* * *
Праздник! Начался праздник! Праздник Ночных Бдений! Миром правила Нэйт-ночекрылая, а люди подчинялись Ей. На эту неделю забыты законы, по которым живут дети Солнцеликого. Всё и все меняются местами. Свободнорождённые и рабы, аристократы и простолюдины, взрослые и дети, отцы семейств и их непутёвые отпрыски. В эти дни — вернее, ночи! — господин запросто может сидеть со своим рабом за одним пиршественным столом, уважаемая всеми целомудренная мать семьи плясать в одном хороводе с публичной девкой. Много удивительного и даже чудес-ного можно увидеть в то время, когда демоны Нэйт получают власть над миром. Переодевания и маскарады, пиры в каждом доме, куда может зайти любой человек с улицы, пляски и хороводы прямо на улицах, обжорство и пьянки, свальный грех и ещё многое-многое другое из тех преступлений, за которые в иные дни можно и головой поплатиться.
Айна не участвовала в празднестве. Где ей плясать в её-то положении? Месяц, считай, до родов остался. Сил хватило подняться поздним вечером на дворцовую террасу. Отсюда, с высокой открытой площадки, весь Каракас светился праздничны-ми огнями. Там праздновали, там веселились. Вся жизнь сосредоточилась там, на улицах города. Почти все аэлы сейчас с факельным шествием идут к главному храму в центре городской площади.
Первая ночь Бдений на то и первая, что требует по традиции присутствия всех верующих тогда, когда чудотворное священное пламя умирает и на глазах всех при молитве Отца Воплощённого оживает снова маленьким слабым язычком. Он, как младенец, требует от жрецов заботы и внимания. Это потом, в последний день Бде-ний, жертвенный огонь легко сожрёт свою жертву: горячее человеческое сердце. Сожрёт без остатка, без пепла — год будет удачным, без бед и несчастий.
А каждый факел или светильник в руке свидетеля чуда понесёт в своём пламени очищающую силу святого Божественного огня. От него зажгутся очаги каждого из домов не только в самом Каракасе, но и по всей округе.
Айна всего раз участвовала в факельном шествии, упросила Отца, ещё до свадьбы шестнадцатилетней девчонкой видела, а запомнила на всю жизнь.
Вот и сейчас в этом году, она никуда не попала. Но, если честно, не жалела об этом. Желания веселиться не било никакого. Сердце и душу заполняла печаль. Пе-чаль и грусть. От воспоминаний о прошлогодних Бдениях не удавалось отделаться. Вспоминался Айвар, её милый сердцу варвар-мараг. Ведь год, считай, минул с той самой ночи, когда были близки в первый раз… Целый год прошёл. Тяжёлый и труд- ный для тебя… Лучший год в твоей жизни! За него не жалко и жизнь свою отдать…
А как первые месяцы неслись! Стремительно! Ты не дни считала — жаркие ночи! Время мерила ими, встречами этими тайными, украдкой, за спиной у мужа. Слепая страсть и страх разоблачения, они подогревали друг друга, смешались в одно целое, и от этого ощущения становились ещё острее. О том, что ходила по краю, по самой кромочке, позднее только поняла. А поначалу ничего не замечала, никого не видела! Никого, кроме своего милого!
Какое же это счастье, когда он рядом, когда его можно видеть в любую минуту. А сейчас? Что сейчас? Ничего тебе не осталось, кроме воспоминаний, кроме этой гру-сти саднящей.
Сердце аж заколотилось, заныло в груди, и ребёнок в животе отозвался тревожно коротким сильным толчком, будто спрашивая: 'Ты чего там, мама?'
Да, маленький, мы одни остались с тобой. В неласковый мир предстоит тебе ро-диться, в недоброе время… Что хорошего ждёт ребёнка, если мать его и сама не знает, кто его отец. Как примет тебя Лидас?.. Ну, хоть Кэйдар, глядишь, оставит нас в покое после решения Правителя…
Айна со вздохом положила раскрытую ладонь на выпирающий живот, вторая рука легла на холодный мрамор перил. Ледяной ветер с моря, колючий, оставляющий на губах привкус соли, давно уже стянул накидку с головы. Айна чувствовала, что зябнет, что замерзают открытые руки и плечи, что холод пробирает до костей. Но уходить не спешила. Решила дождаться, когда торжественная процессия двинется назад. Потому что загадала: если повернут налево от рыночных рядов, то всё устроится в жизни у неё и её ребёнка, а если направо… Да, направо!.. Цепочка огней, как гигантская змея, извиваясь и дрожа, огибала главный храм Каракаса, устремляясь в правую часть города. Ветер, возвращаясь, приносил с собой крики, грохот бараба-нов и визг дудок, нестройное хоровое пение пока ещё трезвых голосов.
