– Вызывает «Аякс». Подключаемся.
Потом он написал на листе бумаги, лежавшем под правой рукой Уошбурна, так что он мог легко все прочитать, расстояние и угол горизонтальной наводки, переданные флагманским кораблем. Так продолжалось следующие пятнадцать минут. «Аякс» и «Ахиллес» концентрировали свой огонь. Мы знаем, что Уошбурн думал по поводу того, что у него отбирали управление собственными орудиями, поэтому его мысли вряд ли стоит приводить в печати, и они ни в коей мере не умаляли профессиональных достоинств Десмонда Дрейера, артиллериста с «Аякса».
В 6:40, как уже было сказано, один из залпов «Графа Шпее» сдетонировал на поверхности воды в нескольких ярдах от «Ахиллеса» и засыпал его с левого борта осколками, большинство из которых обрушилось на башню управления огнем и на мостик. Следует отметить, что термин «осколки» является общим и может обозначать как небольшую щепку, так и крупный и весьма агрессивный кусок зазубренной стали. Несколько из таких осколков легко пробили пулезащитное ограждение мостика, ранив в обе ноги капитана Парри и в колено главного старшину-сигнальщика Мартинсона. Парри на несколько минут лишился сознания, потом пришел в себя, обнаружил, что лежит на палубе, и некоторое время соображал, что он там делает. Странно, но никакой боли он не чувствовал. Первым, что он услышал, был стон Мартинсона, которого санитары уносили в лазарет. Затем капитан поднялся и сел на край обезьяньего острова – платформы высотой около фута, идущей вокруг двух компасов. Что-то было не так, но он никак не мог сообразить, что именно. Неожиданно он понял, что орудия на корабле молчат.
В башне управления огнем шесть крупных осколков пробили дюймовую броню, часть которой влетела вместе с осколками внутрь. Уошбурн услышал громкий звук и лишился чувств. Вернувшись к реальности, он с удивлением понял, что в башне наличествует довольно много вентиляционных отверстий, которых не было ранее, а на полу распростерты чьи-то тела.
Парри встал на ноги и сделал несколько шагов в переднюю часть мостика. Он так и не понял, что ранен, пока ему не сообщил об этом санитар. Одного взгляда на носовые башни было достаточно, чтобы понять: орудия больше не наведены на врага. Оглянувшись через плечо, он увидел испещренную отверстиями башню управления. Он понял, что заполучил серьезные неприятности, и, приблизившись к переговорной трубе, сказал:
– Мостик вызывает башню управления. Говорит капитан. Артиллерия, вы в порядке?
В башне управления Ширли свалился с табурета, на котором стоял, из глубокой раны на бедре хлестала кровь. Оба телеграфиста были мертвы. Один из них провалился в нижнее отделение к наводчикам. Уошбурн получил два или три осколочных ранения головы и еще не вполне соображал, что к чему. Уотс спокойно проговорил в микрофон:
– Башня повреждена. Управление будет восстановлено. – Потом он повернулся к Уошбурну и сказал: – Идите сюда, сэр. Вам нужна перевязка.
– Что? Где? – забормотал Уошбурн. – Я в порядке.
Он провел рукой по голове и с искренним удивлением воззрился на окровавленную ладонь. С трудом сообразив, что к чему, он, наконец, выкарабкался из кресла и дал себя перебинтовать.
Примерно в это время подоспел запрос капитана. Уошбурн доложил обстановку и попросил прислать санитаров. Когда Уотс закончил свои манипуляции, к Уошбурну окончательно вернулась способность соображать. Он вернулся на свое место и огляделся. Оба наводчика на первый взгляд были в порядке. Шоу продолжал сидеть у своего инструмента, хотя и наклонился вперед. Орудийный огонь был периодическим и беспорядочным. С кормовым управлением было не все в порядке. Два человека, занимавшиеся этим, не могли продолжать выполнять свою работу, потому что подвергались постоянному негативному воздействию со стороны башни Х, которая вела огонь в непосредственной близости по цели, находящейся впереди. Оба оглохли, одурели от сотрясения, их все время рвало. Кстати, после боя оказалось, что больше всего на «Ахиллесе» была повреждена кормовая часть надстройки от огня собственных орудий.
