Тебя удивляет, откуда я всё это знаю? О тебе и о твоей семье? Есть разные спосо-бы узнать о тех, кто связан с тобой общей кровью… Не мне тебе рассказывать, жрец Матери. Правда, всё видеть не может никто. Даже я…
Поэтому я хочу знать о ней ещё и с твоих слов. Как она жила все эти годы, моя красавица? Какими делами и заботами?.. Ты же любимый сын у неё, ты много знать о ней должен…
— Она мало говорила о себе… Царица и главная жрица, ей некогда скучать… Мно-го забот в храме и дома…
— Думаю, она будет рада меня видеть! — многозначительно заметил Айнур и, встре-тив недоумевающий взгляд Айвара, произнёс:- Всё возвращается на свои места, и ты, думаю, не против вернуться в родные земли.
— О чём вы, господин? — Айвар не понял смысла сказанных араном слов, но пред-чувствие близкой догадки вселяло неприятную тревогу и ощущение опасности. И во взгляде Айнура было что-то нехорошее, и в довольной улыбке.
— Царь не сказал тебе ничего, мараг? — Теперь уже удивился Айнур, подбородком с аккуратной, совершенно седой бородой повёл в короткой усмешке. — Бедняга, ты совсем ещё ничего не знаешь… А ведь у нашего царя на тебя такие планы…
Ты проведёшь нас через горы, так же, как вёл тех ми-аранов! Покажешь дорогу в свои земли…
— Я?!!! — Айвар аж качнулся с носков на пятки, глаза раскрыл в таком изумлении, что Айнур рассмеялся невольно.
— Тебя потому и жить оставили, мараг! Хотя, думаю, не мне говорить тебе о пред-стоящем походе. Твой господин, царь Даймар, сам всё скажет тебе со дня на день. А я же не буду спешить…
— Вы можете передать ему сразу: я никого никуда не поведу! Не собирался вести и не собираюсь! — Айвар сказал чётко, громко, голосом, затвердевшим до ломоты в скулах.
— Это не моё дело, ми-аран, и не мой разговор! Царь — твой хозяин, и он умеет за-ставить своего раба делать то, что ему нужно, — Айнур был не доволен собой за эту свою поспешность. А ведь думал, что Даймар уже объявил марагу о своём решении. Выходит, нет, ещё нет. Теперь наверняка разгневается. Понимая свою ошибку, Ай-нур попытался сменить тему разговора:- Твоя мать сама учила тебя нашему языку? И ты никогда не спрашивал, откуда он? Ни разу не поинтересовался?
— Я никого никуда не поведу! Слышите, вы?! — выкрикнул Айвар, подаваясь вперёд всем телом, голову вскинул, встречаясь с колючими глазами арана, снова повторил:- Я не поведу никого из вас в свои земли! Я не предатель и никогда им не был…
— Зачем врать? Уж мне-то — зачем? — Айнур громко хмыкнул, смотрел с презрени-ем. — Я лично знал твоего отца, могу представить, чего ждать от тебя. Да и уговари-вать тебя я не собираюсь, это не моя забота. А вот, что касается Айвин и твоего отца, это заботит меня куда сильнее… Я ещё посмотрю ему в глаза, а ей… а её…
— Как вы можете? — перебил арана Айвар возмущённым окриком — тот аж бровями повёл с изумлением. — Как можно так ненавидеть своих близких? Свою дочь хотя бы! Она сама выбрала свою жизнь, каждый имеет на это право… Право выбора… Здесь даже боги позволяют человеку выбирать…
— Мальчик, тебе сколько лет? Посмотри на себя! Тебе ли учить меня, сопляк? — не выдержал Айнур, рукой повёл, будто ударить хотел по лицу, но сдержался почему-то, и сам не понял, почему.
