— Я хотела узнать, как он, — тихо, но твёрдо проговорила я.
— Санда. Совет запретил тебя к нему пускать. Не знаю, почему, но таково решение Совета. А решения Совета здесь выполняют беспрекословно.
— У тебя будут неприятности? — проговорила я. Вздрогнув, Майко смягчился. Он явно не подозревал, что я подумаю ещё и о нём.
— Я вообще тебя имел ввиду.
— Я не хотела тебя подставить. Извини. Я ведь не знала, что нельзя… Я просто… жутко переживаю из-за своего друга, понимаешь?
— Сложно понять, как из-за этого человека можно переживать… но ты лучше знаешь низинные обычаи.
— Майко, скажи мне… у тебя точно не будет неприятностей?
Он равнодушно пожал плечами, ещё более утвердив меня в парадоксальном ощущении, что у него и у да Лигарры есть что-то общее. На этот раз — презрение к наказаниям и опасностям.
— Это не важно. Я просто хочу, чтобы впредь ты выполняла требования Совета. Пойми, Совет вмешивается в очень немногие сферы жизни Горной Страны. Только тогда, когда это действительно важно для безопасности, выживания и будущего. Но его решения в таких случаях обязательны к выполнению. А сейчас ты (просто по незнанию) могла выдать своему другу вещи, за которые многие люди платили почти неописуемую цену, — укорил он меня.
В голосе Майко не было менторской тональности, пафоса или угроз. Он был ровным и каким-то умудрённым — историю своей страны он знал, конечно, во много раз лучше меня, да и работа его была связана с обеспеченим этой самой безопасности.
— А что, у него есть шанс остаться в живых..? — прошептала я, — Если ты говоришь, что ему нельзя разглашать секретные данные..?
Майко снова пожал плечами.
— Создатель всё видит и всё допускает. А мы выбираем. Но в даном случае… — он запнулся и твёрдо закончил, — подождём решения суда, а фантазии отложим. И давай договоримся — ты больше не будешь бегать на свидания. Если только Мастер Ларнико не позволит тебе, доведя это предварительно до моего сведения.
Сглотнув, я кивнула. Наверное, Майко — хороший человек. Он предложил уладить мою выходку миром и ограничился воспитательным внушением. И стучать Ларнико явно не собирался. Понял, что я пока слабо ориентируюсь в здешних обычаях, и искренне волнуюсь. Хотя ему наверняка не миновать выговора от вездесущего Лилового Света. Нет, у них с Каруном определённо было что-то похожее — они даже говорили в похожей тональности…
— Но если захочешь просто зайти в гости — буду рад. Приходи на чай, — добавил он с несмелой улыбкой, — Или, если ты не против, я могу как-нибудь сам зайти к вам. Уважаю твоего отца — он настоящий герой.
Рассеянно кивнув, я позволила проводить себя до дверей. Высунувшись из-за угла, Даллин проследил за мной и Майко яростным взглядом, и я ответила ему тем же… просто автоматически.
Правда, героическое милосердие Майко пропало втуне. Выйдя на улицу, я почти немедленно врезалась в Барро Жихаро… В общем, когда мне удалось таки добраться до дома, мои уши горели — главным образом, из-за многотонной лекции противного старикашки, который вынудил меня ждать его на скамейке у здания милиции, а потом долго, занудно, со множеством подробностей, терминов и деталей втирал мне здешнее право и общечеловеческие основы морали, которые, по его словам, я попирала не глядя. Причём истинной пыткой для меня были даже не сами по себе его схоластические нравоучения, а мысли, чем он был занят в башне милиции, пока я мариновалась у крыльца… Истинной пыткой были мысли об общечеловеческих основах морали в то время, когда Майко, возможно, уже получил приказ допрашивать Каруна… Мне было плохо от всего этого. Я понимала, что неспроста же они так ненавидят Комитет… но я никак не могла остановить этот кошмар!
Ввалившись в свою комнату, я упала на кровать и ощутила, что заболеваю ото всех этих переживаний.
