поток администраторов и служащих, идущих в офисы.
Прилавок закусочной осаждали сценаристы, ассистенты режиссеров, рабочие. Они наспех глотали черный кофе, готовясь к очередному суматошному дню. Актеры массовки спешили получить костюмы и последние наставления.
В магазинчиках, торговавших гримом и театральными принадлежностями, царила суматоха. В парикмахерскую и к чистильщику обуви выстроились длинные очереди.
Видал, оберегая Валентину от толчков, пробирался через толпы подданных Теодора Гамбетты и чувствовал, как в душе нарастает возбуждение. Он непременно поймет, был ли прав, еще до того, как увидит отснятый материал. Поймет в то мгновение, как она встанет перед камерой.
Дверь закрылась, и они оказались в темноте. Валентина заморгала, пытаясь привыкнуть к полумраку маленького павильона.
– Доброе утро, мистер Ракоши.
– Доброе утро, Гаррис. Дайте мне поближе осмотреть эту площадку.
– Мы работали не покладая рук, с тех пор как вы отдали приказ, но три часа – слишком мало времени. Знай мы вчера вечером…
Но Видал уже не слушал. Переступая через змеившиеся по полу кабели, он направился к наскоро сооруженной площадке. Задник представлял собой нарисованный яркими красками интерьер средневекового замка. Перед ним стояли стол темного дуба и стул с высокой спинкой, украшенный искусной резьбой.
Валентина оставалась на месте, боясь пошевелиться. В павильоне было еще человек шестнадцать – операторы, осветители, электрики, рабочие. Никто не обращал на нее внимания. Взгляды присутствующих были неотрывно устремлены на напряженную гибкую фигуру Видала Ракоши.
– Я подумал, не усыпать ли соломой пол, – начал человек по имени Гаррис.
– Нет, – решительно отказался Видал. – Я хочу, чтобы, когда она направится к камере, юбки подметали каменные плиты и при этом громко шелестели. Не желаю никаких других звуков. Ни одного. Только шаги девушки, идущей вперед, пока она не окажется лицом к лицу с дядей и не посмотрит прямо в объектив.
– Будет сделано, мистер Ракоши.
Видал в последний раз оглядел площадку и обернулся к съемочной бригаде.
– Шевелитесь побыстрее. Попробуйте передвинуть юпитер влево.
Валентина молча стояла в тени, пока рабочие располагали по-новому осветительные приборы. Видал хотел снять в первой сцене пятнадцатилетнюю принцессу, вырванную из относительного уединения спокойной жизни, ожидавшую аудиенции у дяди – короля. Что чувствовала эта девочка, когда ей приказали стать женой человека, которого она никогда не видела? Мужчины, который не любил ее, но хотел жениться, чтобы укрепить свое положение на английском троне?
Видал не отходил от Валентины, прожигая ее тревожно-напряженным взглядом.
– Прежде всего мне нужны снимки левого и правого профиля. Потом вам необходимо встать в глубине площадки. По моей команде вы пойдете вперед – очень медленно. Помните, вам предстоит встреча с королем. Королем Франции. Пусть даже он ваш дядя, но обладает абсолютной властью, и ваша жизнь в его руках. Вы не имеете ни малейшего представления, с какой целью устроена ваша встреча. Я хочу почувствовать вашу нерешительность. Англичане желают видеть вас своей королевой, чтобы спасти хотя бы остатки былого величия и английские владения во Франции. Когда Карл XV объявляет вам о предстоящей свадьбе с Генрихом, вы оба прекрасно понимаете причины. Карл считает, что вы обретете влияние на мужа и сумеете использовать его на благо родной страны. Вы же, по его мнению, всего-навсего покорная, уступчивая и безропотная. Он, естественно, ожидает, что, даже выйдя замуж за Генриха, вы останетесь верны интересам Франции.
Видал стоял так близко к Валентине, что она невольно затрепетала и стиснула руки. Нужно забыть о собственном существовании и о Видале Ракоши, человеке, которого она любила. В этот миг остались только Маргарита Анжуйская и строгий режиссер. Так должно быть и впредь, если ей позволят жить и дышать на экране.
