— Дело даже не в моём ребёнке, — Айна чуть примолкла, как раз на ту долю секунды, какой ей хватило, чтоб набрать в лёгкие воздуха для следующей фразы. — У Лидаса будет ребёнок, знаешь? Ребёнок от наложницы. От той девочки, которую ты сам выбирал ему этой зимой. Помнишь?
— Нагуляла! — Кэйдар откинулся на спинку стула, упираясь ладонями вытянутых рук в край стола.
— Ага, так же, как и я. Не слишком ли однозначно ты судишь обо всех женщинах?
— Другие мне пока не встречались. — Отрезал Кэйдар, нервно потирая лоб. Новость его порядком удивила.
— Даже та, твоя виэлийка? Может, и к ней похаживал кто-нибудь третий? Мой Лидас, например? — Айна чуть подалась Кэйдару навстречу, сидела, сложив руки перед грудью, улыбалась, но не добро, с ответной издёвкой.
— У Ириды — мой ребёнок! Не смей сравнивать моего сына со своим ублюдком! — Кэйдар чуть повысил голос, пальцы сами стиснулись в кулаки, будто готовясь к драке. Только где он, враг? Не сестра же родная, нет! Её другим способом осаживать надо.
— В отличие от твоего муженька, детишек я делать умею, — Кэйдар ухмыльнулся. — Он у тебя, точно знаю, дефективный. Просто так, от скуки, про такое не болтают.
Вы же пять лет вместе даром прожили, а тут, надо же, Лидаса на детей прорвало. Сначала — ты, теперь ещё и та лагадка. Не надо меня за дурака держать. Думаешь, я при таком известии сразу же твоего щенка тебе оставлю. Мол, любуйтесь, на Лида-сово отродье. Не надо! Ублюдка в Наследниках я терпеть не намерен.
Поэтому молись своей Нэйт, чтоб я вернул виэлийку обратно, а вместе с ней и сына своего, кстати. Найдётся, пожалуйста, рожай, если так хочешь. Мне потом плевать на вас всех будет. А пока же… Молись, сестричка!
Кэйдар поднялся, тяжело опираясь о спинку соседнего стула. Первым направился вон из обеденного зала, даже десерта не дождался.
Айна, в задумчивости покусывая указательный палец на сгибе сустава, провожала его взглядом.
Вид хромающего брата был просто ужасен. Он же никогда не болел, ни на что не жаловался. А тут тянул больную ногу, нелепо и жалко изогнув свои всегда вольно развёрнутые широкие плечи. Его впору было пожалеть, как бывает до обидного жалко вольнолюбивого волка, угодившего в капкан. Да, он жалок, но не беспомощен, отнюдь. Такая беда не отучит его показывать зубы, угрожать всем, кто смеет посяг-нуть на его свободу, на его собственность.
* * *
Если Лилу что-то и не понравилось при осмотре, он не подал виду, сдержался, вздохнул лишь с осуждением и, перетягивая повязку заново, констатировал:
— Останется хромота, господин. Я ничего не сумею уже исправить. Вы поднимае-тесь с ложа? — спросил прямо, а взгляд неодобрительный, недовольный.
— И не только, — Кэйдар небрежно пожал плечами. — Не думаю, что если буду валять-ся весь день напролёт, то это как-то ускорит выздоровление.
— А где ваша палочка? — Лил крутанулся, оглядываясь.
— Мне ни к чему палка! — Кэйдар вздёрнул подбородок. Лил, разглядывая его лицо, покачал головой всё с тем же осуждением.
— Вы не бережёте себя, Наследник. Что я могу в таком случае сделать? — Лил под-нялся. — Это плохо! Это очень плохо!
Кэйдар проследил за Лилом глазами, оставшись в одиночестве, вернулся к пре-рванному занятию: к заточке своего меча.
За личным оружием он всегда сам следил, не доверял его другим, особенно слугам. Прикосновение раба оскверняет оружие, а за таким же мечом ухаживать — одно удовольствие.
Трофейный. Взят в последнем походе. Когда-то он принадлежал тому варвару, телохранителю Лидаса. Марагский меч. Сталь необычной ковки, и в узоре линий тоже какая-то таинственность. Ковал какой-то незнакомый мастер и ковал не так уж и давно. На рукоятке узор сдержанно-красивый, из переплетения стеблей и листьев, чем-то похожих на вьюнок. Вьётся, вьётся, разветвляясь на перекрестии двумя ли- стьями, а в центе — синий камешек, напоминающий лазурит. Украшение для людей с маленьким достатком, но Кэйдар решил оставить меч, как есть, только ножны зака-зал другие, под стать самому оружию, без неуместной роскоши и изыска. Для меча не это главное.
