сандалии. А Кэйдар смотрел выше, на девушку, на неё одну, и ничего больше не видел. Вот она оперлась на про-тянутую руку, шагнула на чужую ей аэлийскую землю — и восторженный крик встре-тил этот шаг. Кипарисовые иглы, лепестки цветов, пшеничное зерно и выкрики 'Славься!' отмечали её путь по той земле, над которой сама она вскоре станет вла-дычицей.
А она тоже скользила взглядом по лицам, выискивала своего суженого и, наконец, встретившись с Кэйдаром глазами, в смущении отвела взгляд, отгородилась длин-ными ресницами. Роскошный паттий женского покроя необычной расцветки от нежно-голубого сверху с плавным переходом до глубоко-синего по низу, а в боковых разрезах при каждом шаге выгладывала белая-белая ткань девственной нательной рубашки. Золотые пряжки на плечах, пряжка на поясе, золотой венец на голове, оставляющий открытым высокий лоб, височные бляхи, скреплённые тончайшими цепочками с колокольчиками, спускались вниз до самой груди по обеим сторонам от лица. А лицо само показалось Кэйдару в эту минуту божественно прекрасным. Белая кожа потомственной аристократки, тёмные с высоко поднимающимися внешними уголками брови делали всё выражение лица немного удивлённым. А глаза, несмотря на юность черт, смотрели открыто, чуть высокомерно, с осознанием внутреннего достоинства. Да, это была дочь Правителя, привыкшая к подобной шумихе вокруг своей персоны.
Аскал, помогавший девушке подняться вверх по ступеням, и заговорил первым с торжественным поклоном:
— Владыка, великий и милосердный, Афтий и его дочь от лица своего доверенного представителя приветствуют Вас!
Отец лишь устало моргнул в ответ на приветствие. Церемония утомила Его. Как хорошо, что официальная её часть подошла к концу.
— Прошу вас к моему очагу, к моему столу, к моему хлебу! — Таласий отозвался старинными словами, известными каждому народу этого побережья. Это не просто слова, это клятва хозяина, впускающего гостя в свой дом; теперь переступивший порог его жилища получал все права члена семьи и уйти из дома мог лишь по своему желанию, а его враг становился врагом хозяина.
* * *
Обряд помолвки прошёл за несколько дней до начала Бдений, и там же, в главном храме, у Священного жертвенного пламени Отец объявил имя Наследника. Кэйдар долго ждал этого дня, а событие это ничего не добавило, кроме новых забот.
Саму свадьбу решено было справить весной. Негоже это, торопить со свадебной церемонией. От помолвки не меньше шести месяцев должно пройти, таков закон, таковы традиции. Полгода — это до мая! Большой срок.
Но Кэйдар был не из тех мужчин, кто умеет и готов ждать. Ждать то, что он и так получит через полгода по праву супруга и господина над данной ему законным об-рядом женщиной. В первый же вечер после помолвки он явился в комнату своей невесты. Прошёл быстрым стремительным шагом по мягкому ковру, остановился только возле ложа, Хадисса с недоумевающей и удивлённой улыбкой поднялась ему навстречу. Сейчас, без венца, без золотых украшений, в простой домашней одежде, она уже не казалась такой божественно-неприступной. Может, поэтому Кэйдар, несколько оробевший при первой их встрече, сейчас повёл себя довольно нагло. Наклонившись вперёд так, что пришлось упереться коленом в край ложа, он загово-рил, глядя Аскальской принцессе прямо в глаза:
— А я пришёл знакомиться поближе…
— Разве мы уже не знакомы? — Хадисса отодвинулась назад, упёрлась спиной в по-душку, длинные тёмно-русые волосы, обрамляя открытое лицо, лежали на плечах, на одеяле. Острые колени притянутых к груди ног угадывались под тонкой тканью одеяла.
Ей легко можно было овладеть сейчас, этой аскальской девчонкой, не откладывая на полгода. Чем лучше она всех твоих рабынь-наложниц?
— Вам лучше было бы уйти… — Хадисса подтянула край одеяла повыше, пытаясь загородиться им от пристального откровенно-разглядывающего взгляда.
— А что тебя тревожит, моя милая? — Кэйдар с незнакомым блеском в глазах, со странной улыбкой казался сейчас опасней любого дикого зверя. А ещё в его дыхании улавливался запах вина. Конечно, сама Хадисса сразу же после ужина ушла к себе, за столом остались одни мужчины. И теперь после всего он пожаловал сюда! Да как он смеет вообще вести себя с ней так?!
