можешь этого помнить, тебе рассказыва-ли…
— Ещё до возвращения… моего сына… ты покинешь… этот дом… И этот город навсегда… — речь Отца часто прерывалась, Он с хрипом дышал, и всё равно смысл сказанных слов дошёл до Ириды.
— Но мой ребёнок?! — воскликнула она изумлённо. — Я не уйду без него… — Ирида подалась Правителю навстречу так стремительно, будто хотела пасть перед Ним на колени.
— Своих решений я не меняю! — Он сказал это таким твёрдым решительным голосом, что кашель проснулся снова. Ирида с ужасом смотрела на кровь, размазанную по подбородку Воплощённого. Повторила, снова глядя Правителю в глаза:
— Господин… Я никуда не уйду без своего Тирона! Он же мой ребёнок… Я не смогу без него, а он без меня… Он же мой, понимаете? Мой! — Ирида готова была расплакаться от отчаяния. Она не ошиблась! Они действительно хотят отобрать у неё её Тирона. Разлучить навсегда! — Прошу Вас, Великий!.. Не прогоняйте меня!.. Мне не нужна тогда эта вольная… Я здесь хочу остаться…
— Хочешь?!! Ты — хочешь?!! — Господин Таласий аж привстал, стиснув пальцами подлокотники кресла. — Да кто ты такая?! Кто?!
— Я — МАТЬ! — Ирида выдержала взгляд, наполненный такой яростью и негодовани-ем, только ещё сильнее прижала расплакавшегося Тирона к груди.
— Прочь!!! — закричал Отец Воплощённый, поднявшись во весь рост, снова указал ей рукой на дверь. С Его колен на пол посыпались свёрнутые планки писем. Ирида мельком глянула на них, а потом опять на Отца, а Тот уже зашёлся в новом приступе кашля, громкого, раздирающего грудь. Упал в кресло, окончательно обессилев, сполз вниз, закрывая рот одной рукой, а другой пытаясь дотянуться до одного из писем на полу. Он чуть Сам не упал, но Ирида, подбежав, придержала Его за плечо.
— Иди… иди… отсюда… — Он отнял руку от губ, и по подбородку Его из уголка губ побежала тоненькая струйка крови.
— Запрокиньте голову! Назад! На спинку кресла… — приказала Ирида, разом забыв о том, кто перед ней. Пыталась помочь, но тут и Тирон кричал под руку от испуга.
Не заметила, как в комнате появилась Альвита, грубо оттолкнув её от кресла, при-казала зло, сквозь зубы:
— Пошла вон!
— Надо голову повыше… Чтоб не захлебнуться… И лёд на грудь… — Ирида отступи-ла, переложив мальчика поудобнее. — Госпожа, при этой болезни на свежий воздух нужно… А здесь душно… Комната не проветривается…
Встревоженно смотрела, как Альвита обихаживает господина всей Империи, рас-тирает запястья и виски, торопливо, но с несвойственной ей заботливостью. Сама не решалась больше вмешиваться, видела через склонившуюся управительницу лишь сухую жёлтую кисть Воплощённого, свесившуюся с подлокотника кресла. Тупо смотрела на перстень с печаткой на безымянном пальце, повторила:
— Лёд на грудь… Или ледяной воды… маленькими глоточками… Это остановит кровь…
Хотела ещё что-то посоветовать, ведь много знала об этой болезни, всегда её боя-лась, с детства, но примолкла, встретив ненавидящий взгляд Альвиты, брошенный через плечо.
— Пошла вон отсюда, дрянь!
— Как скажете… — Попятилась с неохотой, понимая с неожиданной остротой: всё! Это всё! Ты своими руками, можно сказать, лишила Империю Правителя. Отобрала последние дни Его жизни… Он не оправится уже, это ясно любому. Это всё!
Понимая всю мелочность своих проблем перед делами государственной важности, не сумела сдержаться, расплакалась ещё в дверях, и продолжала плакать, идя по коридору. А воины из внутренней охраны, провожали её изумлёнными взглядами, пропуская вперёд через разведённые копья.
Они ещё ничего не знали. И никто в Империи ничего не знал. Никто, кроме неё…
* * *
Третий день попутный ветер гнал вперёд оба корабля. Никаких препятствий не было на пути к поставленной цели. Все радовались такому благоволению со стороны богов.