– Все готово, мистер Ракоши, – произнес кто-то. Видал поспешно обернулся. Казалось, он осунулся прямо на глазах.
– Спасибо, Гаррис. Валентина, встаньте рядом с креслом. Сначала просто сделаем снимки, а потом будем следовать сценарию.
Они ждали ее. Нужно забыть о невыносимой боли в сердце и превратиться в Маргариту Анжуйскую.
Валентина неуверенно шагнула вперед и остановилась, слегка опираясь о резную спинку кресла. Ее внимание на секунду привлекли рабочие, осветители и операторы. Она не знала, что окажется в нескольких шагах от них. Но представив, что перед ней сестра Доминика, девушка отрешилась от окружающего, и люди словно враз исчезли.
После того как было сделано несколько обязательных снимков, Валентина ушла вглубь площадки, где встала лицом к ослепительно-беспощадному сверканию юпитеров. Видал резко вдохнул, заметив, что ее экземпляра сценария нигде не видно, но тут она направилась к нему, и он понял, что все остальное не имеет значения. Увидев ее впервые, он испытал на себе магическое очарование этого прекрасного лица, и когда раздалось жужжание камер, застыл словно громом пораженный. Волшебство никуда не делось, а между ней и линзами камер, казалось, проскакивали электрические разряды.
– Иисусе, – благоговейно прошептал Гаррис. – Видал, эта дама явилась к нам прямо из другой эпохи.
Валентина остановилась на меловой отметке, перед камерой и несуществующим королем Франции.
– Мой повелитель, – вымолвила она, старательно приседая, и гортанные нотки низкого голоса заворожили съемочную площадку. – Вы хотели поговорить со мной?
Улыбка была неуловимой и нерешительной, улыбкой девушки, не знающей, что ей предстоит. Но тут она подняла голову, и взгляд оказался на удивление дерзким… взгляд женщины, с которой пока еще не пришло в голову считаться ни одному мужчине.
После этой сцены Видал, скрывая свое возбуждение, вкрадчиво предложил:
– А теперь речь королевы-воительницы, Валентина. Снимите венец и отойдите на два шага влево.
Девушка немедленно повиновалась, на несколько мгновений став спиной к нему и съемочной бригаде, а когда повернулась, больше уже не была молодой и беззащитной. Она превратилась в королеву разделенной гражданской войной страны и старалась бороться за сохранение трона для мужа и сына.
– Готово, – произнес кто-то издалека. – Раз, два, три. Мотор!
Валентина резко развернулась, так, что всколыхнулись юбки. Сейчас она стала олицетворением молний и пламени, и сам воздух, казалось, раскалился, когда она призывала войска отразить атаку приближающейся армии, которой было приказано взять ее в плен.
Наконец съемки завершились. Валентина стояла, растерянно оглядываясь на операторов и осветителей, но тут, к своему полнейшему изумлению, услышала дружные аплодисменты.
Видал устремился вперед и схватил ее за руки так крепко, что запястья едва не хрустнули.
– Вы были просто великолепны! Как только Гамбетта увидит материал, мы уже через несколько месяцев начнем съемки « Королевы – воительницы »! Гаррис дружески хлопнул ее по плечу:
– Вот это да! Просто глазам не верю. Не сомневайтесь, леди, вас ждет большое будущее!
Дон Саймонс, главный осветитель, зачарованно уставился на девушку. На его глазах творилась история Голливуда, и он был к ней причастен.
Остальные члены бригады сгрудились вокруг Валентины, выкрикивая поздравления.
– Пойдем, – нетерпеливо бросил Видал и потащил ее за собой. – Я хочу немедленно увезти вас со студии, пока не распространились слухи о появлении новой звезды.
– Куда мы идем?
Его прикосновение сжигало, и Валентина испуганно отпрянула.
– Отель «Беверли-Хиллз», – объяснил он, направляясь к костюмерной. – Даю вам две минуты на переодевание. Ясно?
– Да, – охнула девушка, убежденная, что он лично сорвет с нее костюм, если она не подчинится.
Костюмерша, нагруженная одеждой, едва не столкнулась с ними, но вовремя успела отскочить.
– Две минуты, – прорычал он, швыряя Валентине смятое фиолетовое платье.
