховымъ, въ золотой оправ?, гребнемъ по пышнымъ темнорусымъ волосамъ баронессы, — Вотъ бы увид?ть хоть разъ меньшому Шувалову, — совс?мъ бы, поди, голову потерялъ.
— Не называй мн? его, не называй! — прервала ее на томъ же язык? Юліана, и н?жный румянецъ ея щекъ заал?лъ ярче.
— Да почему не называть? — не унималась старая болтунья. — Слава Богу, кавалеръ изъ себя пригожій и ловкій, камеръ-юнкеръ цесаревны Елисаветы, пойдетъ, нав?рно, еще далеко…
— Пока онъ на сторон? цесаревны, — ему н?тъ ходу.
— Такъ почему бы теб?, мой св?тъ, не переманить его на свою сторону?
— Да онъ и не нашей лютеранской в?ры, а православный…
— Попросить бы государыню, такъ, можетъ, ему и разр?шатъ перейти въ лютеранство.
— Такъ вотъ онъ самъ и перейдетъ!
— Да этакому шалому мужчин? все ни почемъ. При твоей красот? да при твоемъ ум?ньи обходиться съ этими в?трогонами…
— Замолчи, замолчи!
— Я-то, пожалуй, замолчу, да сердца своего теб? не замолчать… Никакъ стучатся?
Легкій стукъ въ дверь повторился. Камеристка пошла къ двери и, пріотворивъ ее, стала съ к?мъ-то шептаться.
— Ну, что тамъ, Марта? — спросила нетерп?ливо ея молодая госпожа. — Что имъ нужно?
Марта притворила опять дверь и доложила, что говорила съ пажемъ; прибыла, вишь, изъ деревни сестрица покойной младшей фрейлины, баронессы Дези Врангель.
— Можетъ подождать! — произнесла Юліана, насупивъ брови.
— Но вызвана-то барышня в?дь, кажись, по желанію самой принцессы?
— Гмъ… А гд? она? Внизу y швейцара?
— Н?тъ, тутъ же въ гостиной. Не лучше ли теб? ее все-таки принять?
— Хорошо; пускай войдетъ.
Въ комнату вошла робкими шагами д?вочка-подростокъ того переходнаго возраста, когда неуклюжая отроковица въ какой-нибудь годъ времени превращается въ граціозную молодую д?вушку. Простенькое траурное платье, сшитое, очевидно, деревенской мастерицей, было не въ м?ру коротко, а соломенная шляпка съ черными же лентами была стараго фасона и сильно поношена. Въ довершеніе всего д?вочка сд?лала такой уморительный книксенъ, не зная, куда д?ть свои длинныя руки, что не по годамъ степенная и холодная гоффрейлина не могла удержаться отъ легкой улыбки.
— Добраго утра, дитя мое, — сказала она ей по-н?мецки и указала глазами на ближній стулъ: — садись. Я, какъ видишь, не совс?мъ еще од?та; но мы будемъ вид?ться съ тобой теперь запросто всякій день, а потому ст?сняться мн? передъ тобой было бы глупо.
— Еще бы не глупо, — согласилась д?вочка, присаживаясь на кончикъ стула; но, зам?тивъ, что улыбка исчезла вдругъ съ лица фрейлины, она посп?шила извиниться: — Простите! В?рно я не такъ выразилась?
— Да, моя милая, при Двор? каждое свое слова надо сперва обдумать.
— Но ув?ряю васъ, мн? и въ голову не приходило, что вы глупы…
— Вотъ опять! Если кто и выражается о себ? р?зко, то не для того, чтобы другіе повторяли.
— Сглупила, значить, я? Ну, не сердитесь! В?дь я же не нарочно…
Въ своемъ наивномъ раскаяніи д?вочка такъ умильно сложила на кол?няхъ свои большія красныя руки, — что строгія черты Юліаны опять смягчились.
— Твое имя в?дь, кажется, Елизавета?
— Да; но дома меня звали всегда Лилли.
— Такъ и я буду пока называть тебя этимъ именемъ. Ты лицомъ мн? напоминаешь покойную Дези; но она была, конечно, красив?е тебя. Ты ничуть не заботишься о своей кожъ; только начало л?та, а ты вонъ какая — совс?мъ цыганка! В?рно, въ деревн? ходила безъ зонтика?
Лилли разсм?ялась.
— Potztausend! Да покажись я къ коровамъ съ зонтикомъ, онъ мн? въ лицо бы фыркнули!
— Такія выраженія, какъ 'potztfusend!' и «фыркать» ты навсегда должна оставить. Зд?сь ты, благодаря Бога, не въ коровник?. Да ты сама, чего добраго, и коровъ доила?