— Вы — жених, но ещё не муж!.. Свадьбы ещё не было…
— А разве это что-то меняет? Что могут изменить эти полгода? Я буду твоим мужем, так какая тогда разница? Сейчас или потом, после свадьбы?.. Иди сюда! — он схватил девушку за плечи, рывком дёрнул на себя. Хадисса испуганно вскрикнула, запоздало пожалев о том, что отпустила свою служанку спать со всеми другими рабынями.
Кэйдар действительно был пьян, но не настолько, чтоб лишиться силы, хотя хватка его пальцев заметно поослабла. Хадисса, отбиваясь с отчаянием любой женщины на её месте, не позволила ему уронить себя на спину.
— Уйдите отсюда, Кэйдар, прошу вас по-хорошему! Вы ведь пожалеете потом, когда протрезвеете. Я точно знаю, что пожалеете… — умоляла Хадисса, всё больше и боль-ше наползая спиной на подушку, всё сильнее прижимаясь к спинке ложа.
Девчонка оказалась неожиданно сильной, Кэйдар и сам не понял, как это случи-лось, но Хадисса почти столкнула его с себя, так, что он мог удерживать свою невес-ту только за одну руку, за левое запястье. Правой рукой принцесса продолжала тя-нуть одеяло на себя. Кэйдар поймал её и за эту руку, за самое запястье, но тут же отдёрнул, выругавшись сквозь зубы.
Через ладонь проходила глубокая царапина, кровь заполняла её прямо на глазах. Стирая кровь, Кэйдар провёл рукой по ткани паттия у себя на груди. Подумаешь, беда: поцарапался о браслет! Но Хадисса злорадно рассмеялась, выкрикнула, подни-мая повыше руку с проклятым браслетом:
— На этой игле яд!! Вы умрёте через день, если не примете меры…
Кэйдар выпрямился, сидя на скомканном ложе прямо с ногами, спросил с хмурым недоверием:
— Блефуешь, да?
— Проверьте! Пожалуйста! — Хадисса выбросила руку с браслетом, пытаясь ещё раз оцарапать Кэйдара, ударить в открытое плечо, но Кэйдар отпрянул, хоть и не верил до конца, что всё сказанное — правда.
— Ты же врёшь мне, да? — он смотрел на девушку серьёзными глазами. Всё! Разом забыл, зачем пришёл. И протрезвел мгновенно.
— А вы проверьте, господин Кэйдар! — Хадисса явно издевалась над ним. — Если сразу же не промыть винным уксусом, то потом уже ничто не поможет. Умрёте в мучени-ях, в страшных корчах, с такой жаждой, какую ничем не утолить…
— Дрянь! — Кэйдар чуть передвинулся, спуская ноги на пол. — Я ведь всё равно своё возьму!.. Не сегодня, так завтра!.. Куда ты от меня денешься?
— Конечно, но только при первой брачной ночи! — глаза у девчонки сверкали, и на скулах появился нежный румянец, но в своём злорадстве, в своём коварстве она уже не казалась Кэйдару красавицей. — Я ношу этот браслет постоянно! Каждый день смазываю его ядом. И я знаю, как с ним обращаться… А вы же, господин жених, рискуете не дожить до своей свадьбы…
— Я накажу тебя, не думай! Такая подлость…
— А набрасываться на беззащитную девушку — не подлость?! — перебила Кэйдара Хадисса. — Вести себя вот так, по-варварски, — не подлость?! Подлый насильник! Не даром отец говорил мне, что вы все…
Кэйдар не дослушал её — почти бегом, сильно хромая, выскочил вон из спальни принцессы. Бешенство и ярость переполняли его. Требовали выхода… Отец Всемо-гущий!.. Такой стыд! Такой позор! И от кого — от женщины! Этот запрещённый приёмчик ей дорого обойдётся… Ну, подожди, моя хорошая! Я тебе ещё припомню! Чтоб меня! Меня — своего будущего мужа!!! Своего будущего господина!
Этот случай надолго отбил у Кэйдара охоту до женской ласки, а сама Хадисса на следующий день за завтраком и вида не подала, улыбалась учтиво и скромно, опус-тив глаза.