А Айвар не отвёл взгляда, только чуть глаза прикрыл и повёл подбородком, и, гля-дя жрецу в самые зрачки, произнёс:
— Вы не можете заставить меня вести вас. Не сможете, понятно вам! Не сумеете…
— А те ми-араны заставили, — усмехнулся Айнур, глядя на Айвара исподлобья своим тяжёлым взглядом. — И не так важно, какими посулами. Подкуп или пытки? Не думай, царь сумеет тебя заставить, ты не рад будешь, что жив остался после того поедин-ка… Твой отец мне за всё заплатит… За предательство, за каждый день моего оди-ночества… У меня нет внуков по его вине… Единственная дочка состарилась вдали от меня… Двадцать пять лет я не знал, как она жила… Но Мох Справедливый при-вёл тебя ко мне, тебя, отродье Дайанора, и я все силы положу на то, чтоб ты привёл меня к нему. Я плюну ему в лицо, сердце вырву своими же руками… Заставлю по-жалеть о содеянном…
— Они любили друг друга… и до сих пор любят, — Ненависть родного деда букваль-но заставляла каменеть, подавляла своей силой, своей мощью, и всё равно Айвар совершил последнюю попытку возразить. — У отца даже наложниц не было… не было детей от других женщин… И у вас есть внуки, господин Айнур, даже два… Я и мой брат… Если б вы знали его, вы бы им, точно, гордились…
— Не смей! Не смей даже рот раскрывать без моего на то разрешения, жалкий! Не смей даже говорить такое… — Айнур чуть не накинулся на него с кулаками, Айвар даже отступил на шаг, попятился спиной к двери. — Не смей называть себя моим внуком! Я отрёкся от Айвин-отступницы ещё тогда… У меня больше нет дочери!
— Только потому, что она помогла тому, кого любила? Освободила от цепей и по-могла вернуться к своим, домой? — Айвар не сумел сдержать улыбку, и это оконча-тельно доконало Айнура.
— Во-о-он!!!! Вон отсюда, паршивец!
Он затрясся от ярости, в лице сменился, брови на переносице сошлись, а по щекам пошли пунцовые пятна. Руку вскинул, пальцем указывая на дверь, и снова повторил, выплюнув одно слово сквозь судорожно стиснутые зубы:
— Вон!
Айвар вышел, не сказав больше ни слова, но оправдываться он и не собирался. Он чувствовал, что прав, поэтому ушёл всё с той же улыбкой. Хотя самому-то было совсем не до смеха. Наоборот! Проблем у него только прибавилось.
* * *
Начало июня они встречали на новом месте. Их действительно, как и собирались, отправили в горы, на всё лето, вместе с молодняком, с телятами зимнего и весеннего отёла, со стельными первотёлками — со всей той скотиной, которая не требовала большого присмотра и ежедневной дойки утром и вечером.
Горные луга уже не в первый раз принимали стада, всё здесь было ещё с прошлого года: загоны для скотины и крытые соломой навесы, небольшой домик из камней и глины для пастухов с крышей, поросшей мхом.
Ничего не имея своего, они обжились быстро, застелили нары принесёнными с со-бой тюфяками, и Лидас развёл костёр в неглубокой очажной яме, обложенной по-черневшими камнями.
— Неплохо тут, правда? — Лидас был доволен новым местом. Тихо, спокойно, без хо-зяйского присмотра, до ближайшей такой же пастушьей лачуги два дня добираться вверх в горы по узкой тропе. — Сами себе хозяева… Царь сказал, нам будут отправ-лять раз в пять дней человека с едой, заодно проверять, как мы тут… Кэйдар никак не отозвался на эти слова, сидел на своей лежанке, свесив руки меж колен, медлен-ным тоскливым взглядом осматривал стены домика, весь скудный скарб, оставлен-ный прошлогодними жильцами.
Полка у стены, на ней какие-то глиняные плошки и чашки — посуда так называе-мая. Деревянный жбан, закрытый крышкой, наверное, под воду. Ещё одна коробка в углу, в неё Лидас сложил принесённые на три ближайших дня продукты: сыр в хол-щовой тряпке, в небольшом мешке мука, отдельно завёрнутые лепёшки из пресного теста на ячменной муке. Дощатый столик подпирал маленькое окно, занавешенное тряпкой. Лидас выложил на стал главное их богатство: коробку соли (это на всё лето) и нож в простых деревянных ножнах.
Кособокая дверь, распахнутая настежь, позволяла солнечному свету и теплу попа-дать внутрь. Огонь, неохотно взявшийся за отсыревшие дрова, при свете дня казался невидимым, только нагретый воздух, поднимаясь вверх, дрожал, разгоняя сырость и запах необжитого жилья.
— Ладно, пойду, посмотрю, что там в загонах, — Лидас поднялся. — Заодно поглядеть надо, есть ли здесь где поблизости вода… Не хочешь со мной?
Нет, Кэйдар не хотел, бросил лишь в его сторону угрюмый взгляд исподлобья, подпёр кулаками склонившуюся голову.
Лидас не стал уговаривать, с понимающим вздохом отвернулся, пошёл на улицу.