Ах, как хорошо он лежит в ладони. Такой не провернётся даже без кожаной пере-тяжки. Был бы он тогда в руке, не выжить его прежнему хозяину. А сейчас варвар глотает мраморную пыль, загибается под хлыстом надсмотрщика, а меч его — вот он, тут.
Негромко и довольно смеясь, Кэйдар вскинул руку, взмахнул мечом над головой — воздух завизжал знакомо, сладко, аж сердце сжалось. Непривычно лёгкий, неожи-данно короткий, но сталь, какая хорошая сталь. От такого рука не устанет, хоть весь день им махать придётся. Но коротковат, врага в бою нужно будет подпускать бли-же, чем обычно.
Как он тогда? Сам пошёл на меч, сокращая спасительное в поединке расстояние. Удивил таким выпадом, потому и получил преимущество. Да, необычно для боя на мечах всё это. И особенно такой вот удар: Кэйдар резко выбросил руку вперёд, будто протыкая острым сверкающим лезвием невидимого противника. Для колющего удара меч этот подходит превосходно. Заужающееся к краю лезвие, острый, а не закруглённый кончик, канавка по всему телу, но не до самой рукояти, — для оттока крови и ещё большего уменьшения веса. И заточку держит превосходно.
Да, Велианас непременно должен увидеть этот меч. Вот удивится-то. Он, наверное, не знаком с техникой колющего удара.
Положив меч плашмя на согнутую в колене ногу, Кэйдар незаметно для самого себя задумался, память возвращала воспоминания детства.
Да, мне ведь и десяти лет не было, когда Велианас провёл со мной свою первую тренировку. Он не из знатного рода оказался, твой учитель. Отец его обучал рабов для жертвенного боя и с собственным сыном был так же строг, строг до жёсткости, если даже не до жестокости. Но зато Велианас из простого легковооружённого воина дослужился до военного советника при Правителе, приобрёл такую известность, что пригласить его обучать возможного Наследника было не зазорно.
Немногословный, сдержанный на похвалу и не допускающий никаких поблажек, он даже к сыну Воплощённого обращался просто по имени. А ещё он мог позволить себе бить его, мальчишку по рукам, когда тот неправильно держал оружие, когда пропускал удары или готов был заплакать от усталости.
Возмущение и протест, недовольство и обида по мере взросления переросли в бесконечное уважение и признательность. Кэйдар уважал своего учителя. Эти их отношения во многом восполняли недостаток отцовского внимания. Велианасу в отличие от Отца о многом можно было сказать, он выслушает, он поймёт, не посме-ётся в ответ.
Почему же он тогда не заходит? Не навестит?
Я здесь подыхаю от скуки, — того нельзя и этого — тоже, — а никто не заходит. Ада-мас уехал из города. И Лидаса нет, он бы зашёл хотя бы поздороваться. А Айна, она не навестит, она радости своей не скрывает. Не может не злорадствовать после всего, что между нами случилось.
Раньше, в такие вот минуты, когда накатывала скука, Кэйдар обычно вызывал к себе женщину, какую-нибудь из наложниц, он не делал между ними особой разницы: все они у него одинаково красивы и молоды, всех их он выбирал сам по своему вку-су. Но сейчас даже женской ласки не хотелось почему-то. Не было никакого же-лания.
Кэйдар вернулся к мечу, принялся аккуратно, осторожными гладящими движения-ми острить и без того острый режущий край. Камешек мякенький, мелкозернистый, хотя этой ковке не грозит быть сточенной точильным камнем. На ребре даже зазуб-ринки не осталось после того боя, хотя варвар принял тогда на меч такой сильный удар.
Оружие — это лицо воина, по нему можно судить о хозяине меча. Этот меч нашёл себе хозяина. Кэйдар довольно хмыкнул и тут же скривился от боли. Порезался! Порезался при заточке собственного меча. 'Что, сумел-таки попробовать мою кровь на вкус?' — мысленно обратился к клинку, как к живому. Осмотрел порез довольно равнодушно. Неглубокий, и то ладно. Плохо, что на большом пальце, будет мешать, пока
