деревьями и живописными скалами, причем так, чтобы не заслонять прочих строений — потому, видимо, я и могла всё это обозревать. Этот пейзаж простирался по всей чаше, постепенно теряя детали и превращаясь в мазки красок на скалах. Как бы я не путалась в своих чувствах, я была способна оценить красоту и гармонию этого места. Отец посвятил много времени воспитанию у меня вкуса и чувства меры — причём он особенно настаивал, чтобы я не пропускала мимо глаз и ушей предметы материальной культуры обеих человеческих рас. Теперь это сработало и в ситуации, когда я наблюдала быт расы неясной — человеческой или нет — не теолог же я, чтоб затевать споры об этом, находясь в таком положении?
Комната была обставлена скромно. У меня создалось впечатление некой казенщины — это было место общего пользования. Внезапно я ощутила неприязнь к диванчику и залезла на подоконник. Ну и пусть думают, что я невежа невоспитанная. Как говорил Карун — иногда надо сбить противника с ритма. Интересно, как он сам? Но решение этого вопроса приходилось отложить — я сама о себе не знала, что думать.
Так прошло немало времени. Я уже начала злиться, что меня бросили тут надолго, а мне бы себя в порядок привести (я уже, по моим подсчётам, четверо суток не видала ванной), когда дверь открылась, и в комнату вошел пожилой сухощавый аллонга в длинном одеянии наподобии классического ларго. Я никак не ожидала такого гостя, потому немедленно спрыгнула со своего насеста, ощущая себя жутко неловко.
— Санда да Кун, мои друзья правильно передали ваше имя? — спросил он почему-то чуть дрогнувшим голосом.
Я кивнула и сделала шаг навстречу…
Друзья мои, я пережила много чего. Меня арестовывали люди из КСН. Меня похищали и допрашивали уроды да Райхха. Я полетала на риннолёте и просто полетала. Я нашла границы профессиональной честности Каруна да Лигарры. Я проехалась в чудной лодке, увидела живых бризов, оказалась в их городе — короче, я натерпелась всех видов страхов, шоков и удивлений на белом свете…
И что же я сделала, увидев перед собой собственного давно почившего отца?
Правильно. Я упала в обморок.
Пришла в себя я на том самом диванчике. Отец — если это был он? или кто-то жутко похожий на него? — сидел рядом с самым будничным видом. Вот так это запросто — я думала, что он мёртв, а он тут сидит.
— Санда? Ты в порядке? — заботливо спросил он.
Я уселась и вытаращила глаза.
— О. отец? — слабо пролепетала я, потому что уж с голосом моего собеседника никакой ошибки не должно было быть — это был его голос, без сомнения!
— Он самый, — ответил он мне, выдавая одну из своих ехидных улыбочек — нет, их ни с чем нельзя было спутать — как часто этими улыбочками он венчал наши позорные поединки в фишки или мои попытки переспорить его!
Я всё ещё не верила своим глазам…
— Когда парни с Рунка-да-Ри узнали ваши имена — конечно, тут же нашлись те, кто вспомнил фамилию Кун! Мне передали немедленно. Так что я ждал вашего приезда весь день, но растяпа МАйко даже не позвонил мне, когда приехал! — улыбнулся отец.
— Но как..? ты… ты… здесь? и… — дар речи полностью покинул меня.
— Как я жив? В этом нет никакой мистики, уверяю тебя, девочка моя. Жив и не думаю помирать. Я даже вынужден просить у тебя прощения за этот розыгрыш, но веришь ли, на то были серьёзные причины.
— Розыгрыш?! Да ты же уже пять лет как… Отец, я ничего не понимаю. То есть я знаю, что моё непонимание — это явление, так сказать, перманентное, но тут уж прости мою тупость. Ты жив и ты… здесь?!
Отец кивнул и покачал головой.
— Ну, кажется, я перестарался, пытаясь воспитать из тебя правильную аллонга, — проговорил он грустно, — Ты так и выросла с уверенностью, что у тебя что-то не в порядке с умственными способностями… Что это за заявления, девочка моя?