Уошбурн решил, что надо брать управление в свои руки.
– Какие повреждения? – спросил он.
Старшина Хэден оторвался от телескопа и неуверенно проговорил:
– Приборы вроде бы в порядке, сэр.
Уошбурн громко объявил:
– Хорошо, посмотрим, что можно сделать. Переходим на управление из башни. Готовьтесь, Шоу!
Хэден подтвердил:
– Есть перейти на управление из башни, сэр.
Уошбурн еще раз окрикнул:
– Шоу!
Стейси, сидевший рядом с Шоу, тихо проговорил через переговорную трубу:
– Арчи отвоевался, сэр.
Уошбурн взглянул вниз. Шоу сидел на своем месте, но был мертв. Лейтенант приказал:
– Роджерс! Займите место Шоу!
Не говоря ни слова, Роджерс оттащил тело Шоу и занял его место. К этому времени уже прибыли команды санитаров и громко барабанили в дверь. Но только войти они не могли, потому что поврежденную осколками дверь намертво заклинило. И до самого конца сражения Уошбурн и его люди управляли огнем в компании с тремя мертвецами.
Антенны были сбиты, телеграфисты мертвы. В этих условиях Уошбурну не потребовалось много времени, чтобы сообразить: он снова сам себе хозяин и может управлять своим огнем самостоятельно. Огонь с «Ахиллеса» возобновился и снова велся постоянно и точно. Вот только не представилось возможности проинформировать «Аякс», что «Ахиллес» не может больше участвовать в совместных огневых действиях. Уошбурн вернул себе самостоятельность.
Парри, ноги которого начали неметь, сидел на подушке на высоком стуле, стоявшем на мостике, и оттуда командовал сражением. Старшина из корабельного лазарета занимался его ногами, но командир не обращал на это особого внимания. Именно в это время «Эксетер» получил серьезные повреждения, и всеобщее внимание бышо обращено к гибнущему кораблю. Парри как раз сообщал Кобурну, что «Эксетер» меняет курс, поворачивает на юг и скоро выйдет из боя, когда санитар закончил бинтовать одну ногу и сказал:
– А теперь, пожалуйста, другую ногу, сэр.
– А с ней-то что? – возмутился Парри и впервые соизволил опустить взгляд на собственные ноги. Только тогда он понял, что обе ранены.
Целеустремленные люди есть в любой профессии, особенно много их среди военных моряков. Пока на мостике происходила описываемая сцена, к дежурному механику лейтенанту Джасперу Эбботу подошел кочегар и сообщил:
– Я хочу заявить жалобу, сэр.
После каждого залпа из топок вырывалось пламя. Иногда кочегаров сбивало с ног. После каждой вспышки им приходилось заглядывать в котлы, чтобы убедиться, что горение продолжается. Задувало, как правило, верхние. Если это происходило, следовало их немедленно разжечь, вытащив с какой-нибудь стороны затычки и немедленно вернув их на место. Рев кругом стоял оглушающий.
Эббот, не сводивший глаз с датчиков, кивнул:
– Я вас слушаю.
– Сэр! – возмущенно заговорил кочегар. – Я уже пять минут пытаюсь сообщить на мостик обороты для внесения в журнал, а они отвечают, что их это не интересует. Когда же я стал настаивать, к телефону подошел штурман, велел мне заткнуться и послал… ну, в общем, далеко. – Его последние слова утонули в грохоте очередного залпа.
Эббот кивнул и сказал:
– Ничего страшного. Очевидно, они на мостике сейчас немного заняты.
В течение следующих сорока минут «Аякс» и «Ахиллес» вели упорный обстрел противника, сначала с дистанции шестнадцать тысяч ярдов, затем сократили ее до восьми тысяч. Так же как и на «Аяксе», на «Ахиллесе» все были изрядно разочарованы неспособностью нанести немецкому линкору серьезные повреждения. Британские крейсера выстрелили весь свой боезапас в течение часа, но не достигли видимых результатов. Тогда они, вероятно, еще не поняли, что отчаянная ярость атаки маленьких крейсеров лишила противника уверенности в собственной неуязвимости, заставила перейти к обороне, что немаловажно.
