Все лицо его сіяло такою сердечною радостью, что и сама она ему св?тло улыбнулась.
— Хоть одинъ-то челов?къ изъ своихъ! — сказала она и покосилась на камерпажа.
Но тотъ деликатно отретировался снова въ свой дальній уголъ, гд? занялся прежнимъ важнымъ д?ломъ, не показывая вида, что слушаетъ. На всякій случай она все-таки заговорила тише:
— А я тебя, Гриша, съ перваго взгляда даже не узнала… Или тебя зовутъ теперь уже не Гришей, а Григоріемъ?
— Григоріемъ, а чаще того Самсоновымъ.
— Отчего не Самсономъ? Ты такой в?дь великанъ сталъ, и усы какіе отростилъ!
— Усища! — усмехнулся, красн?я, Самсоновъ и ущипнулъ пальцами темный пушокъ, пробивавшійся y него надъ верхнею губой. — Не нынче-завтра сбрить придется! — прибавилъ онъ со вздохомъ.
— Что такъ?
— А такъ, что при господахъ моихъ, Шуваловыхъ, я вторымъ камердинеромъ состою, камердинерамъ же, какъ и самимъ господамъ, усовъ не полагается. Но вы-то, Лизавета Романовна, за три года какъ выровнялись! Совс?мъ тоже придворной фрейлиной стали: въ лайковыхъ перчаткахъ…
— А ты думаешь, он? мои собственныя? Фрейлина Менгденъ, спасибо, одолжила. Съ трудомъ в?дь застегнула: руки y меня куда толще, ч?мъ y ней.
Для наглядности д?вочка растопырила вс? десять пальцевъ; но отъ этого одна пуговица отскочила.
— Вотъ б?да-то! А y меня тутъ ни иголки, ни нитки…
— Такъ вы бы вовсе ихъ сняли, коли вамъ въ нихъ неспособно.
— Ну да! Мн? и то порядкомъ уже досталось отъ фрейлины за то, что лапы y меня красныя, какъ y гусыни, что загор?ла я, какъ цыганка.
— Зд?сь, въ Питер?, вы живо побл?дн?ете, похуд?ете. За-то будете водить знакомство съ высокими особами, ходить въ шелкахъ-бархатахъ, кушать всякій день мармеладъ да пастилу, да шалей (желе)… А все же таки въ деревн?, я такъ разсуждаю, вамъ жилось вольготн?й?..
— Ужъ не говори! А помнишь, Гриша, какъ мы скакали съ тобой верхомъ безъ с?дла черезъ канавы да плетни? То-то весело было!
— Зд?сь зато вы можете ?здить и зимой, хоть каждый день, мелкой рысцой или курцъ-галопомъ въ манеж?.
— Въ манеж?? Н?тъ, все это не то, не то! Ach du liber Gott!
— Что это вы, Лизавета Романовна, ахаете по-н?мецки? Словно н?мка.
— А кто же я, по твоему?
— Какая ужъ вы н?мка, Господь съ вами! Родились въ Тамбовской губерніи, говорите по-русски, какъ дай Богъ всякому, будете жить зд?сь при русскомъ Двор?. Покойный вашъ батюшка (царство Небесное!) тоже былъ в?дь куда больше русскій, ч?мъ н?мецъ.
— Это-то правда. Онъ не разъ, бывало, говорилъ намъ съ сестрой, что мы — в?рноподданные русской царицы, а потому должны считать себя русскими. При крещеніи ему дали имя Рейнгольдъ, но называлъ онъ себя также по-русски Романъ.
— Изволите вид?ть! Такъ и вы, Лизавета Романовна, смотрите, не забывайте ужъ никогда зав?та родительскаго. Вы будете зд?сь в?дь въ н?мецкомъ лагер?.
— Разв? при зд?шнемъ Двор? разные лагери?
— А то какъ же: н?мецкій и русскій. Мои господа, Шуваловы, — въ русскомъ, потому что оба — камеръ-юнкерами цесаревны Елисаветы Петровны.
— Но в?дь сама-то государыня — настоящая русская, и принцесса Анна Леопольдовна теперь тоже, кажется, уже православная?
— Православная и точно такъ же, какъ сама государыня, въ д?л? душевнаго спасенія и преданіяхъ церковныхъ кр?пка.
— Такъ что же ты говоришь?
— Да в?дь государыню выдали замужъ за покойнаго герцога курляндскаго, когда ей было всего на- все семнадцать л?тъ. Тогда-жъ она и овдов?ла, но оставалась править Курляндіей еще ц?лыхъ двадцать л?тъ, докол? ее не призвали къ намъ на царство. Тутъ-то вм?ст? съ нею нахлынули къ намъ эти н?мцы…
— Откуда, Гриша, ты все это знаешь?