Воины пока бездельничали, оставались без работы и гребцы, и их надсмотрщики. Всем им по причине безделья решено было сократить дневную норму хлеба, и эту новость многие приняли с недовольством и роптанием. Но порядок навели быстро, при помощи всё тех же надсмотрщиков.
Осматривая посечённые спины самых рьяных возмутителей, Лил впервые за все эти дни вспомнил про марагского царевича. И тут же отправился навестить.
— Вы?! Зачем вы тоже с ними? — Он встретил его изумлённым и возмущённым воз-гласом.
— А почему бы и нет? — Лил рассмеялся добродушно. — У меня нет семьи, по мне некому скучать и печалиться… Какой смысл тогда отказываться?
— Но ведь… — мараг не договорил, опустил голову, а Лил стоял с ним рядом, огляды-вался и не заметил этой заминки.
Место для проводника выбрали не лучшее. Самый дальний, самый сырой угол в трюме на корме. Лил почувствовал сразу, что зябнет, а ведь он в тёплом плаще. Как выдерживает всё это этот несчастный мальчик? На нём лишь рубашка. Ни плаща, ни куртки тёплой, ни кафтана…
Его ещё и на цепи держут, вон, на правой руке, на запястье, кольцо с цепью. Зачем? Куда он сбежит отсюда? Только в море вниз головой.
— Как тебя кормят? — Вместо ответа варвар плечами пожал и беззвучно рассмеялся. — А как твои руки? Покажи!
Лил внимательно и без спешки осмотрел его, прощупал кость на левой руке, надав-ливая в месте перелома, поинтересовался:
— Больно?
— Было больно, когда подставил руку под удар… Несколько дней болело… Теперь, вроде, ничего…
— Господин Кэйдар бил тебя? — Айвар кивнул с неохотой. — А в последнее время?
— Нет! Я один все дни… Вы первый, господин… А так только еду и воду приносят раз в день, и всё.
Говорил он свободно, на хорошем аэлийском, чётко, без лишних слов, отвечал на вопросы. И держался без униженности, как равный. Симпатичный парнишка, хоть и не повезло ему. Молодец. После пыток хорошо оправился, соображает неплохо, голова ясная. А ведь, если честно, ты побаивался, что парень этот сойдёт с ума или снова дара речи лишится.
— У тебя хорошее произношение. Учил кто или сам всё?
— Сам. Слушал, как другие говорят… Даида ещё в начале помогала, — отвечал, глядя, как Лил снимает с его правой руки грязную тряпку повязки.
— Хм. Хорошая память, значит, у тебя. И способности к языкам, — похвалил Лил. Впервые за всё время этот варвар был здоров настолько, что с ним можно было пого-ворить. Сначала страдал немотой, потом — отходил от пыток. — Ну-ка, сожми мою руку! Со всей силы! — приказал неожиданно Лил. Поморщившись от боли, рассмеял-ся. — Молодец! Болит где-нибудь? Сустав или кость? — Айвар отрицательно покачал головой, а потом всё же пожаловался:
— Мизинец, видите, не разгибается… Я пробовал держать его прямо, не получа-ется… Он и в кулаке не хочет держаться со всеми плотно…
— У тебя кость была раздроблена, чего ты хочешь? — Лил ободряюще похлопал Ай-вара по плечу. — Могло быть и хуже. Не тебе рассказывать, каков Ликсос в деле… — Мараг лицом побелел, поджал губы, ему неприятно было вспоминать о пытках, о своём унижении, о пережитой боли. Оно и понятно. А кому понравится?
— Хотя, — Айвар пожал плечами. — Мне вряд ли ещё доведётся взять меч в руки… Кэйдар убьёт меня! Я это знаю…
— А я слышал, он обещал отпустить тебя после всего.
— Нет! Вы же сами знаете, что нет! — Айвар не выглядел отчаявшимся или лишив-шимся всякой надежды, как выглядел бы любой в его положении. Откуда в нём это мужество, эта сила? Что помогает ему держаться, когда весь мир против него? Вот сейчас он знает, что погибнет, знает, что ведёт врага в свои
