– Ясное дело, не будет, – я снова вздохнула и заговорила, все больше повышая тон. – Ира, у меня уже фантазии не хватает! И сил тоже! Вся наша жизнь строится вокруг Тохиных потребностей, большая часть которых – мнимые! Уже четыре дня у нас не дом, а какой-то кошачий санаторий-профилакторий! Все по режиму! Мы его кормим, поим, чешем, развлекаем, выводим на прогулки – в специальной кожаной упряжи, ты только представь! Все мужики с бультерьерами и ротвейлерами, а мой Колян с персидским котом на поводочке, вернее, на шлейке! А кота, между прочим, тоже не враз признаешь: на нем специальный наряд для прогулок, такой чехол-комбинезон из белого парашютного шелка с ручкой для переноски на спине, из- под капюшона только усатая морда видна. Бабки во дворе в обморок шлепаются при виде этого десанта, а другие коты разбегаются врассыпную! А когда они возвращаются с прогулки, я кошачье обмундирование стираю в специальном гипоаллергенном порошке с антистатиком, а Тоху, если промок, сушу феном! Лапы ему мою! Когти подстригаю! Задницу припудриваю! Ему все это жутко не нравится, мне тоже, а куда деваться? Режим расписан до мелочей! Колян по вечерам выходит выбивать Тохины пуховые подушки! А потом мы на троих распиваем валерианку, потому что нервы у всех ни к черту! Нет, поверь мне: так жить нельзя!
– Да, весело вам, – легкомысленно хмыкнула Ирка. – И отказаться, как я понимаю, нельзя?
– Было бы можно – давно бы отказались, – сокрушенно вздохнула я. – А так единственная возможность освободиться от кошачьего рабства – прикончить Тоху, но я же его люблю!
Ирка внезапно нажала на тормоз и порывисто обернулась ко мне. Глаза у нее заблестели:
– А давай, он умрет понарошку!
– Понарошку? – Я внимательно посмотрела на подругу. Она энергично кивала, плотоядно потирая ладони. – Понарошку… Хм… Знаешь, а ведь об этом стоит подумать!
– А чего думать-то? – удивилась Ирка. – По-моему, надо действовать! Значит так, берем кота, сажаем его в коробку и убиваем! В смысле, везем ко мне, а всем заинтересованным лицам говорим, что он умер! Ну же, решайся! Давай сделаем это прямо сейчас!
– Только не днем, – не согласилась я. – Лучше будет дождаться темноты, чтобы свидетелей было поменьше. По статистике, большая часть мокрых дел совершается под покровом ночи.
– Ладно, ночью так ночью, – кивнула Ирка, снова трогая машину с места. – Тогда давай пока заедем в «Камелию», я хочу посмотреть, какие у конкурентов цены на голландские розы в горшках.
В половине восьмого вечера, дождавшись, пока жильцы нашего и соседних домов торжественно встретят и проводят мусорную машину и с пустыми ведрами разбредутся по своим квартирам, Ирка по моему сигналу подогнала верный «жигуль» за угол рядом с моим подъездом и открыла заднюю дверцу. Не мешкая, я спустилась во двор, положила на заднее сиденье энергично шевелящуюся красную наволочку, села, бесшумно закрыла дверцу и заговорщицким шепотом скомандовала Ирке:
– Поехали.
– А почему кот в мешке? – спросила подруга, тихо выруливая на дорогу, уже свободную от пробок.
– В наволочке, – поправила я, бдительно оглядываясь. – Потому что коробка бросается в глаза. Да и нет у меня такой большой коробки.
– У меня тоже больше нет, – вспомнила Ирка. И хихикнула: – Бывшенький-то твой, когда меня встречает, смотрит с подозрением!
– Кстати, о подозрениях, – заметила я. – Давай-ка побыстрее! Мы условились, что Колян позвонит Быкову ровно в восемь. Надо бы, чтобы к этому сроку Тоха был надежно спрятан.
– К восьми успеем, – Ирка притопила педаль газа.
В девятнадцать пятьдесят две мы загнали машину во двор Иркиного особняка, закрыли ворота и в обстановке строжайшей секретности внесли упакованного в постельную принадлежность кота в дом.
В дальней комнате, в перспективе отведенной под детскую, мы выпустили Тоху на волю и посильно организовали его быт. Ирка выделила ему большую фотографическую кювету под туалет, фаянсовую бульонную чашку с отбитой ручкой для воды и одну-единственную облупившуюся эмалированную миску для основного блюда.
