достаточно ручных, чтобы на них ездить верхом вместо лошадей; зимой здесь ездят на собаках, запрягая их в сани, как в других местах лошадей. Рыба является здесь основной пищей как для собак, так и для людей. Таким образом, я могу считать, что проехал большую часть этого полушария <…> Я пишу все это единственно для того, чтобы Вы, дорогая тетушка, и все мои родственники порадовались, что бог чудесно сохранил мне жизнь в таком долгом и трудном путешествии, и чтобы вы все вспомнили обо мне. Я благодаря богу здоров, хотя после своего возвращения домой тяжело болел. Жена моя, слава богу, жива; из восьми детей трое живы, и скоро мы ждем четвертого…'
Здесь стоит, пожалуй, прервать цитирование письма, чтобы сказать несколько слов о жене Беринга.
А. П. Соколов, а вслед за ним и другие называют ее Анной Матвеевной и пишут о ней в иронических тонах: 'Барыня, молодая и бойкая, кажется, оставалась не без влияния на его дела'.
Трудно сказать, насколько это ядовитое замечание соответствует действительности, поскольку Соколов не ссылается на какие-либо факты. Но следующее его утверждение: '…в 1744 году… ей было 39 лет' — явно ошибочно.
Как установил недавно Е. Г. Кушнарев, уже в 1713 году состоялось бракосочетание Витуса Беринга и Анны Шарлотты Пюльсе, дочери коммерсанта из Выборга.
Уже одно то, что она вместе с мужем отправилась в экспедицию, не может не вызвать уважения. 'В такой суровый век и в такой неорганизованной стране' это само по себе было достаточно мужественным поступком. Можно добавить, что, потеряв за пять лет пятерых детей, она тем не менее вновь сопровождала мужа в его второй экспедиции…
'Мне было бы очень приятно, — продолжает свое письмо Беринг, — если бы Вы, дорогая тетушка, сообщили мне, кто из наших родственников еще жив и кто теперь бургомистр и советник, ибо я хотел бы принять меры относительно оставшейся небольшой части наследства, причитающейся мне после моих покойных родителей, так как я думаю, что оно сейчас не приносит никакой пользы, и я хотел бы, чтобы оно было превращено в ренту, а проценты были отданы бедным, до тех пор пока я сам не смогу распорядиться им…'
Следует добавить, что три года спустя, перед началом второй экспедиции, Беринг полностью передал свою долю наследства бургомистру города Хорсенса 'в пользу бедных и неимущих'…
'Я также не знаю, живы ли еще мои родные братья Ионас и Иёрген, а также брат Свен, который, побывав дома, снова уехал в Ост-Индию; и кто живет в доме моих покойных родителей, и кто из детей моих сестер еще жив. Я хотел бы иметь какую-нибудь возможность подарить Вам, моя дорогая тетушка, пару соболей в знак моего уважения; в остальном прошу кланяться… всем, кто жив, из хороших друзей. Вспоминайте меня добром, дорогая тетушка, ибо я надеюсь, что я еще пользуюсь Вашим расположением, и остаюсь постоянно и неизменно до самой смерти покорным племянником Вашим, глубокоуважаемая тетушка.
В. И. Беринг.
Прошло уже 26 лет с тех пор, как я уехал из дома, но не имел чести получить от Вас письма, дорогая тетушка; это плохой признак — меня не помнят; ну что же, пусть будет так: с глаз долой — из сердца вон. Ведь теперь редко признают своих, если это не сулит выгоды; у меня же это совсем не так, я всегда радуюсь, когда узнаю о благополучии моих родственников. Если Вы, дорогая тетушка, будете столь любезны и захотите написать мне, то адресуйте письмо моему зятю в Кронштадт, вице-адмиралу Сандерсу с переадресованием мне — капитану первого ранга морского флота'.
Вернувшись из экспедиции, Беринг сразу же представил в Адмиралтейств-коллегию две докладные записки — 'Предложения'. Ему без малого пятьдесят, но он готов вновь отправиться через всю Сибирь! Он хочет достичь берегов Американского материка: '…признаваю я, что Америка… не очень далеко от Камчатки… и буде подлинно так, то можно будет установить торги с тамошними обретающимися землями к прибыли Российской империи'.
