– Бежим!
– Я ничего не вижу!
– Шевели ногами! Беги! Я здесь! Я тебя держу!
Один взрыв за другим бросают нам вслед осколки стекол и черепицы, извергают пламя, которое внезапно накрывается прожорливо рычащей лавиной.
Падаем за какую-то липу.
– Дай взглянуть!
Я стал разматывать рубашку. Жюли вскрикнула от боли.
– Осторожно!
Брови отошли вместе с тряпкой.
– О! Господи!
Она прячет глаза. Почерневшие от огня руки. Вздувшиеся волдырями запястья.
– Убери руки, Жюли, дай взглянуть!
Она с трудом убирает ладони. Волосы, брови, ресницы!
– Попробуй открыть глаза!
Титаническое усилие! Она пытается. Оплывшие веки. Все лицо, поднятое к солнцу, дрожит, разрисованное ожогами. Я загораживаю солнце. Тень моего лица ложится на ее обожженную кожу.
– Не могу!
Новый взрыв. Дождь черепицы поливает крону липы. Рушится остов. Сноп искр.
– Кто это сделал?
Вдруг – слезы. Слезы ярости из-под зажмуренных век. Она отрывает глаза. Отталкивает меня. Вскакивает на ноги. Смотрит на дом. Во все глаза.
– Кто им это сделал?
– Ложись сейчас же!
Дождь черепицы. Я прижимаю ее к стволу дерева. Но она глаз не может отвести от дома.
– Методично. Комната за комнатой. Подрывная система!
39
Она повторила это слово в слово старшему сержанту, начальнику местной жандармерии:
– Методично. Комната за комнатой.
И прибавила:
– Должно быть, я запустила подрывную систему, когда вошла в кабинет.
Козырек полицейской фуражки держит курс прямо на место катастрофы.
– Вы кого-нибудь увидели там, в кабинете?
– Нет, не думаю. Все произошло так быстро! С первым взрывом пошла цепная реакция.
– Откуда вы прибыли?
– Из Роша, за усадьбой Реву.
– Пешком?
– Пешком. У нас угнали наш грузовик.
– Какой грузовик?
– Грузовик, взятый напрокат. Мы должны были перевезти пленку.
– С согласия владельца?
– Да. Господин Бернарден в завещании назначил меня наследницей фондов его фильмотеки.
– Акт наследования оформлен?
– Да. У меня был факс, в кабине грузовика. Господин Бернарден должен был передать мне оригинал вместе с пленками.
– А этот господин?
– Это мой друг. Он меня сопровождает. Он вытащил меня из этого дома.
– Вы подтверждаете?
– В точности.
Вопросы без задней мысли. Обычная процедура ровным тоном. Голос? Затянут в униформу. Едва различишь тембр. Остальные жандармы в это время рыщут вокруг, фотографируют, пожарные переводят запасы воды региона на этот дымящийся кратер.
– А вот и врач.
Белокурый доктор склоняется над лицом моей Жюли и заявляет, что все не так страшно.
– Больше испугало, чем повредило.
Мазь, марля, повязки. Мою Жюли мумифицируют.
– Не больно?
– Ничего.
– Вы, наверное, испугались за свои глаза.
– Немного. Бенжамен сразу накинул мне на голову свою рубашку.
– Правильная реакция. Вытяните руки. Больше всего обгорели запястья… защищаясь, вы, должно быть, закрыли лицо ладонями, скрестив руки…
Вся округа собирается в Лоссанскую долину. В том числе и приятели Жюли: сперва привлеченные пожаром, они вдруг обнаруживают здесь Жюли, стоящую рядом с нарочным. Они взволнованы, но правила не нарушают: с Жюльеттой – никакого бурного проявления эмоций.
Ш а п е
M а з е. Что ни оденешь, все к лицу.
Ж ю л и
Рукопожатия. Крепкие. Физиономии у них тоже неплохо проработаны зубилом долгих зим.
Ш а п е
Ж ю л и. Не думаю. Я никого не заметила.
M а з е. С другой стороны – своя польза. Всякий раз, как парижане добираются досюда, нам потом лет на тридцать разговоров хватает.
Несмотря на обстоятельства, Жюли вздрагивает под своими ватно-марлевыми повязками – смеется.
В р а ч. Не шевелитесь.
Ж а н д а р м. Вы знакомы?
Ш а п е. С самого детства. Это Жюльетта. Ты же не станешь ее мучить?
Ж а н д а р м. Априори – нет.
Шапе и Мазе обмениваются взглядом, который посылает на фиг все эти «заранее» и «потом». И «тем более» отправляется туда же. Нужно понимать, что Жюльетта – посланница святых сил, и жандармерии крупно бы повезло, будь они с ней поласковей.
Ш а п е. Если что нужно, Жюльетта…
М а з е. Мы всегда рядом.
И оба отправляются поздороваться с пожарными, деловито копошащимися вокруг дымящихся развалин.
– Ну вот, – говорит врач, завязывая последний бинт. – Когда начнутся боли, принимайте это, по две таблетки через каждые три часа, и это.
Врач удаляется. Налетает северный ветер, поднимая фонтаны искр. Сержанта пробирает мелкая дрожь под его синей рубашкой.
– Вы здешний? – спрашивает Жюли. Тот позволяет себе улыбнуться:
– Ни я, ни мои люди. Таков у нас порядок в жандармерии. Иначе было бы просто невозможно работать. Нет, я эльзасец.
Наконец рушится и амбар. Во все стороны разлетаются кресла.
– Это была их фильмотека, – объясняет Жюли.
– Вы кого-нибудь подозреваете? – спрашивает старший сержант. – То есть я хочу сказать… Кто мог так на них обозлиться?
Жюли на секунду задумалась.