Можете мне поверить — я разинула рот ещё шире, хотя это уже казалось невозможным. У человека так суставы не работают. Отец встал и печально остановился у окна.
— А эти способности у меня… в порядке? Ты ведь жизнь положил, чтобы мне доказать обратное?
Наверное, было странно, встретившись в таких обстоятельствах, начать немедленно выяснять уровень моего интеллекта? Но это был вопрос, всегда лежавший между нами, как бревно, и тут мне заявили, что я ещё и в этом не права!
— А ты как думаешь? — ехидно улыбнулся отец, оборачиваясь, — ШАйти… я имею ввиду — низинные аллонга — глубоко смешивают способность к математике и способность найти мудрость. А это, строго говоря, вещи различные. Ты совершенно нормальный человек. Для человека в целом. Так что брось эти «тупость моя перманентна». Тебе надо о многом спросить, а мне — рассказать. Так что воспринимай всё… обычно, и не беспокойся о своём уме. Но я ещё раз прошу у тебя прощения и позднее объясню, почему я воспитал тебя именно так, как воспитал.
Я покачала головой.
— А «человек в целом» — это как? — спросила я, подумав.
— Это любой человек трех рас. Усредненный типаж, так сказать.
— Человек трех рас?! — поперхнулась я. Значит, во-первых, тут всех считают людьми, а во-вторых, всех равными? Как с этим у бризов, я могла лишь догадываться, но раз они успешно подделывали аллонга, то вопросов у меня не возникало, а вот с шоколадными… — Это ты и хупара сюда считаешь?!
— Ну вот, а чем тебе хупара не угодили? Они не умеют логарифмировать без машинки. Ну дак ты тоже. И ни один бриз не сможет — более того, математические способности аллонга для них равны гениальности. А ещё хупара лучшие художники Мира. Никто из белых не сможет написать такую музыку или такую картину. И не только это. Они видят существующее иначе, понимаешь?
— Ну, допустим… — сама идея, что хупарская музыка (вошедшая в поговорки) может считаться за признак разума, была для меня новой. Её следовало переварить.
Мда, отец попросил у меня прощения. Невероятно! Да, он мог. Он никогда не жалел себя и не пёкся о дешёвой репутации. Значит, было за что? Значит, он действительно ошибся? В чём же? Я была, как бы это поточнее сказать… глубоко дезориентирована.
— Пойдём, — просто сказал он.
— Куда?
— Ко мне, разумеется. Домой. Пройдёмся, заодно и поговорим.
Итак, я не пленница. Ну ладно. Хорошо.
Мы спустились по лестнице без перил, идти по ней было жутковато, но отец не выказал никакого страха, и я храбро двинулась за ним. Рыжий длинный сидел за столом на первом этаже. Он уважительно поприветствовал отца. Они обменялись парой фраз на бризовском диалекте, я уловила своё имя.
— Это Майко Серая Скала, он вроде сотрудника милиции, — сказал отец, обращаясь ко мне, — А это действительно моя дочь, Санда Кун.
Отсуствие приставки «да» мое ухо немедленно уловило.
— Она уродилась наша, это правда? — дружелюбно спросил Майко на обычном языке, с любопытством пялясь на меня. Отец кивнул.
— Ну надо же, — сказал Майко и снова сел за стол. Я наконец определилась с этим Майко — я решила, что парень забавен. Хотя и рыжий, как огонь. Я не знала, что он имел ввиду, но его поведение не выглядело наглым. Скорее уж трогательным, как у ребёнка. А ещё в нём было что-то узнаваемое… странно, но он мне чем-то напоминал Каруна. Наверное, патологической честностью, написанной на лице.
Мы зашагали по улице. Я вертела головой — но всё было слишком новым, чтобы не сойти с ума. Я решила сосредоточится на беседе с отцом.
— Итак, как получилось, что ты попал сюда? Как, кстати, называется это место?
— Это Адди, — сказал отец мечтательно, — Адди-да-КардЕлл. Единственный настоящий город и столица Горной Страны. А ты, дочь моя, опять начинаешь не с того конца. Ну да ладно. Я не попал сюда. Я