Это знак, должно быть, приготовиться к худшему. Хотя… Какие перемены могут теперь ждать тебя после всего пережитого? Что нового может случиться с тобой? Ничего! Ты так и умрёшь в этих мраморных стенах, лишённая права покидать Дво-рец Правителя.
* * *
Хадисса отказалась идти на представление, чуть поджав губы, ответила, скрывая в улыбке насмешку:
— И что интересного в этом развлечении? Подумаешь, событие! У нас уже давно проводят ритуальные бои по всем крупным праздникам…
С ней в одном лишь можно было согласиться: ей, женщине, не за чем глядеть на ритуальные бои. Что она в них понимает?
Отец Воплощённый тоже не будет присутствовать. Об этом Кэйдар узнал уже перед самым уходом. И Лидас. А Велианаса так даже в городе нет.
Ну и пусть! Буду один! Что в этом такого?
… Аридис давно уже объявил о начале представления, но в ложе будущего Прави-теля появился только сейчас. И с одной лишь целью: напомнить о себе, заработать ещё одну похвалу в свой адрес. Знал, что господин Кэйдар всегда любил смотреть ритуальные бои, уж он-то знает в этом толк, сумеет оценить.
Но господин Кэйдар оказался занят, говорил с начальником городской охраны. Вернее, больше-то Дириссий говорил, склонив в почтительном поклоне рано посе-девшую голову, а Наследник, глядя куда-то в сторону, но никак не на арену, нервно барабанил пальцами по подлокотнику роскошного кресла.
Аридис различил отрывок разговора, вовсе не предназначенного для кого-то третьего:
— …Приметы совпадают точно!..
— …
— Да-да, господин, одна… Одна, без ребёнка… Говорили, она часто там появляет-ся… Хорошо, господин Наследник, воин у входа будет дежурить постоянно…
А на арене уже вовсю разыгрывалось главное действо. Ах, как им гордился сам Аридис! Он так хотел угодить им будущему Правителю. Но этот Дириссий, будь он неладен, только отвлекает от зрелища своими разговорами пустыми. Неужели нельзя отложить дела хотя бы на время?
— Что это? — Кэйдар наконец-то перевёл глаза на арену, непонимающе нахмурился. 'Много, много интересного пропустил!' — сделал свой вывод Аридис и, приблизив-шись к сидящему в кресле Наследнику, принялся объяснять суть происходящего, правда, получалось это у него непоследовательно и сбивчиво:
— Господин Кэйдар, перед вами настоящая битва!.. Это представление посвящено именно вам!.. На удалось полностью воспроизвести ваш победный бой с племенем виэлов… Вон они, справа, все в виэлийской одежде… И оружие тоже виэлийское, обратите внимание!.. Всё очень точно!..
— А вон тот, это же Антирп! — Кэйдар, начиная кое-что понимать, смотрел уже на арену с нескрываемым интересом.
— Да-да, господин Наследник! Мы осмелились на вашу роль поставить именно Антирпа… Вот от, как раз впереди… подаёт пример доблести своим воинам… Они все, как вы можете видеть, в доспехах наших воинов… Всё максимально точно!.. А вы — прошу прощения, Антирп! — в алом плаще и в панцире с чеканкой из золота и серебра.
…Вы пропустили самое начало, господин Кэйдар, их тут почти пять десятков, и они все сходились стеной друг против друга… Конечно, мне хотелось сначала ис-пользовать лошадей… Верховые воины против пеших — это всегда так зрелищно… Но тогда сам бой завершился бы слишком быстро.
Кэйдар почти не слушал объяснения устроителя, он, не отрываясь, смотрел на арену. Ложа Правителя располагалась в первом зрительном ряду, но чуть выше, поэтому каждого воина можно было видеть, охватить одним взглядом всю панораму разыгранного боя.