Беринг выступает как горячий патриот России, которая за четверть века конечно же стала его Родиной. Его искренне заботит все, что происходит в Сибири. Беспокоит будущее огромной страны, освоение которой только начинается, возмущают безобразия, зачастую чинимые 'вдали от закона'.
'Служилых людей счисляется при Якуцке около 1000 человек. А хотя командующие над ними и есть, но токмо содержат не под страхом, понеже служилые пьянствуют и проигрывают не токмо что из своих пожитков, но временно бывает — жен своих и детей… А когда отправляются в нужной путь, тогда они платья не имеют, однакож и ружье не исправно'.
Беринг теперь уже хорошо знает Сибирь и предлагает вполне конкретные административные мероприятия:
'А для лучшаго порядку надлежит всякому служилому в регулярном полку быть… для службы надлежит иметь лошадь, теплое платье, ружье с амунициею'.
'Надлежит промеж ими[4] поселить… таких, чтоб детей их учили в школе. А признаваю, чтоб много охотников было отдавать детей в научение'.
'В Сибири, когда случится нужда в железе, тогда возят от Тобольска до дальних городов, отчего учиняет в провозе лишной кошт. При Ангаре реке, около Яндинского острога, имеется железная руда, також около Якуцкаго… А ежели б определено кому умеющему плавить в прутья, то можно б во всяком деле и в судовом строении довольствоваться без нужд'.
Всего в первом 'Предложении' пятнадцать пунктов. Беринг пишет о возможности сеять рожь и ячмень, выращивать овощи на Камчатке ('в бытность мою учинена проба'). Отмечает, что на Камчатке можно варить соль и 'сидеть' смолу ('тогда б возить на Камчатку не надобно'). Настаивает на необходимости посылать на Камчатку ремесленников и 'для морскаго пути обучать молодых казачьих детей всякому морскому обыкновению'.
Во втором 'Предложении' Беринга фактически заложен весь план будущей Великой Северной экспедиции. Беринг предлагает отнюдь не ограничиваться посылкой корабля к берегам Америки.
'Не без пользы б было, чтоб… водяной проход до устья реки Амура и далее до Японских островов выведывать… чего б немалой прибыли Российской империи впредь могло оказаться'.
И может быть, главное — Беринг предлагает 'северныя земли или берег от Сибири… на ботах или сухим путем выведывать'. Он намечает предварительный план работ: '…от реки Оби до Енисея, а оттуда до реки Лены'.
Заметьте, Беринг не строит прожектов о морских путях 'в Катай и Индию' через Ледовитый океан. Прежде чем говорить об этом, необходимо 'выведывать северныя земли'. Ведь до сих пор неизвестно даже, как далеко простирается к полюсу Азия.
— Первая экспедиция ничего не доказала, — говорят до сих пор некоторые историки. — Сухопутный мост между Азией и Америкой мог находиться к западу от самого восточного мыса, который видел Беринг, например, где-то в районе мыса Шелагского.
Если уж становиться на такую точку зрения (она отчасти справедлива), то почему не предположить, что Азия могла соединяться с Америкой и в совершенно не обследованном районе между Пясиной и Хатангой, там, где на современных картах уходит к северу огромный Таймырский полуостров?
Именно Беринг стремился расставить точки над 'i': нанести на карту все северное побережье Азиатского материка.
Странное дело, говоря о замысле Великой Северной экспедиции, историки вспоминают проект сподвижника Петра, корабельного мастера Ф. Ф. Салтыкова 'О взыскании свободного пути морского от Двины реки даже до Омурского устья и до Китай'. Говорят о роли самого Петра, Лейбница. Но предложения Беринга обходят зачастую молчанием. Или выдвигают на первый план имена Н. Ф. Головина, Ф. И. Соймонова, И. К. Кириллова… Все они действительно очень многое сделали, чтобы экспедиция состоялась. Но не следует забывать инициативу самого Беринга, его 'Предложения'.
Беринг был отцом, все остальные — крестными…
И снова потянулись обозы из Санкт-Петербурга, снова строили дощаники в Усть-Куте, пробивали зимник на Юдомский Крест (ныне Юдома-Крестовская).
Беринг задержался в Якутске. Отсюда, с Лены, с Оби, с Енисея, год за годом отправлялись отряды на север, к берегам Ледовитого океана. В Охотске все еще продолжали строить корабли для плаваний к