— То ли я еще знаю! В?дь y господъ моихъ промежъ себя да съ пріятелями только и разговору, что про придворное житье-бытье. А я слушаю да на усъ себ? мотаю.
— На свое усище? — усм?хнулась Лилли. — Но н?мцы, какъ хочешь, — народъ честный, аккуратный…
— Это точно-съ; отъ н?мцевъ y насъ на Руси все же больше порядку. Да б?да-то въ томъ (Самсоновъ опасливо огляд?лся), б?да въ томъ-съ, не въ проносъ молвить, что власть надъ ними забралъ непом?рную этотъ временщикъ герцогъ…
— Биронъ?
— Онъ самый. А ужъ намъ, русскимъ людямъ, отъ него просто житья не стало; въ лютости съ русскими никакихъ границъ себ? не знаетъ. Только пикни, — мигомъ спровадитъ туда, куда воронъ костей не заносилъ.
— Кое-что и я объ этомъ слышала. Да мало ли что болтаютъ? Если государыня дала ему такую власть, то в?рно онъ челов?къ очень умный, достойный, и есть отъ него большая польза. Что же ты молчишь?
— Да какъ вамъ сказать? — отв?чалъ съ запинкой Самсоновъ, понижая голосъ до чуть слышнаго шопота. — Объ ум? его что-то не слыхать; дока онъ по одной лишь своей конюшенной части; а пользы отъ него только его землякамъ, остзейцамъ, а паче того ему самому: два года назадъ, вишь, пожалованъ въ герцоги курляндскіе! А супругу его, герцогиню, съ того часу такая ли ужъ гордыня обуяла…
— Она в?дь тоже изъ старой курляндской семьи фонъ-деръ-Тротта-фонъ-Трейденъ.
— И состоитъ при государын? первой статсъ-дамой, досказалъ Самсоновъ, — шагу отъ нея не отходить. Такъ-то вотъ подъ курляндскую дудку вс? y насъ пляшутъ!
— И русская партія?
— Не то, чтобы охотно, а пляшетъ. Противоборствуетъ герцогу открыто, можно сказать, одинъ всего челов?къ — первый кабинетъ-министръ, Волынскій, Артемій Петровичъ. Вотъ, гд? ума палата! На три аршина въ землю видитъ. Дай Богъ ему здоровья!
— Но я все же не понимаю, Гриша, что же можетъ под?лать этотъ Волынскій, коли Бирону дана государыней такая власть?
— Много, в?стимо, не под?лаетъ; подъ мышку близко, да не укусишь. А все же государыня его весьма даже ц?нитъ. Прежде, бывало, она всякое утро въ 9 часовъ принимаетъ доклады вс?хъ кабинетъ- министровъ; а вотъ теперь, какъ здоровье ея пошатнулось, докладываетъ ей, почитай, одинъ Волынскій. И Биронъ его, слышь, побаивается. Кто кого сможетъ, тотъ того и сгложетъ.
— Это что-жъ такое? — насторожилась Лилли когда тутъ изъ-за оконъ донесся звукъ ружейнаго выстр?ла. — Какъ-будто стр?ляютъ?
— Да, это в?рно сама императрица, — объяснилъ Самсоновъ. — У ея величества дв? страсти: лошади да стр?льба. Съ т?хъ поръ же, что доктора запретили ей садиться на лошадь, y нея осталась одна лишь стр?льба. Зато в?дь и бьетъ она птицъ безъ промаха на лету, — не только изъ ружья, но и стр?лой съ лука.
— Но ты, Гриша, такъ и не досказалъ мн? еще, изъ-за чего хлопочетъ ваша русская партія?
— А изъ-за того, что доктора не даютъ государын? долгаго в?ку. Буде Господу угодно будетъ призвать ее къ себ?, кому воспріять посл? нея царскій в?нецъ: принцесс? ли Анн? Леопольдовн?, или нашей цесаревн? Елисавет? Петровн??
— Вотъ что! Но y которой-нибудь изъ нихъ, в?рно, больше правъ?
— То-то вотъ, что разобраться въ правахъ ихъ больно мудрено. Цесаревна — дочь царя Петра, а принцесса — внучка его старшаго братца, царя Іоанна Алекс?евича [1]. Но какъ сама-то нын?шняя государыня — дочь того же царя Іоанна, и принцесса ей, стало быть, по плоти родной племянницей доводится, то, понятное д?ло, сердце ея клонитъ больше къ племянниц?, какъ бы къ богоданной дочк?, хотя та по родителю своему и не русская царевна, а принцесса мекленбургская. Эхъ, Лизавета Романовна! кабы вамъ попасть въ фрейлины къ нашей цесаревн?…
