Когда уже закончили, лежала на спине с покрасневшим лицом и грудью. Кожа под левым соском, там, где я ее укусил, покраснела и припухла. Дышала тяжело, а капельки пота блестели на коже.
— Мордимер, — прошептала. — Что я без тебя стану делать?
Я усмехнулся, а потом поднялся и начал собирать разбросанную по полу одежду.
Перед трактиром, привязанные к забору, стояли трое коней, отданных бургомистром. Сам бургомистр, как обычно в обществе неразлучного с ним ксёндза, стоял под навесом. Снова сеял дождик, на этот раз теплый, а небо было затянуто плотными тучами.
— Господа, — поприветствовал я их. — Рад вас видеть.
Внимательно осмотрел лошадей. Быть может, влиятельный дворянин и постыдился бы усесться на них верхом, но бедному Мордимеру хватит и этого. Особенно если понесут не нас, но груз.
— Лошадками я доволен, — сказал. — Но приготовили ль вы деньги?
Бургомистр хмуро кивнул и вытащил из-за пазухи мешочек козлиной кожи. Немаленьким был этот мешочек. Я взвесил его в руке и спрятал во внутренний карман плаща.
— Не станете пересчитывать, мастер? — спросил священник.
— А зачем? — пожал я плечами. — Верю: вам не захочется, чтобы вернулся за недостачей.
Из дверей вышел Курнос. Одетый для путешествия, с трудом тащил большой тюк с библиотекой доктора Гунда.
— Что ж, — сказал я. — Теперь за чародеем — и домой.
Курнос усмехнулся, ощерив зубы.
— Трое? — глянул на коней. — Хватило бы и двоих, Мордимер.
Я только покачал головой. Всегда говорил, что Курносу не хватает воображения.
— Пойдем, — сказал я.
Доктор Гунд сидел у входа в городскую тюрьму. Хорошо связанный, с кляпом. Не то чтобы я боялся его колдовства, но береженого Господь Бог бережет. Брат бургомистра был бледен, под глазами — темные круги, а нос в крови и, наверное, сломан.
— Я ведь говорил, чтобы не били, — скривился я. — Который из вас?
— Страшно выл, Мордимер, — пояснил Первый. — Я уже слушать этого не мог.
— И чего ты выл? — спросил я Гунда. — Поверь, уж в Хезе навоешься на все времена. Будет чудом, если не оглохнешь от своего воя.
Бургомистр сплел пальцы. Священник отвернулся.
— Усадите его на коня и привяжите к подпругам, — приказал.
— Руки освободить? — спросил Первый.
— Нет, но свяжи их впереди, чтобы не свалился с седла. — Я еще раз глянул прямо в лицо доктору.
— Нам следует заботиться о тебе. Но если что-нибудь учудишь, колдун, или хотя бы подумаю, что пытаешься, знай — сумею причинить тебе боль без того, чтобы калечить тело. Потому лучше утешайся премилым путешествием, поскольку, готов поспорить, будет оно последним в твоей жизни…
Бургомистр вытер глаза запястьем. Боже мой, как слабы люди. Должен был утешаться, что его брат получил шанс достойной смерти. Может, теперь умрет раскаявшийся и примирившийся с Богом, в надежде, что после веков чистилища войдет наконец в Царствие Небесное. По крайней мере, мы, инквизиторы, сделаем все, чтобы осознал свои грехи и искренне, с отчаянным раскаянием, о них пожалел. А потом принял пламя костра как с болью, так и с радостным экстазом.
— Пошлешь сюда инквизиторов, Мордимер? — Курнос оглянулся через плечо, когда мы выехали из городка.
— Я — нет, — ответил. — Но кто знает, не пришлют ли их другие?
Знал, что нашлось бы довольно охочих разжечь здесь ад допросов, пыток и костров. Не все среди нас были людьми, достойными носить плащ с серебряным распятием. Многие получали удовлетворение из пусть преходящей, но власти над человеческой жизнью.