Поздно вечером в дверь порожка постучали. Я как раз хлебала одинокий чай, благоразумно оставленная домочадцами наедине с десертом (ибо на все строгие, ласковые, эмоциональные, логические и прочие призывы отца — после лекций и гнусных доносов Барро — я почти не отзывалась). Вздрогнув, я поглядела через стекло и открыла дверь. На кухню смущенно завалился Майко.
— Привет, — сказал он, — Хорошо, что ты ещё не спишь. Я тут летел мимо, гляжу — у вас свет горит.
— Я поздно ложусь. Привычка. Чаю будешь? — предложила я, чтобы хоть как-то заполнить неловкость.
Бриз покачал головой.
— Не могу. Еду на Границу. Дела… надо к утру быть на Данно-да-Ри… в общем, о чём это я..? Я что хотел сказать… нехорошо сегодня получилось. С Мастером Барро. Моя вина. Надо было тебя спрятать в кабинете. А так он на тебя обрушился, как лавина… Вообще, знаешь, это у него кличка такая, — смущенно хихикнул Майко, — Нудная Лавина. Только ты никому, ладно? Он страшно злится на это…
Я улыбнулась.
— А на него похоже.
Майко потоптался.
— Я добился, чтобы твоего друга перевели в нормальную камеру. Не уподобляться же Комитету. Мастер Барро согласился. Это мы об этом так долго говорили. Может быть… ты и впрямь права. Ну, я ведь слышал… как вы говорили… По крайней мере, тебя он вроде бы и впрямь не ненавидит — а для такого, как он, это уже… много. Хотя сволочь он порядочная, если честно, видела б ты его досье… Но висеть два дня на наручниках — по мне, это слишком. Даже для него… Ладно, будь здорова.
Я не знала, как реагировать — наверное, следовало поблагодарить рыжего, но моя улыбка вышла какой-то беспомощной. Не без смущения поведя плечами, Майко развернулся и скрылся в ночи.
По крайней мере, после этого кошмарного дня я уснула спокойно…
Каруна убьют. У него не было никаких шансов. А я буду жить дальше, много лет и наверное, счастливо, но его уже никогда не будет.
Я ощущала себя так, будто падала в пропасть… удара ещё не было, я жила, и всё было так надо, но я точно знала, что он наступит.
И так пришёл следующий день.
Всё утро и полдня отец отсутствовал. Рики заперся у себя и, очевидно, творил. Я честно обложилась учебниками и яростно вникала в задания профессора — пока мозги мои не закипели от усилий — ведь мне приходилось учить абсолютно новые вещи на новом языке! Наконец я решила заняться чем-то физическим, чтобы хоть кровь от черепа отлила. Отец явился около пяти часов, с пачкой журналов и сумкой, набитой продуктами.
— Санда? Ты обедала?
— Нет. Я тут кое-чего наготовила. Раньше я такое отлично переваривала, — я смущённо повела плечами, — Но Рики меня засмеял. Правда, потом извинился. Сказал, что для низинной аллонга я чудовищно самостоятельна. И отличная хозяйка. Так что он там сам что-то стряпает.
Отец улыбнулся, сваливая покупки в кучу. Мне на миг показалось, что он никак не решается мне что- то сказать, но вместо серьёзных новостей он лукаво уточнил:
— Ты объяснила ему, что ленилась даже за служанкой присматривать?
— Ага.
Рики писал музыку, и его знал весь Адди. Жил он с отцом в качестве чего-то вроде кампаньона. Отцу плохо удавалось управляться с домом — а пожилому хупара, как водится, это было лишь в удовольствие — чем бы не занимались шоколадные и где бы они не жили, их природа требовала неспешной, обстоятельной работы руками, а иначе на них нападала тоска. Для Рики это было фоном для его основного занятия и родом отдыха. Но был он, конечно, не подчиненным, а равным. И то, что он делал, меня потрясло.
Конечно, и раньше в жизни я слышала песни и музыку. Хупара частенько, когда их не слышали белые,