– Спартанские условия, – невольно вздохнула я, посочувствовав коту, успевшему привыкнуть к изысканной сервировке и пуховым перинкам.
Тоха, впрочем, на отсутствие фарфора и хрусталя нисколько не сетовал. Он тихо крался вдоль стен по периметру комнаты, всецело поглощенный изучением незнакомой территории.
– Пошли картошку чистить. – Ирка потянула меня за рукав.
Мы вышли из кошачьей комнаты, плотно прикрыли дверь и проследовали на кухню.
В 20.06 мне на сотовый позвонил захлебывающийся эмоциями Колян.
– Все, амба, – оживленно сообщил он. – Со святыми упокой!
– В смысле? – переспросила я.
– В смысле крякнулся кот! Я позвонил Быкову и сообщил о его безвременной кончине!
– И как Быков?
– Тоже, по-моему, едва не крякнулся! – веселился Колян. – Замолчал надолго, а потом и вовсе трубку повесил! Да ладно, я сейчас такси поймаю и приеду, все подробно расскажу, ждите!
– Ждем, – кивнула я. – Стой! Хлеба по дороге купи!
В половине девятого вечера Колян со скорбным выражением лица и согбенными от горя плечами вышел из наемного экипажа – с картинной скорбью несколько диссонировал залихватски торчащий из подмышки французский батон. Колян расплатился, отпустил тачку, медленно поднялся на Иркино крыльцо и заговорщицки подмигнул в «глазок».
– Заходи, – за рукав втащила его в дом Ирка. – Хлеба купил? Молодец! Рассказывай!
– За упокой души кота! – Колян вытащил из рукава и вручил мне бутылку шампанского, потом порылся в карманах, достал две банки икры. – И за наше освобождение!
– Рассказывай же! – нетерпеливо выкрикнула я, передавая припасы Ирке, сервирующей стол.
– А где наш усопший? – Колян огляделся.
– Склеп по коридору налево, – невозмутимо отозвалась Ирка.
– Зайду почтить память попозже, – кивнул Колян. – Значит, рассказываю. Ровно в восемь, как договаривались, я позвонил в «Авось», спросил Быкова и, захлебываясь слезами, сообщил ему, что мы потеряли кота.
– Как – потеряли? – вскинулась я. – В каком смысле? Надо было сказать, что он помер!
– Ну да, он помер, и именно в этом смысле мы его потеряли, – терпеливо кивнул Колян.
– А как он помер? – поинтересовалась Ирка, помешивая лопаточкой в глубокой сковородке.
– Это что там жарится? Картошечка? – принюхался Колян. – Очень хорошо, уважаю! А помер кот красиво! Со вкусом, можно сказать, помер! На мине подорвался!
Ирка выронила лопаточку.
– На какой мине? – шепотом спросила я.
– Я думаю, на немецкой, времен Второй мировой, – пожал плечами Колян. – На какой же еще? В наших широтах в это мирное время, слава богу, мины просто так на дорогах не валяются.
– Господи, Колюша! – Я подняла с пола лопаточку, ополоснула ее под струей горячей воды и без слов вручила застывшей у плиты Ирке. – Почему на мине? И где он ее нашел? Что за чушь!
– Ничего не чушь, – не согласился муж, протискиваясь мимо окаменевшей Ирки к мойке, чтобы вымыть руки перед едой. – Сама-то подумай, мне же нужно было не просто избавиться от кота, а сделать это таким образом, чтобы от него ничего не осталось, иначе, глядишь, от нас потребовали бы предъявить тело. Да что там, эти придурочные котолюбы из «Авось» могли и вовсе пышные похороны коту закатить, с них станется! Представляешь – с венками, с оркестром, с катафалком в цветах и лентах!
– Ага, с мраморным бюстом кота на могилке, – ожила Ирка. – С наемными плакальщицами!
– Точно, – благодарно кивнул ей Колян, возвращаясь за стол. – Вот мороки-то было бы! А так – все шито-крыто! Теперь рассказываю, как все произошло. Вышли мы нынче с нашим котиком, как обычно, после тихого часа перед полдником погулять по полям для аппетита, а тут откуда ни возьмись кошечка – хорошенькая такая, беленькая… Ну, Тоха, конечно, барышню увидел, кровь горячая персидская в нем взыграла, он из шлейки выпутался и побежал за прелестницей куда-то в камыши. – Колян вошел в роль и