Я же от этого — тем более здесь и сейчас — был весьма далек. Может, потому, что испытывал непоколебимую уверенность: доктор действовал в одиночку — или, по крайней мере, не помогал ему никто из Фомдальза. Гунд не был тем, кто охотно делится своими мрачными секретами с другими людьми. В Хезе мы выясним, откуда взялись его книги, откуда черпал знания, необходимые для занятий черной магией. Выясним все. Медленно, неторопливо и с безжалостной любовью. Но я не видел причин, по которым следовало карать весь город за грехи одного человека.
Быть может, я слишком милосерден, быть может, слишком глуп. Быть может, мое мнение ничего не будет значить, и епископ в любом случае вышлет моих братьев, чтобы очистили Фомдальз, как Господь — милосердный на небесах — очистил Содом и Гоморру. Но я должен был действовать согласно с тем, что велела мне совесть.
Взглянул на доктора, который с закрытыми глазами покачивался в седле. Что склоняет людей ко злу? Что заставляет отказаться от возможности вечного спасения и решиться на то, чтобы проклясть свою душу? Я видел многих грешников. Слышал их стоны и плаксивые признания, чувствовал их боль и сожаление об утраченной жизни, вдыхал смрад их тел, горящих в пламени костров. Но так и не сумел понять, зачем они это делали. Ради жажды власти? Ради любви? Ради тленных богатств? Все это не было истинным ответом. Может быть, некогда и я пойму, откуда появляется зло, и уразумею, каким образом следует с ним бороться. Сейчас же мог лишь молить Господа, чтобы снизошел просветить мой слабый разум и послал милость понимания. Оставалась мне лишь молитва, поэтому я ухватился за зерна четок и начал молиться. Когда закончил и повернулся, уже не увидал за нашими спинами Фомдальза.
В сумерках разбили лагерь. На небольшой лесной полянке, возле маленького ручейка, что струился меж огромных, выглаженных временем и водой белых камней. Разожгли костер и как раз запекали мясо и луковицы, когда Курнос приподнял голову.
— Кто-то едет, — сказал он, прислушиваясь.
— Знаю, — ответил я и взглянул во мрак.
Из-за деревьев сперва показался белый конь. Потом мы увидели женщину, которая им правила.
— О! — сказал Второй. — Это ж, типа, наша колдунья.
— Она не колдунья, — ответил я ласково и встал.
Белая лошадка, ведомая умелой рукой, шагала в нашу сторону. Лоретта легко соскочила с седла. Была одета в темный плащ с капюшоном, волосы — высоко подобраны.
— Что за встреча, Мордимер, — усмехнулась она. — Что за встреча…
— Зачем ты за нами ехала? — спросил я.
— Подумала, может, тебе будет одиноко по пути домой, особенно ночью, — ответила, смело глядя мне в глаза.
Первый хохотнул хрипло. Даже Курнос, как я увидел, скривил губы в чем-то, что напоминало усмешку.
— Ты голодна? Если да — можешь разделить с нами ужин, — сказал я.
Глянул на Гунда. Связанный, с кляпом во рту, лежал на войлочном мешке. Ну, я ведь не хотел, чтоб он заболел, озяб от ночевки на земле и от холодной росы. Я должен был довезти его до Хеза в добром здравии и намеревался позаботиться, чтобы именно так всё и произошло.
Лоретта что-то бросила в мою сторону. Я подхватил. Булькнуло.
— Вино, — сказала она, присаживаясь на пенек. — Может, и не самое вкусное, но в такую ночь всяко лучше, чем ничего.
Я поблагодарил ее кивком и открыл мех. Попробовал. Верьте или нет, но задумался было, не почувствую ли привкуса отравы. Но нет. Вино как вино. Чуть кисловатое и действительно не самое лучшее, но всего лишь обычное вино. Без возбуждающих примесей. Посматривала на меня с усмешкой, словно знала о чем я думаю.
Некоторое время мы сидели возле костра, ели, пили и молчали. Курнос тыкал в огонь веточкой, кончик которой горел рдяным жаром, и я видел, как его взгляд раз за разом возвращается к доктору Гунду.
